Сбившись, дальше он продолжал на тон ниже:

— Ты думаешь, «славяне» в сговоре с местными хотели поделить город и урвать куски пожирнее, а остальное отдать чужакам?

— Мне видится так, — сказал я.

Гаечка предположила:

— Значит, этот Равлик — предатель? Кстати, равлик по-украински — улитка.

Борис засмеялся. Его смех звучал странно на фоне вопроса Барика:

— А при чем тут мой отец?

— Думаю, это ты узнаешь раньше нас. — Ден положил руку ему на плечо.

Барик сбросил ее и отошел в сторону. Илья в упор посмотрел на меня, и в его взгляде читался вопрос. Повисло напряженное молчание, все косились на Барика и делали выводы. Если узнают, что отчасти из-за него отжали нашу базу, могут объявить бойкот. Постараюсь убедить их, что он не виноват.

Воцарилось минутное молчание, которое нарушил Димон Минаев:

— Паш, все забываю сказать спасибо за ту кассету. Ну, за «Агату Кристи», крутейшая тема!

Ага! — Чабанов показал «класс». — Ваще-е-е.

Глянув на Гаечку, Минаев сказал:

— Надо было магнитофон взять. Дим, у тебя ж есть на батарейках?

— Да ну, его еще таскать, — возразил Кабанов, кивнув на пустые ведра, поставленные друг в друга, и корзинки.

— В рюкзаке нормально было бы, — не сдавался Минаев, все так же косясь на Гаечку, которая не обращала на него внимания, даже когда он говорил.

Я включил память взрослого, и пришли его-мои воспоминания на тему, что такое детство. Взрослым я любил уходить в лес, к озеру или реке, чтобы побыть в тишине и послушать птиц, меня жутко бесили отдыхающие с колонками. А сейчас идея искать грибы под «Агату Кристи» кажется крутой. Что такое зрелость? Время, когда спать — единственное желание, а не противная обязанность. Это когда начинаешь сопереживать бабкам, которые гоняют детей с деревьев. Когда знаменитые актеры моложе тебя, а одноклассница Любка второй раз стала бабушкой. Когда перестаешь понимать молодежные словечки и слово «скуф» не вызывает омерзения только потому, что оно — не англицизм.

Пашка, тебе еще даже не пятнадцать! Наслаждайся! Отпусти заботы и подари себе этот день!

Смотри, какая погодка! Как в начале сентября, хоть в море купайся, а в Москве уже морозы по утрам. Смотри, как друзья радуются, эта поездка за грибами для них настоящее приключение! Без родителей — в лес!

— Наша остановка! — крикнул Ян и подбежал к двери, прихватив ведерко.

Мальчик, которого могло не быть, если бы не я. Практически сын.

Мы взяли свои емкости для грибов и направились к предпоследней двери. Бабка, двинувшаяся нам навстречу, увидев такое количество пустых ведер, метнулась от нас в самый хвост, едва не перекрестившись. Полная женщина тоже оказалась суеверной и не стала к нам приближаться, а может, просто боялась толпу подростков на вольном выгуле.

Вышли мы в районе рынка и шумной толпой двинулись к троллейбусной остановке. Взрослые, видя такую сплоченную группу, расступались. И вдруг между нами вклинился лопоухий кротко стриженный парень, наш ровесник. Глянул на Илью, он нервно оглянулся назад и, расплывшись в улыбке, воскликнул:

— Привет! И тебе привет, Пашка. — Он пожал и мою руку.

— Ты кто? — возмущенно спросила Гаечка.

А я проследил направление его взгляда и заметил троих коротко стриженных пацанов неблагополучного вида: один длинный, с открытым, как у дебила, ртом, второй розовощекий крепыш с лицом семилетки, третий — похожий на Чуму до того, как шефство над ним взяла тетка. Троица замедлила шаг и остановилась, злобно взирая на нас.

— Я Игорь, — представился парень. — Ну, помните, бокс… Вы меня тогда поддержали зачем-то.

Он оглянулся на гопников, к которым подошел четвертый, постарше.

— Идем с нами до остановки, — предложил я, сообразив, что к чему.

Этот парень жил в интернате, а там контингент соответствующий. Видимо, не ладилось у Игоря с интернатовскими, и теперь он прибился к нам, как собака, которая хочет пройти территорию, охраняемую конкурирующей стаей.

