Заодно и тему подарков обсудили.

Чем князей удивить можно? Да и надо ли удивлять?

Обсуждали мы эту тему за ужином, и чего только не перебрали, а тут Марта и скажи:

— Я слышала, когда русский посол прибыл с визитом, чтоб получить предварительное согласие на брак Великой княжны с принцем Леопольдом, матери Леопольда преподнесли в дар соболью шубу.

— Шубу? — хором удивлённо переспросили маман с Серафимой.

Да уж, в Сибири сложно кого-то шубой удивить, даже и собольей. Впрочем, у нас и крестьяне живут — не бедствуют, мясо едят вдосталь, а не как Денис рассказывал, картоха да жито месяцами.

— Я тоже слышал, — согласился Хаген. — И восторги по поводу густоты и качества меха. Даже выражение есть, «мягкое золото».

— Можно и шубы, — согласился батя. — И именно что собольи, не песцовые! Чтоб каждая из тех княжон не постеснялась в них на царский приём поехать.

— А пуговки нефритовые поставить, — прикинула маман. — Не брильянты, конечно, но накопители как бы не получше. Только подождём уж, Ильюшенька. Молодёжь-то, она, может, одного хочет, а как их старшие решат? А ну как у них там, наверху, все списки заранее утверждены? А мы тут шуб закажем нашему мастеру! Вот как будет приглашение… Как ты считаешь?

— Считаю, что тоже верно, матушка. Как приглашение будет — так и о подарке можно думать. А телегу вперёд лошади смысла нету ставить.

На том и сошлись.

Следующая неделя была ещё спокойнее и размереннее предыдущей, и я начал радоваться, что наконец-то учёба моя устаканилась! Эта неделя катилась спокойно до самого четверга. Аж до ужина…

У столовой меня догнал Иван, отделившийся от развесёлой компании своих одногруппников:

— Илюха!

— Здоро́во!

— Слыхал, братец, Московский театр оперетты приехал с гастролями. Мы с ребятами собираемся.

— А невест своих куда подевали?

— Они сегодня не могут. У мороженщиц* сегодня специальное дополнительное занятие.

*Это он так трёх магичек холода любя навеличил.

— Ага. Ну, ясно-понятно с вами! Нянек с хвоста скинули и решили себе мальчишник организовать?

— Да ладно! Мы по культурной программе. Сегодня «Летучую мышь» дают. Не желаешь образование пополнить?

— Знаю я ваших летучих мышей! — усмехнулся я. — Нальётесь шампанским да по певичкам поволочётесь. Честно уж скажи, что тебе нужен кто-то трезвый, чтоб тебя домой тащить.

— Ничего от тебя не скроешь! — захохотал Соколов. — Так что? Идём? — он слегка толкнул меня в плечо. — Да идём же! Места уж забронированы!

— Скажи-ка, раз они с гастролями поехали — так, верно, сразу отсюда назад не развернутся?

— Скорее всего. Говорят, до самого Дальнего Востока поездка запланирована.

— Ну, так я в Иркутске с семьёй и посмотрю, как на той неделе домой поеду.

— Вот ты бирюк! А контрамарки?

— Дениске вон отдай, — мы почти дошли до стола, за которым скромно сидел бывший польский подданный. Я упорно продолжал обедать с ним. Великий князь в последнее время чаще усаживался с невестой, а с нами — в основном когда хотел подбить меня на участие в очередной своей авантюре. В этом, впрочем, была своя польза: он почти отучил Дениса впадать в ступор в своём присутствии.

Мы уселись, пожелав Денису приятного аппетита. Иван не оставлял надежды меня уговорить.

— Да ты послушай… Какие там… — он покрутил в воздухе пальцами, — голоса!

— Наслышан про голо-систых примадонн, — вернул я Великому князю его же шуточку. — Увольте-с.

— Нет, постой… — Соколов вынул из нагрудного кармана пригласительные и с ними конверт. — Ох ты ж! Чуть не забыл! На-ка! Я у коменданта о тебе справлялся, так он просил передать, из свежей корреспонденции.

Письмо было от Серафимы. Очень скупо подписанное, без всяких там сердечек и цветочков, которые она обычно пририсовывает. И тоненькое, словно внутрь забыли вложить бумагу.

Сердце кольнуло.

Уж не случилось ли чего дурного?

