— А поточнее бы, Александр, к чему ты клонишь?

— Часть нашей группы, — он быстро оглянулся на притихших соратников, — считает, что гораздо эффективнее было бы использовать не саблю, а клевец. Слыхали о таком?

— Как не слыхать! У деда на стене висит среди старинного оружия, память предков.

— Вот! — он едва не подпрыгнул. — Предки-то, этак поглядеть, тоже не лыком шиты были! И бронепробитие у этого оружия очень сильно выше, и вес меньше… — и пошёл, и пошёл! Минут пять мы слушали, почему клевец будет предпочтительнее.

— Погоди, Саша, — перебил я его. — В теории всё звучит — лучше некуда. А нам надо на практике испробовать. Может, такие варианты уж были, да чем-нибудь они неудобны?

— Н-да, — нехотя согласился он. — Пока не попробуешь — не поймёшь.

— Верно. Вот и вперёд! Мы ж маго-научное общество? Пока есть возможность — давайте пробовать. Уж будь уверен, ежели он так сильно стандартной сабли лучше, так и поставим клевец! А ежели ты ещё что на ентот клевец сможешь накрутить, чтоб он пробивал броню лучше, так и вообще! Это ж ух будет, а не «Саранча»! А там, глядишь, и проект ваш на рассмотрение комиссии по вооружению представите. Клевец-то есть?

— Первый, опытный вариант.

— Вот давайте, его и ставим. Да можно на полигон пронестись, проверить сразу, как динамика машины изменится.

Так мы и валандались, почитай что каждый вечер. Между делом я попросил Семёныча разузнать для меня расписание отправляющихся или проходящих на восток дирижаблей. Всё выходило очень долго. Обычные транспортники, подходящие по времени отправления, тащились как черепахи, так что двух с половиной суток не хватило бы даже чтобы обернуться туда-обратно. Пассажирские, новейшей модели, шли чуть не вдвое быстрее, и обратно имелся вполне подходящий рейс — ежли в Иркутске в воскресенье в десять утра сесть, как раз к началу учёбы в понедельник я б успел. Только отправлялся он из Новосибирска в субботу, также в десять. Челночил, одним словом — туда-сюда. Вариант прилететь, домчаться до дома (пока три часа идёт обслуживание аппарата), второпях обнять родных и тут же назад как-то меня не устраивал.

СГОНЯТЬ ДО ДОМА

Я уж хотел последний учебный день недели прогулять, улететь с утра, но Степаныч узнал через знакомых, что в пятницу вечером через Новосибирск будет проходить скорый лёгкий почтовый спец-борт. Пассажиров обычным порядком они не брали, но у коменданта везде были свои люди, так что место мне обеспечили!

Так что, наказав Хагену в оба глаза следить за изобретателями (и паче того за техниками), чтоб не свинтили чего, я отправился почтовым дирижаблем в Иркутск.

Подозреваю, что на аппаратике стоял усиленный магический контур, потому как отправившись в полночь, долетели мы за ночь, и ранним утром субботы я вышел на бетонку Иркутского воздушного порта. Двадцать восемь часов в запасе!

Поймал попутку, домчал до Якутской, там на пролётку — и ласточкой до дома. Через час с небольшим на пороге уже стоял.

Ох, мои увидели — захлопотали, забегали! Как год меня не видали. Да и я сам… Растрогался, чуть не до слёз. Кого первого обнимать — хоть всех разом! А уж какая ажитация с ними произошла, когда я фотографию с императором достал, да в рамочке. Батя не поверил сперва:

— Да ты шутишь, что ль, Илюшка? Это что же, слыхал я, как к фотокарточкам другие изображения пристраивают, так не грех ли над государем шутить?

— Шутить? А это видел? — и я достал из чемоданчика письмо. — Лично государя императора дарственная надпись и печать! А! А вот это⁈ — вдогон пошли газеты с историей про инкских некро-модификантов и общей фоткой, на которой, ахая, матушка сразу признала меня, а потом уж и державного Андрея Фёдоровича.

Дальше — как я и предсказывал:

— В гостиную, на парадное место повешу! — заявил батя с горящими глазами. — И письмо в рамку! Мать, никому чтоб не давала трогать, замуслят всё!

