— Мы отвлеклись от основной темы, — напомнил Великий князь.

— Да-да, конечно! Так вот. Значит, ежели сделать карман, или убрать хотя бы одно бронестекло…

— А зачем? — государя, кажется, сильно заинтересовало.

— Так это ж монголы! У них пение-то на их механических лошадок заточено. А там сидишь сверху… Вот и выходит, что надо снаружи находиться или хотя бы большую дыру иметь. Я ведь, пока второго пилота не подобрал, без бронестёкол на шагоходе-то бегал.

— И на сколько твоё пение ускоряет машину? — с недоверчивой усмешкой уточнил император.

— Как сказать… На пятую часть примерно, Ваше Императорское Величество. Может, оно и похлеще можно было бы — да ить не очень я способный монгольский певец. Разве что рявкнуть, чтоб у комарей носики поотваливались…

— То есть, ты хочешь сказать, — Великий князь недоверчиво вытянулся лицом, — что ежли тебя верхом на ТПГ «Змей» посадить с твоим пением, то «Змей» не семьдесят, а все девяносто километров в час выдавать будет?

Я зябко пожал плечами. А ну как не выйдет со «Змеем»?

— Должон бы выдать, Ваш высочство. Ток ведь гусеничный он, а у «Саранчи», равно как и у монгольских механических лошадок — ноги. Мы ведь как на соревнованиях-то «Алёшу» обскакали? Сначала фон Ярроу, это мой пилот, без меня выступал — и продул Ставру Черниговскому, которого генерал-губернатор Витгенштейн супротив нас выставил. А когда я в дополнительном испытании в карман залез да петь начал, «Алёша Попович», который Ставру Годинычу выдали, даже поворачиваться за нами не успевал, — я помолчал и для очистки совести прибавил: — Хотя, думаю, будь он на своём «Пересвете», выцелил бы нас всё равно, как пить дать.

— А почему ты решил, что этот твой Ставр на «Пересвете» служит?

— Так ить снайпер он! По повадкам видно! Одиночными стрелять привык, а не жать на всю гашетку. Такого на другую машину садить — ценные кадры тратить!

— Ты глянь, и по кадрам он у нас специалист! — усмехнулся Великий князь. — Так что там про пение-то?

— А про пение, Ваш высочство, я уж докладывал! Мы когда на том испытании ускорились, нас ить чуть не заарестовали же, да вместе с Иваном Кириллычем! Разведка сходу измену заподозрила, артефакт тайный хотели искать.

— Про очередную попытку арестовать Ивана слышал, — усмехнулся император. — Анекдот ходячий… Нашли артефакт-то?

— Никак нет, Ваше Величество. Как его найдёшь-то, когда нету его? Хоть за следующий месяц техники генерал-губернатора кажну деталь в «Саранче» разве что не облизали.

Император слегка нахмурился и сказал чуть в сторону:

— А пригласите-ка князя Витгенштейна.

— Старшего? — негромко спросила пустота.

— Ну, младший нас пока не особо интересует, — император обернулся ко мне и отечески поинтересовался: — А что же, Илья, всем ли ты доволен? Как учёба продвигается?

Как я от неожиданности не подавился — не знаю.

— Всемерно доволен, Ваше Императорское Величество! Я ведь даже помыслить о таком не мог!

— А вот это ты зря, — пожурил меня Андрей Фёдорович. — Коли есть способность Родине служить, бо́льших высот добиваясь — надо выше и смотреть. И трудностей не бояться. Иные только-только с первыми тяготами столкнутся — и всё, сложили лапки: дескать — потолок! Сим бы образом мы рассуждали — в жисть бы своих алмазных приисков не нашли. Так бы и ходили на поклон к индусам, как те же германцы или франки. Верно, брат?

— Истинно! — поддержал его Кирилл Фёдорович.

— Так Коршуновы всегда! — я вскочил. — За Отечество! Голову и живот сложить готовы!

— Ты сядь, сядь, — велел император. — Читал я и о подвигах отца твоего, и о том, что весь род служил беспорочно. Давайте-ка, братцы, за славу русского оружия!

Легонько хлопнуло, и из воздуха материализовалась открытая бутылка шампанского, бокалы у меня, императора и Великого князя пополнились. Кажется, Фёдоровичи немного развлекались, ведя со мной дружескую беседу. По крайней мере, когда император потянулся и чокнулся со мной, нечто эдакое у него в глазах мелькнуло.

— За славу русского оружия! — поддержали мы с Великим князем.

