— Короче, в дверь постучали. Я спросил, кто там, думая, что это Ваня. А там оказались взрослые. Они сказали, что из опеки и что с ними полиция. Сказали, чтобы я позвал тебя. А я…

Зажмуриваю крепко глаза.

Чёрт! Чёрт! Чёрт!

Почему они пришли именно сегодня?! Ни вчера или позавчера, когда я была бы дома.

Да и вообще, почему они пришли к нам?

— И что ты им ответил? — хриплю я, открывая глаза и направляясь в сторону раздевалки, чтобы взять сумочку и нестись домой.

Про работу я уже не думаю. Мне нужно как можно быстрее бежать домой. Даже если меня уволят, это не так страшно, как если у меня заберут брата. А его запросто могут забрать сегодня, если поймут, что Женька ночует дома один, а я где-то шляюсь. А ведь именно так они и подумают.

— Я сказал, что ты пошла в магазин за хлебом, придёшь минут через пятнадцать.

Немного выдыхаю, но ненадолго, пока не слышу в трубке от брата:

— Они сказали, если ты не появишься в течение пятнадцати минут, они будут вскрывать замок.

От ужаса еле дышу, но начинаю ускоряться.

Я должна успеть добежать, пока эти пятнадцать минут не прошли. Возможно, они блефуют и просто запугивают так, но рисковать не могу.

— Я сейчас прибегу, — забегая в раздевалку, переобуваюсь в свои балетки, потому что бежать на каблуках не вариант. — Жень, только не вздумай им открывать, ты понял? — хватаю сумочку и несусь к двери, около которой на полной скорости впечатываюсь в своего начальника.

— Денис Алексеевич, мне срочно нужно домой, — быстро тараторю я, отступая от мужчины. — Я вам потом всё объясню…

Пытаюсь обойти его, но он закрывает собой весь проход.

— Что случилось? — требовательно басит он, даже не думая сдвигаться, чтобы пропустить меня.

— У меня проблемы… дома, — голос садится, а к глазам подступают слёзы. — Большие! Да дайте мне уже пройти! — чуть ли не кричу, когда вижу, что Громов так и продолжает стоять истуканом.

Из-за пелены слёз не могу понять выражение его лица.

— Поехали! — отрывисто говорит мужчина, после чего разворачивается и начинает двигаться.

— Куда… поехали? — в первую секунду я даже теряюсь, быстро моргая, чтобы вернуть себе чёткость зрения.

Я уже ничего не понимаю.

— К тебе домой, раз у тебя там какие-то проблемы, — он даже не сбавляет шага, бросая эти слова мне через плечо.

Я махом отмираю.

Поехали — это же означает машину, правильно? Значит, он меня довезёт до дома?

И получается, что я уже через пять минут буду на месте. Тогда уж точно никакого вскрытиязамка.

Появляется какая-то надежда, что всё будет хорошо.

Отмираю наконец-то и бегу за Громовым.

Мы выходим из здания через чёрный вход и идём быстрым шагом к машине. Мужчина по пути набирает кого-то по сотовому и отрывисто говорит, что он и я уехали без каких-либо дальнейших объяснений.

Как только авто начинается двигаться, раздаётся вопрос от Громова, произнесённый спокойным, но твёрдым тоном:

— Что случилось? — он смотрит прямо на дорогу, увеличивая скорость.

Приходится ему коротко рассказать. Так как все на работе в курсе моей ситуации, думаю, что и он тоже, так зачем скрывать, с какого перепуга я так резко убежала с работы.

— Понятно, — произносит одно-единственное слово после того, как я замолкаю, обхватывая себя руками за плечи.

Только сейчас поняла, что крупно дрожу. Настолько сильно, что даже мужчина замечает это, несмотря на то, что в салоне достаточно темно.

Чувствую, как он смотрит на меня, отвлекаясь от дороги. Его взгляд чуть ли не прожигает мне щеку. Хочется даже провести рукой по ней, чтобы снизить градус.

Господи, Юля!

О чём ты только думаешь в такой ужасный момент. У тебя вот-вот могут брата забрать, а ты…

Чувствуя странную вину за свои так не вовремя проскальзывающие мысли о том, как на меня действует этот мужчина, торопливо отворачиваюсь в сторону окна, за которым мелькают дома, мимо которых мы достаточно быстро едем.

С облегчением выдыхаю, когда заезжаем к нам во двор.