— Конечно-конечно! — матушка заметалась, как курица над цыплятами. — Ахти! Отец! Дело-то какое! Езжай за ребятами да кумовьёв позови, а мы столы начнём готовить!

В общем, батя поехал в город, маманя с Мартой в кухню побежали, а Серафима пока дитё кормила. Потом она его няне отдала, а меня этак за портупею пальчиком прихватила:

— Пойдём-ка, милый друг, поговорим приватно, — и дверь на крючок.

И в койку!

Не могу сказать, что я против таких… кхм… разговоров.

В общем, воспользовались мы наглым образом общей сумятицей. «Поговорили». Зато настроение стало куда как умиротворённее.

Примчавшимся сёстрам-зятьям всем раздал по газетке. Родни всякой ближней-дальней набился полный дом. Каждый имел возможность полюбоваться на фотографию — «Ты глянь! Государь-то как живой! А Илюха-то наш — орёл!» — и на императорское письмо, которому батя успел в городе прикупить рамочку со стеклом.

За столами сидели, конечно, пили-ели-пели да плясали. Так день и пролетел кувырком. Зато выкроил момент да оттеснил зятька Афоню в уголок и говорю:

— Ты, братец, как хочешь, а организуй мне возможность дома бывать. Иначе у меня там уж ум за разум заходит!

Крепко он задумался.

— Ну, Илюх… Каждую неделю не обещаю, но раза два в месяц, поди, смогу устроить. В понедельник в конторе сяду, попробую маршруты скорректировать.

— Ты уж постарайся.

А под самый, так сказать, занавес отвёл я батю в сторону моего будущего дома, которому как раз фундамент выводить закончили, и достал из планшетки указ императорский.

Пока батя читал, да завитушки всякие да украшения на указе рассматривал, кажись даже протрезвел.

— Ты это, сына, — голос батин дрогнул, — ты, молодец! Дай тебя обниму! Это ж! Я о таком только в книжках про рыцарей читал, а тут сына сподобился! Личный, — он воздел палец к небу, — личный приказ государя надёжи-императора на личную милость для Ильюшки Коршунова! А! А кто Ильюшку воспитал? Я! Вот и не зря жизнь прожил!

Чего-то отец вообще отвернулся, глаза утирает. Я приобнял его:

— Папань, ты в особую ажитацию не впадай. И уж извини, этот указ я тебе отдать на хранение не могу — его ж, поди, в документы личные сложить надо. Я вам вечером с матушкой да Симой покажу ещё раз, только для своих. Но распространяться не надо. Хорошо?

Батя подсобрался, смахнул слезу и кивнул.

— Ну и ладненько.

Посидели, в общем, задушевно. Я, правда, выпивал весьма умеренно, поскольку имел нацеленность ночью ещё рас с супругой «побеседовать». А может, и не один. А то ишь, много воли взяла! Надо наказать её пару раз…

Назад отправился тем самым десятичасовым Новосибирским, и на учёбу умудрился не опоздать.

ПОЛЁТЫ

Сразу скажу вам, что усилиями Афони график движения дирижаблей был скорректирован таким образом, что раз в две недели в пятницу через Новосибирский воздушный порт проходил один из бортов, направляющийся на восток.

По пятницам университет учился в щадящем режиме — три пары, завершавшиеся около половины третьего. Обычно с обеденного перерыва я приходил уже с дорожным чемоданчиком, сразу после лекции брал ноги в руки и мчался до КПП (или, как его цивильно называло большинство студентов, «домика привратников»), где меня уже поджидало вызванное к этому времени такси. Вот хорошо, что в Новосибирске таксомоторная фирма появилась, иначе трясся бы я на конке втрое дольше!

Меньше чем за час добирался до грузового воздушного порта и в половине четвёртого отбывал на Иркутск. Шли на небольшом форсаже, к девяти утра уже выгружались в Иркутске — а там меня уж батя на «Победе» ждал.

И до двух часов дня воскресенья — гуляю! Пусть всего чуть больше суток мои, но за этот короткий отпуск я успевал и с родными наговориться, и с малым поиграть, и даже иной раз в гости с семьёй прокатиться или в театры-филармонии. И, конечно же, длинную сладкую ночь с любимой провести.

Не спал почти в эти сутки, зато на обратном пути в дирижбанделе практически всё время полёта дрых, как отрубленный.