— Нет! — яростно качаю в отрицании головой, по страшно тёмному взгляду мужчины определив, что крутится у него на языке — приставал ли отчим ко мне. — Он только бил, слава Богу!

Денис расслабляется. Черты лица разглаживаются, а взгляд становится чуть светлее.

— Я перестала приезжать домой. Можно сказать, несколько лет, пока училась, практически не общалась с ними. Редкие звонки заканчивались матами и руганью. Так что со временем наше общение сошло на нет.

Глубоко вздыхаю.

— Когда окончила учёбу, переехала в этот город. Стала работать, собиралась поступать на вышку. И тут… как снег на голову. Мать убила отчима, — голос садится.

Пальцы Дениса вдавливаются в тело на моей талии, словно он пытается сжать их в кулак.

— Меня соседи нашли. Позвонили и сообщили обо всем.

— И ты вернулась, — мрачно звучит со стороны Дениса даже не вопрос.

— Само собой, — киваю. — Вернулась. Мать в сизо, а Женька в каком-то реабилитационном детском центре. Стала выяснять, как мать с отчимом до такого докатились. От соседей и друзей Женьки много чего нового узнала, — грустно хмыкаю, тряхнув головой.

До сих пор волосы дыбом встают, когда вспоминаю их рассказы.

— Насколько плохо по десятибалльной шкале? — ровным тоном интересуется Денис, заправляя мне за ухо прядь волос, скрывающую моё лицо.

— Двадцать из десяти, — мрачно. — Оказалось, что отчим после моего ухода совсем с катушек слетел. Порол брата до такой степени, что Женька по несколько дней в постели валялся, потому что не было сил встать. Это мне уже друзья его рассказали. Остальные, даже соседи, оказывается, не в курсе всего этого были, так же как и в школе. Же… Женька… — голос ломается.

Слишком больно говорить всё это вслух. Даже Машке я говорила лишь то, что брата просто сильно пороли. Не уточняя, чем именно и до какого состояния.

— Я когда с ним встретилась, не узнала даже. Не внешность, а то… в кого он превратился.

— Озлобился?

— Ещё как. Я разговаривала с психологом из этого ребцентра. Так она сказала, что у него психика напрочь сломана. Посоветовала увезти его оттуда и найти ему хорошего профессионала.

Потерев висок, в котором стала зарождаться тупая боль, продолжила.

— Я начала оформлять документы на опеку. Слава Богу, в ней работали очень хорошие женщины. Помогли мне со всем, не затягивая этот процесс. Я забрала Женю и вернулась сюда. Устроила его в школу, надеясь, что их психолог поможет. Но не получилось. Он дрался там чуть ли не каждый день. Именно поэтому мне и нужно было много денег, чтобы водить его к частному.

— Он так и ходит к нему?

— Конечно. Сейчас, правда, пока в лагере, у него перерыв. Но вернётся и снова начнёт ходить.

— Есть хоть какой-то результат?

— Да. Я и сама его вижу, — опять тру висок, морщась от боли. — Он стал спокойнее. Со мной стал разговаривать, что-то рассказывать и… — язык начинает заплетаться, настолько мне становится нехорошо.

— Голова болит? — перебивает обеспокоенно Денис.

— Ужасно, — шёпотом признаюсь я, криво улыбаясь.

— Ну, основное ты мне рассказала. Остальное уже неважно. Сиди, я сейчас, — встав с дивана, он усаживает меня на него и идёт в сторону выхода. — Таблетки принесу от головной боли.

Откинувшись на спинку, в изнеможении закрываю глаза.

Я выжата, кажется, до самой последней капли.

Внутри какая-то странная пустота. Словно из меня все внутренности вынули, оставив выжженную до последнего растения пустыню.

Денис возвращается быстро, держа в одной руке стакан с таблеткой, а во второй — плед.

Убедившись, что я проглотила таблетку, укладывает меня головой на подушку, лежащую в углу дивана. Укрывает пледом и начинает нежно гладить по лбу и виску.

Глаза начинают невольно закрываться.

— Только не уходи… — бормочу уже в полусне.

— Ни за что… — последнее, что я слышу тихим далёким шепотом, прежде чем полностью отключаюсь.