Выпили, понятное дело. Именно в этот момент дверь отворилась и вошёл князь Витгенштейн. А мы на троих пьём.

МЫ С ВИТГЕНШТЕЙНОМ ПОТЕЕМ

Император поставил опустевший бокал на стол и кивнул генерал-губернатору на пустое кресло:

— Присаживайтесь, Пётр Христианович, да напомните нам: у «Пересвета» дополнительный боезапас находится?..

— В специальном коробе на спине, Ваше Величество.

— В специальном ко-о-оробе, — задумчиво протянул император. — Замечательно. А лучший пилот? Не Ставр ли Годинович Черниговский?

— Э-э-э… поражён Вашей осведомлённостью, но именно так! Капитан Черниговский — лучший!

— Пётр Христианович, вопрос, пусть и опосредованно, стоит о защите русской государственной чести. Ставра вызвать, где бы он ни был. И за неделю чтоб с Коршуном… тьфу, с Коршуновым!.. чтоб отработали боевые действия в паре как команда-ураган!

— Будет исполнено, Ваше Императорское Величество!

— М-гм… А ещё, скажите-ка, Пётр Христианович, как там обстоят дела по обеспечению ускорителями парка наших имперских шагоходов?

Витгенштейн покосился в мою сторону и слегка вспотел:

— Так ведь… Пока что…

— Не обнаружено артефакта, так ведь? — ласково спросил император.

— Так точно, — несчастно ответил генерал-губернатор.

— А что же насчёт пения?

— Э-э-э… того монгольского пения? — осторожно уточнил Витгенштейн.

— Того, того…

Мне аж, честно говоря, неловко стало. Мало того, что генерал-губернатор — это хрен с ним! — так ведь отец друга вроде как по моей вине в этакий конфуз введён. Однако император был настроен прояснить вопрос до конца.

— Видите ли, Ваше Величество, — Витгенштейн всё-таки достал из кармана платок и промокнул лоб. — Овладение сей наукой представило изрядную сложность для русских офицеров…

— М-гм… А как же Коршунов? — все трое обратились ко мне, чувствую — теперь и я потею. — Что скажешь, Илья? Сложна наука? Сиди!

— Преизрядно сложна, Ваше Величество! — сидя вытянувшись с струнку, ответил я.

— И как же ты её превзошёл? — хитро спросил император.

— Должно, настырный я. Однако ж, честно скажу, наставник мой куда ловчее меня пел.

— Полагать надо, он и учился той премудрости сызмальства, — задумчиво потёр подбородок Великий князь. — А что, Пётр Христианович, не было ли мысли привлечь к сему эксперименту служащих их числа туземных народностей Алтая и прочих прилегающих к Монголии местностей? Слыхал я, и там тоже столь диковинно петь способны.

— Никак нет, — генерал-губернатор немного успокоился. — Как вам должно быть известно, лица из кочевых народностей призыву в армию не подлежат.

— Экие вы прямолинейные, господа! — поморщился император. — Призыв — одно, а служба… Скажи-ка, Илья, доводилось тебе сталкиваться с казаками из иноплеменников?

— Так точно, Ваше Величество! В Забайкалье из числа бурят изрядно служат.

— И что, каковы они бойцы?

— Добрые бойцы, не хужее русских.

— Вот вам и выход, Пётр Христианович!

— Так ведь буряты сколько лет уж под русской рукой! — всплеснул Пётр Христианович. — Язык знают хорошо, грамоте учены!

— Так за чем же дело стало? Отобрать способных к пению и не обделённых даром подростков лет двенадцати. Положить воинское содержание. Определить… скажем, в отдельное училище. Растолковать, что по окончании обучения попадут они на службу и как служащие маги получат дворянство. За три года они и по-русски прекрасно выучатся, и грамоте с арифметикой, да и прочим наукам хоть в малой степени…

— Известно же, — скептически покачал головой Великий князь, — не склонны сии народности к оседлости. Вопреки указу об общем образовании, всячески от оного уклоняются. Даже и переписи стараются избегать. Разве что, откупные семьям положить? Тогда есть надежда.

— Значит, назначить откуп! — прихлопнул по столу император. — Медлить некуда. Информация о казаке на «Саранче», который в бою поёт, давно во все стороны поползла. Рано или поздно кто-то ушлый два плюс два сложит. И наша здесь задача — прочих опередить. Пётр Христианович, тебе персонально поручаю. А расположить учебный корпус при Магическом Университете, лучше чем там нигде защиты нет.