Кажется, даже машина ещё не остановилась, а я уже распахнула дверь и вылетела, рванув к подъезду, не обращая никакого внимания на сдавленное чертыханье за спиной, а потом и сердитый мужской окрик.

По всему подъезду раздаются сердитые голоса и стук в дверь.

Буквально взлетаю на третий этаж и вижу четверых взрослых незнакомых людей. Замираю на последней ступеньке.

Запыхавшись от быстрого бега, жадно глотаю воздух, стараясь успокоиться.

Но паника и ужас заполняют каждую клеточку тела, когда замечаю недовольные и осуждающие лица двоих мужчин и двух женщин. Трое в штатском, как принято говорить, а вот один в полицейской форме.

— Добрый вечер, Юлия Николаевна, — язвительно начинает говорить самая старая из них, «сканируя» меня злым взглядом. — Или уместнее будет сказать доброй ночи. Хотелось бы знать, как так получилось, что несовершеннолетний ребенок находится совершенно один в двенадцать часов ночи, пока его официальный опекун где-то гуляет?

Тяжело сглатывая, делаю шаг вперёд.

Судя по настрою этой женщины, да и лицам остальных, чего уж скрывать, мои опасения, что у меня сегодня всё-таки заберут Женьку, совершенно точно претворятся в жизнь в самое ближайшее время. Я даже рта не успеваю открыть, как мужчина в полицейской форме произносит, не скрывая в голосе скептицизма:

— Вы тоже, как и ваш брат, будете утверждать, что ходили в магазин за хлебом?

— Здравствуйте, — максимально вежливо произношу я, хотя голос немного дрожит. — Я действительно пошла за хлебом в круглосуточный магазин, который находится на соседней улице.

Благо, что в этом вопросе они не смогут поймать меня на лжи. Такой магазин действительно работает круглые сутки в десяти минутах ходьбы от нашего дома.

— Признаю, я не должна была так поздно оставлять Женю одного, но…

— Да бросьте рассказывать нам сказки, — презрительно перебивает меня та, что первой начала говорить. — Здравомыслящая и нормальная девушка, — с каким же удовольствием она интонацией выделила слово «нормальная», — никогда так поздно не пойдёт в магазин, да ещё и одна.

— Так она не одна пошла, — внезапно раздаётся позади меня голос, который заставляет вспомнить, что вообще-то я приехала сюда с попутчиком.

Лица у всех четверых вытягиваются, когда они перемещают взгляды мне за спину.

Я тоже оборачиваюсь.

Громов довольно неторопливо поднимается по ступенькам. Дойдя до меня, замирает позади и укладывает обе руки мне плечи.

Чувствуя ком в горле, снова смотрю на этот нежданный квартет.

Поступок мужчины меня не просто удивил, он ввёл меня в ступор.

Жест мужчины словно говорит, что я под его защитой.

— Мы можем войти в квартиру и поговорить там? — скривившись, спрашивает полицейский. — Хотелось бы всё-таки прояснить кое-какие моменты.

Я лишь киваю, выдвинувшись к двери.

Без рук Громова, исчезнувших сразу же, как только я сделала первый шаг, становится как-то холодно и неуютно.

— Жень, открывай. Это я, — стучу костяшками пальцев по двери, уверенная, что брат находится в коридоре, стараясь услышать, что происходит на лестничной площадке.

Дверь резко и широко распахивается.

Женька виновато, но в то же время облегчённо смотрит на меня. Отступает назад, а я прохожу вперёд. Остальные следуют за мной.

И как только за последней женщиной закрывается дверь, все незваные гости разом начинают говорить.

От неожиданности я теряюсь, чувствуя, как Женька испуганно прижимается ко мне, стоя за моей спиной.

Поднимается такой гомон, что хочется зажать уши.

Я половины не понимаю, растерянно переводя взгляд то на одного, то на другого. Кажется, меня обвиняют в том, что я безответственная и что шляюсь где-то по ночам с непонятными лицами, видимо, имея ввиду Громова. Даже угрожают, что заберут брата и составят какой-то акт.

— Послушайте, — Громов даже голоса не повышает, но произносит одно-единственное слово так жёстко и твёрдо, что все разом замолкают и переключают внимание на него. — Мы разговаривали с Юлей по телефону, когда она упомянула, что закончился хлеб, а значит, завтракать придётся без него. Я был недалеко и предложил проводить её до магазина. Если уж кто и виноват, то только я, что она ушла. И давайте начистоту: её брат не пятилетний ребенок, которого опасно оставлять одного в квартире буквально на двадцать-тридцать минут.