Когда я выхожу из ванной, Грант сидит за маленькой кухонной стойкой на одном из двух табуретов. Он успел надеть шорты, похожие на плавки, и футболку с надписью «Полиция Фиаско» на спине.

— Когда ты ушел из полиции? — спрашиваю я, когда Джулеп замечает меня и бежит навстречу. Я глажу ее макушку, когда мы встречаемся у стойки.

— Мы вместе вышли на пенсию около пяти лет назад.

Я улыбаюсь, а затем смотрю вниз на пыхтящую Джулеп.

— Ты такая умная девочка, правда?

Он встает и огибает прилавок.

— Ты ей нравишься.

— Это чувство взаимно. Я всегда хотела завести собаку, но мой образ жизни не позволял этого сделать. Я не хотела, чтобы она оставалась одна днями и ночами, пока я работаю.

Я смотрю на его пустую кофеварку на стойке.

— Есть шанс, что эта штука работает?

— Уверен, что работает, но я обычно пью кофе в главном доме. Это дает мне повод увидеться с Гризом утром, прежде чем я отправляюсь на винокурню.

— Здорово, что ты так близок с семьей.

Его глаза на секунду поднимаются, чтобы встретиться с моими, а затем опускаются обратно, чтобы отрезать кусочек пирога. Там уже не хватает приличного куска.

— А как насчет тебя? Ты общаешься со своими?

Я сглатываю и думаю, как ответить. Сейчас нет необходимости лгать.

— На самом деле у меня никого нет. Мой отец умер сразу после того, как я окончила школу. Он не поддерживал отношений со своей семьей, поэтому мы всегда были только вдвоем.

— Должно быть, это было нелегко. Мне жаль слышать о твоем отце.

Поставив тарелки, он протягивает мне еще одну вилку.

Я киваю ему и умиротворенно улыбаюсь. Я никогда не знала, как реагировать, когда люди говорили, что сожалеют о моем отце. Я не хотела говорить, что все в порядке, потому что на самом деле не было ничего хорошего в том, что кто-то умер. Он не был болен и не страдал. Его чествовали за то, что он погиб при исполнении служебных обязанностей. Переговоры, в результате которых шальная пуля попала чуть выше бронежилета. Я не могла никому сказать, что это нормально, что я потеряла свою единственную семью. Моего самого любимого человека в мире. Поэтому я просто принимала их соболезнования и старалась помнить, что он погиб, пытаясь спасти кого-то. Если бы существовал какой-то путь, он бы выбрал именно его. И до недавнего времени я этого не понимала.

Я поднимаю взгляд от своей тарелки, стараясь не погружаться в воспоминания. Магнит на боку его холодильника привлекает мое внимание — диспенсер конфет PEZ «Принцесса Корона».

Он замечает, на что я смотрю.

— У Лили были кошмары сразу после смерти мамы. Линкольн убедил ее, что конфеты PEZ содержат суперспособности. После этого мы держали их практически везде. Она действительно в это поверила. — Его глаза встречаются с моими. — Нам всем иногда не помешала бы такая суперсила. Так что он до сих пор лежит там, где она его оставила. На случай непредвиденных обстоятельств.

Как я могу не растаять, услышав это?

— В детстве папа водил меня на фабрику PEZ. Я думала, что это будет такое огромное место, как шоколадная фабрика Вилли Вонки, но это оказалось больше похоже на музей, чем на конфетную фабрику. Теперь, когда я вспоминаю об этом, я испытываю разочарование. Но день был хороший, и я купила диспенсер «Звездные войны». Я храню его в нашей памятной шкатулке.

— Ты должна показать его Лили. Может, тогда она поверит мне, что они не пополняются автоматически.

Я прочищаю горло, моя грудь сжимается.

— У меня ее больше нет.

Ненавижу, что мне пришлось оставить ее вместе с другими вещами, которые помогали мне вспоминать моего отца, когда я прикасалась к ним. Вздохнув, я откусываю кусочек персика, пропитанного бурбоном и покрытого сахарным сиропом с корицей, и наслаждаюсь вкусом.

— Получилось лучше, чем я ожидала.

Повернувшись к Гранту, я обнаруживаю, что он смотрит на меня. Я никогда не решалась смотреть кому-то в глаза. За исключением случаев, когда речь касается его. Просто изучаю оттенок орехового цвета его глаз. То, как густая щетина очерчивает контур его губ, заставляет меня задуматься, будет ли она колоться, если я поцелую его. Может быть, дело в том, что он сидит близко и тоже смотрит на меня, или в том, что до него я ни с кем не чувствовала себя достаточно уверенно, чтобы не отводить взгляд.

Он сглатывает, и я слежу за движением его кадыка. Когда я снова поднимаю взгляд, он смотрит на свою вилку с куском пирога перед тем, как запихнуть ее в рот. Я стараюсь не обращать внимания на каплю сиропа с бурбоном, оставшуюся на его нижней губе, и на то, как его язык высовывается, чтобы слизнуть ее.

— Значит, у тебя нет семьи, а как насчет друзей?

Друзья. Настоящие друзья без серых линий, которые неизбежно приведут меня к беде или, что еще хуже, снова собьют с толку.

Я прочищаю горло, и его глаза опускаются к моему рту.

— Люди, которых я считала своими друзьями, оказались в лучшем случае знакомыми.

— Тогда Колорадо не очень-то похож на дом. Ни семьи, ни друзей.

— Нет, не похож. — Фиаско уже больше похож на дом, если друзья — это способ оценить, каким должен быть дом. Я работаю с Эйсом и Линкольном, но Хэдли быстро становится моей подругой. И несмотря на то, что он сказал вчера вечером, Грант, возможно, и не хочет быть другом, но между нами… что-то есть.

Он возвращается к своей тарелке и берет еще. С полным ртом он говорит:

— Это чертовски вкусно, Лейни.

От этого комплимента мне становится лучше. Печь было весело. А делиться — еще приятнее.

— В этом и заключается прелесть чего-то нового. Ты можешь начать все с чистого листа. Завести новых друзей, — говорит он, подмигивая.

— Ты говоришь, основываясь на собственном опыте или прочитал это на крышке «Snapple»?

Он смеется над моими словами.

— Я всегда любил этот персиковый чай со льдом.

Больше он ничего не говорит. Я знаю, что это не все. Он — тридцатилетний полицейский в отставке, у которого теперь совершенно другая работа. Он начал все сначала.

Следующие несколько минут мы сидим и опустошаем наши тарелки, игнорируя то, что происходит между нами на самом деле.

— Я починил клапан для горячей воды. Просто напиши мне, если это случится снова. — Он наклоняется ко мне. — Я никогда не откажусь от завтрака. — Он ухмыляется. — Но это не обязательно.

— Тебе следовало бы уже усвоить, что я делаю то, что хочу. — Я киваю в сторону его пустой тарелки, с которой он идет к раковине, и пожимаю плечами. — К тому же я снова начала печь.

Как только я это произношу, я тут же жалею, что сказала это. Мои мысли возвращаются к последнему пирогу, который я испекла вместе с отцом, прямо перед тем, как потеряла его. Он всегда любил печь на завтрак. Черт, я скучаю по нему. Я не уверена, дело в моем тоне или выражении лица, но теперь Грант с любопытством смотрит на меня.

Жетоны Джулеп звенят, избавляя меня от необходимости что-то рассказывать. Она поднимает голову и смотрит на входную дверь, прислушиваясь к чему-то.

— Спасибо за душ. И за то, что починил мне воду, — говорю я.

Но не успеваю я встать, чтобы уйти, как входная дверь распахивается, сопровождаемая шквалом смеха и споров.

— Я хочу постучать в ее дверь! — кричит Ларк в лицо Лили.

Лили подталкивает ее бедром к столу.

Линкольн идет прямо за ними с сумками и полотенцами в руках. Его очки «Ray-Bans» убирают с лица темные волосы, а бирюзовые плавки подчеркивают его летний загар. Но это не единственные детали, намекающие на то, что все они планируют отправиться к воде. Очки, болтающиеся на шее Лили, и полотенце, накинутое на плечи Ларк, заставляют меня скучать по океану. И поскольку мы здесь не имеем выхода к морю, я наклоняюсь ближе к Гранту.

— Здесь есть бассейн, о котором мне никто не рассказал?

Но он меня не слышит, так как Джулеп все еще лает, а девочки ссорятся. Здесь стало так шумно, что Грант дотрагивается до моих пальцев, которыми я сжимаю вилку в смертельной хватке. Когда я отпускаю, он вынимает ее из моей руки. Наше незаметное взаимодействие напоминает мне о том, как он успокоил меня в конюшне. С тобой все в порядке. Просто дыши.