— А, помню! — воскликнула Гаечка. — Ты круто дрался!

Минаев стал мрачнее тучи.

— Надо же, запомнили, — улыбнулся Игорь и снова покосился на врагов, которые, видимо, его преследовали, но теперь решили не связываться с превосходящими силами.

У меня взыграла удаль молодецкая. Вот уроды, как четверо на одного, так нормально, а как есть шанс огрести, так сразу заднюю включают. Аж руки зачесались навалять им — просто чтобы не чувствовали себя хозяевами жизни. Что победа будет за нами, и мы даже синяков не получим, это сто процентов.

— Подождите, — сказал я своим и жестом пригласил Игоря отойти.

Пара метров — и слова растворятся в рокоте машин.

— Проблемы? — скорее констатировал, чем спросил я.

— Интернат, — прошипел Игорь, его перекосило от ненависти. — Одни дебилы, блин. Не могу больше. В бубен я им, конечно, настучу, но сколько можно⁈

— Что не поделили?

— Вещи мои им, козлоте, понравились. Так что можно я с вами пойду? Ну, пока они не отстанут.

— Не вопрос.

Мы вернулись к нашим, и на свой страх и риск я объявил:

— Надеюсь, никто не возражает, если Игорь немного потусуется с нами?

Памфилов подскочил к нему и с дикими криками замахал кулаками, Игорь удивленно на него уставился, а Кабанов, подскочив, взял Дена на удушающий, говоря:

— Кто тебя так драться учил, мама? Или бабушка?

Ден обмяк и хрипнул:

— Пашка.

— Точно не моя школа, — мотнул головой я под дружный хохот, осмотрел друзей.

Против Игоря был только Минаев, надувшийся, как голубь-дутыш, но протестовал он молча, потому что обосновать протест было нечем.

Мне думалось, что гопники отстанут от Игоря, подумав, что он с нами, но они, похоже, его задумку разгадали и, держась на расстоянии, шли следом.

Мы набились в троллейбус и, тесно прижатые друг к другу, поехали на вокзал, и Игорь с нами. Правда, оттесненный другими пассажирами, он ненадолго потерялся из вида, но вскоре нашелся, протиснулся ко мне.

— В интернате они продолжат тебя прессовать? — спросил я.

Игорь мотнул головой.

— Там прямых наездов нет, воспитатели все-таки, контроль, но на многое даже директор закрывает глаза.

— Ночные побоища? — предположил я.

— Да каждый день. Правда, там один на один, и желающих выйти против меня быстро поубавилось. К тому же учителя меня любят, там нормальных учеников человек пять от силы, а остальных это бесит.

— Ты в девятом классе?

— Да, там их всего девять. — Помолчав немного, он продолжил: — Я сбежал. Один раз менты вернули, на учет поставили, второй раз — вот сейчас. Так эти поиски организовали, чтобы меня вернуть. Ну и отобрать вещи.

— Отец, как я понял, не объявился?

Игорь погрустнел.

— Сомневаюсь, что он жив. Матери я писал, она ответила, что живет в тесноте и забрать меня не может. Прислала сто баксов, откупилась, — скривился Игорь.

К нам протиснулся Памфилов и прокричал на весь троллейбус:

— Ничто так не сближает, как общественный транспорт! Народ, слушайте анекдот! Горячий анекдот!! В набитом троллейбусе: «Ай, ухи, мои ухи!» «Поздно, уже закомпостировали».

Наши этот анекдот знали и лишь улыбнулись, а вдалеке громко и заливисто засмеялась какая-то девушка. Ден приободрился и до конца маршрута сыпал остротами и анекдотами, вокруг нас даже собралась молодежь, которая любит посмеяться.

На вокзале мы вышли за десять минут до отправления электрички. Боря выведал у мамы локацию, где собирала грибы ее подруга. Нам следовало проехать две станции, потом — пройти насквозь небольшой поселок и углубиться в лес. Со слов этой Людмилы, «а дальше грибы сами под ноги кидаются — только успевай отбиваться».

Игорь остался на остановке. Отойдя от него метров на десять, я обернулся: парень, ссутулившись, провожал нас взглядом. Нормальный парень, развитый, попал в ад с наркоманскими и алкашескими детьми. Примерно, как Ян. А если человек привык к нормальным людям и нормальному общению, ему в такой обстановке невыносимо. Я остановился и предложил: