Должно быть, по моему лицу видно, что я чувствую, потому что Роми похлопывает меня по руке и говорит:

— Лейни, даже если ты не знакома с этим мужчиной, сейчас это не имеет значения. Когда в этом городе начинают сплетничать, это воспринимается как местные новости. И этот конкретный Фокс не похож на своих братьев. Грант игнорирует большинство людей, не говоря уже о том, чтобы устраивать драки из-за кого-то. Я не думаю, что он вообще смотрел на женщину, тем более встречался с кем-то, со времен Фионы.

Фиона. Хэдли упоминала об этом, когда рассказывала мне о потерях, пережитых братьями Фокс.

— Мне бы хотелось, чтобы он не замыкался в себе так, как он это сделал. Он хороший человек. И очень красивый!

Это заставляет меня обернуться. И она права — чертовски приятное зрелище. Особенно приближающееся ко мне. Ларк сидит на спине Гранта, а Лили — на плечах Линкольна. Они безумно любят этих девочек, но еще больше восхищает то, как сильно все в этой семье заботятся друг о друге. Приятно находиться в их кругу. Впитывать часть этой привязанности, даже если она мимолетна.

Когда Лили видит меня, она пытается помахать руками, в одной из которых палочка сахарной ваты, а в другой — плюшевый жираф. Линкольн замечает, что это я привлекла ее внимание, улыбается и тоже машет рукой. Чуть позади него идет Грант, от которого я не могу отвести взгляд. Он спускает Ларк со своей спины, и мне внезапно хочется оказаться на ее месте. Он держал меня так легко; это было самое интимное прикосновение из всех, которые я когда-либо испытывала, и в нем не было ничего сексуального. Мне было приятно, когда меня обнимали.

— Лейни! — говорит Лили, запыхавшись и хихикая, когда подходит ко мне.

— Привет, девочки.

Я не могу не испытывать такого же волнения. Оба брата идут к нам, на них джинсы, сидящие так идеально, словно были сшиты специально для них. На Линкольне футболка «Фокс Бурбон» с логотипом на груди, а на Гранте — более выцветшая, с обрезанными рукавами. Его большие, сильные руки, которые ощущались более чем приятно, когда обнимали меня, — позолоченный летним солнцем результат тяжелого труда. Вполне возможно, что у меня текут слюнки. Мне никогда раньше не хотелось лизнуть бицепс или понюхать кого-то так, как сейчас. Господи, я жалкая. Вся эта мужественность в сочетании с его синей бейсбольной кепкой делает его самым красивым мужчиной, которого я когда-либо видела. Кепка натянута низко, чтобы отбрасывать тень на его лицо, но это не скрывает того факта, что он смотрит на меня не дольше секунды. Это похоже на удар под дых.

— Привет, ковбой.

Когда его глаза встречаются с моими, в них нет интереса или огня, которые обычно наполняли его взгляд. Это совсем другое. Это больше похоже на чувство вины, может быть, даже сожаления. Я узнаю их, поскольку испытала немало и того, и другого.

— Дядя Грант не ковбой, — смеется Лили.

— Нет, цветочек, не ковбой.

Ай. Это не было игриво.

Я прочищаю горло.

— Думаю, сегодня нет.

Может, он наконец-то осознал, что я изменила с помолвленным мужчиной. Он не знает о хорошем поступке, который привел меня сюда. Этого ужасного поступка было достаточно, чтобы оттолкнуть его.

Я не собираюсь корить себя за это. Если у него «открылись глаза» в отношении меня, то я должна радоваться, что не поделилась с ним чем-то большим. Я переживу поцелуй и доброту. Милые жесты и моменты наедине. В конце концов. Но если бы между нами было что-то большее? Если бы я проснулась рядом с ним? Если бы я позволила ему затащить меня в постель, может, и нет. Может, он избавил меня от душевной боли в долгосрочной перспективе. Итак, я расправляю плечи, демонстрируя грудь, и переключаю свое внимание.

— Это хна?

Ларк переворачивает ладони и показывает мне красивейшие узоры, которые тянутся от кончиков пальцев до запястий.

— Разве это не круто? И это будет долго держаться, они не отслоятся.

— Тебе нравится моя бабочка? — спрашивает Лили с полным ртом сахарной ваты.

— Нравится. Я почти не узнала тебя.

Линкольн засовывает руки в карманы. Очевидно, что он чувствует напряжение.

— Мы собирались пойти погладить животных. По всей видимости, сегодня они также занимаются усыновлением.

Несмотря на то, что это произнес Линкольн, мой взгляд не отрывается от Гранта. Я смотрю на его костяшки пальцев, вспоминая, что Роми сказала мне всего несколько минут назад.

— Что случилось с твоей рукой?

Он прочищает горло, прежде чем сказать:

— Кое-кто перешел черту.

Мои щеки вспыхивают, и я изо всех сил стараюсь сдержать улыбку. Мне нравится, что тихий бывший полицейский сорвался и набил морду придурку, который приставал ко мне.

Линкольн прерывает:

— Лейни, хочешь присоединиться к нам?

— Думаю, я еще немного погуляю здесь. Я никогда не была на такой большой ярмарке.

Я оглядываю столы вокруг и чувствую, что, кроме того, что тут можно потратить немного денег, сейчас самое подходящее время поговорить. Я не могу понять, что происходит, и я бы предпочла просто обсудить это. Сорвать пластырь.

— Ты не хочешь…

Но Грант прерывает меня и устремляется прочь.

— Девочки, давайте! — Его племянницы, воспользовавшись этим, бегут впереди него.

Линкольн отстает.

— Они собираются наесться до отвала.

Я показываю свой напиток и пакет с попкорном.

— То же самое.

— Ты собираешься прийти сюда позже на выступление группы?

— Может быть.

— Хорошо. — Он улыбается. — Я знаю, что между тобой и Грантом что-то происходит. Нужно быть слепым, чтобы не заметить этого. — Покачав головой, он вздыхает. — Ты ему нравишься, Лейни.

— Он точно знает, как сбить девушку с толку, — отвечаю я, искоса глядя на Линкольна. Его натянутая улыбка говорит мне, что он понимает. Я вздыхаю и признаюсь: — Но он мне тоже нравится.

— Что-то гложет его. Когда он отступает и молчит, это означает, он с чем-то справляется. Может показаться, что дело в тебе, но я готов поставить все свои деньги на то, что это связано с ним.

Я молча киваю, что я должна на это сказать? Я не могла даже предположить этого. Я плохо его знаю. Большую часть того, что мне известно о Гранте, мне рассказали другие.

В моей сумке жужжит телефон. Хэдли.

— Я собираюсь догнать их. — Линкольн указывает на меня, уходя. — Увидимся на танцполе позже, Лейни.

ХЭДЛИ: Ладно, где ты? Я уже почти допила свой мятный коктейль.

ЛЕЙНИ: Столы для рукоделия.

ХЭДЛИ: Встретимся у прилавка со сладостями. А потом мы можем заглянуть в палатку «Loni's». Надеюсь, она захватила что-нибудь из своих новинок. Мне бы не помешало что-нибудь миленькое для сегодняшнего вечера.

ЛЕЙНИ: Встретимся там.

В Нью-Йорке всегда можно было куда-нибудь пойти. В знакомое место или в новое. Бывало, я задерживалась на работе или рано вставала. Я считала само собой разумеющимся постоянное движение, в котором находился город. Это было так же естественно, как дышать: ярмарки, рекламные акции, новые рестораны, съемки фильмов и телешоу. Но в Фиаско жизнь не такая. За исключением этих выходных. В эти выходные мой новый маленький городок находится в постоянном движении. И это заставляет меня наслаждаться толпами людей и тем, как все заняты и любопытны. Ярмарка ремесел превращается в состязания — от «кукурузной дыры»⁴² и «подков»⁴³ до аукциона, где ставки делаются на фермерское оборудование и бутылки бурбона.

Мы с Хэдли проводим слишком много времени в палатке бутика «Loni's». А потом делаем столь необходимый перерыв, чтобы охладиться под кондиционером и переодеться во что-то, что придаст нам вид девушек, готовых к вечеринке, а не растаявшего месива после долгих часов на ярмарке.

Впереди еще целый день выходных по случаю Четвертого июля, но основное празднование, похоже, сегодня. Осталось всего несколько маленьких детей, и все они засыпают на коленях родителей, пока те заканчивают свой поздний ужин. Вокруг витает запах горящих дров из палаток, в которых все еще подают еду, а привкус пролитого пива смешивается с вездесущей сладостью, которая всегда остается в воздухе.