МЕСЯЦ СПУСТЯ

— Ты во сколько завтра собираешься ехать за братом? — лениво спрашивает Денис, не открывая глаз.

Я сижу на диване в гостиной.

На моих коленях лежит голова Дениса, который пришёл сюда минут пять назад, растянувшись во весь свой рост и закинув ноги на подлокотник.

Улыбнувшись, начинаю гладить жёсткий ёжик на его голове.

Мужчина довольно урчит, словно сытый кот.

Это стало уже нашей некой традицией: он приезжает на обед, по-быстрому ест, после чего минут двадцать мы просто отдыхаем в гостиной под тихий бубнеж телевизора. Потом он уезжает на работу, а я делаю что-то по дому.

Этот месяц я практически всё время живу у него. В самом начале наших отношений, переночевав у меня в съемной квартире на неудобном и не шибко большом диване, утром он долго матерился, а потом категорично заявил, что до приезда брата я точно буду жить у него.

Совру, если скажу, что сильно протестовала против такого решения.

Я хотела этого так же сильно, как и Денис.

Допускаю, что с его стороны это был просто вопрос удобства. Но я, само собой, на это согласилась, потому что хотела любую свободную минуту проводить с ним.

Этого времени было, если честно, для меня катастрофически мало. Работал он много. Уезжал рано, приезжал в обед на какой-то жалкий час, а вечером часто появлялся только после девяти, а то и после десяти.

Пожалуй, видела я его чаще в баре, когда была моя смена. Я даже ночные смены стала снова брать, пользуясь тем, что брат в лагере. И во все эти мои рабочие дни и ночи Денис практически всегда находился в «Ночном волке».

Он не стал делать тайну из наших отношений. Я, в принципе, тоже. Да даже если бы захотела это скрыть, у меня бы не получилось. Изображать равнодушие к нему я бы точно не смогла. И первой эту теорию подтвердила Машка.

— Ты, блин, как лампочка, — буркнула подруга, когда мы работали в одну смену и стояли возле барной стойки, дожидаясь готовых коктейлей для посетителей.

— В каком смысле? — уточнила у неё, косясь в сторону входной двери, куда только что зашёл Денис.

— Ну, стоит Грому появиться в поле твоего зрения, ты начинаешь лицом сиять так, что глазам больно становится, — следует ответ ироничным тоном.

Тогда она ещё не до конца верила, что Денис ко мне неравнодушен. Это уже потом, недели две спустя, она всё-таки признала, что у нас реально вырисовывается с ним что-то серьёзное.

Сейчас Машка уже не смотрит на нас с ним со скептицизмом. Лишь весело подкалывает.

— Когда твой Цербер заявится? — спрашивает каждый раз, когда мы только приходим на работу и переодеваемся в рабочую униформу.

На этом вопросе мне приходится только качать головой и закатывать глаза, ничего не отвечая.

А смысл что-то говорить. Ведь она права.

Стоит мне выйти в смену, как Денис появляется максимум минут через двадцать. Усаживается всегда в зале за своим столиком и зорко следит за мной.

Машка только ржёт и говорит, что такое его поведение жутко попахивает ревностью.

Денис утверждает, что так ему проще — приехать, дождаться окончания смены и сразу забрать меня, чтобы поехать вместе домой.

И что-то мне подсказывает, что они оба правы.

Другие сотрудники в баре тоже, конечно, дико удивились. И поначалу довольно скептично отнеслись к нашим отношениям, с жалостью смотря на меня.

Видимо, думали, что будет примерно так же, как у него было с Леной. Но также как и Машка, уже довольно быстро стали шептаться между собой о том, что Гром действительно изменился. Даже допускали мысль, что он влюбился в меня так же сильно, как и я в него.

Подытоживая, могу сказать, что это был самый счастливый месяц в моей жизни.

И пусть большую часть времени, проведённого вместе с Денисом, мы находились либо на работе, либо у него дома, практически никуда особо не выходя (за исключением продуктовых магазинов), я была всё равно довольна и счастлива до безумия.

И вот такие моменты, как сейчас, когда я прикасаюсь к нему и поглаживаю по голове, были как никогда дороги мне.