Я торопливо вскрыл конверт и увидел внутри крошечный листочек, больше подошедший бы для закладки. И две строчки:

'Я всё знаю. Я не желаю вас больше видеть.

P . S . Кольцо вышлю по почте'

РЫВОК

В этот момент я перестал слышать, что происходит вокруг. Мир сузился до этих двух строк. Поднялся из-за стола, едва не столкнув подскочившего полового.

— Ты куда?.. — растерянно спросил Иван.

— Мне нужно домой. Срочно.

Вышел в коридор, как в беспамятстве. Остановился, словно пьяный до очумения.

— Илья! Да что случилось⁈ — а… это Соколов меня за плечо трясёт.

Молча сунул ему листок. Тот пробежал глазами. Вернул. Исчез куда-то. Очень быстро возвратился.

— Пошли!

Мы спустились на первый этаж. В голове у меня всё ещё гудело.

— И куда идём?

— В приёмную ректора. Я бы и один быстрее сбегал, да боюсь, братец, что ты без меня начудишь чего-нибудь. Давай-давай!

В ректорской он оставил меня у секретаря, велев поднимать панику при моей малейшей попытке покинуть кабинет, а сам вошёл в начальству.

Спустя буквально минуту он торопливо вышел из кабинета и подхватил меня под локоть:

— А теперь бегом!

— Куда бежим?

— На въезде ждёт машина, а в порту — курьерский дирижабль. Ты хотел домой? Мы туда едем.

Дорогу помню плохо. Только в лифте подъёмника в себя начал немного приходить. Иван ехал рядом, разговаривал с каким-то штабс-капитаном. Уже переходя на борт дирижабля услыхал:

— … и телеграфируйте, что в Иркутском порту меня должен ожидать скоростной транспорт, способный принять двух пассажиров.

Тоже хорошо. Ждать-черепашиться не будем. Меня, однако же, продолжала душить холодная ярость. Я сел на указанное место и уставился в окно, полагая себя не в силах сдерживаться в должной мере и не желая оскорбить выплеснувшимися чувствами никого из присутствующих.

«Что? Что такого могло случиться? — я смотрел на своё отражение в стекле иллюминатора и молча у него же и спрашивал: — Какая тварь и какую гадость ей про меня напела⁈»

Долетели на курьерском феерически быстро, за три с половиной часа. Прыгнули в автомобиль с военными номерами, понеслись в Карлук.

— Ожидать! — велел Великий князь и поспешил за мной к воротам.

В сенях столкнулся с отцом и наступающим ему на пятки Хагеном. Следом мать выбежала, с лица спавшая, Марта, хорошо хоть, нянька с ребёнком на руках навстречу не кинулась.

— Серафима где?

Заголосили сразу все.

— Цыть! — прикрикнул батя. — Я говорить буду. Пошли!

Мы прошли до нижней гостиной, я сел на диван, на самый край, нервно покачиваясь, в каждый момент готовый броситься… Только куда бросаться вот — предстояло выяснить.

— Третьего дня, получается… — все домашние дружно переглянулись и кивнули, — пришёл посыльный. Сказался, что Коршуновой Серафиме Александровне личный пакет.

— Кто таков? Выяснили?

— Да обычный посыльный! С городского почтамта, письмо из Новосибирска выслали с уведомлением о вручении. Вот, из почтовой конторы прислали нарочного, Серафима сама и выходила, расписывалась, что лично в руки получила.

— Ну?

— Ну так ну! Ушла она с энтим письмом, мы ещё удивились, что только ей, лично, да конверт такой пухлый — а нам, значицца, ничего. Думали, расскажет. А она — нет. Часа два не выходила из комнат, потом вызвала Хагена, попросила письмо на городской почтамт отвезти, отправить, срочное.

Я хмуро глянул на Хагена:

— И ты ничего странного не заметил?

Он неловко пожал плечами:

— Голос мне показался немного простуженным, но я тогда не придал этому значения.

— Голос… И только? Как она выглядела хоть?

Хаген ещё сильнее нахмурился.

— Я не знаю.

— В смысле? Ты ж письмо у неё забирал?

— Я… не считаю возможным рассматривать чужую жену в отсутствии её мужа. Кроме того, я уже неоднократно отвозил в город письма по просьбе фрау Серафимы, и никогда не случалось ничего… странного.