— А потом? — с переднего сиденья спросила бабушка, которая нас слушала. — Откуда тебе знать, что будет потом?
— Да ниоткуда. Из воздуха. Если мы догадались возить запчасти из Москвы, что мешает об этом догадаться кому-то другому?
— Я молчу, — откликнулся Каналья. — Не идиот, чтобы болтать. Хотя расспрашивали, выпытывали.
— И я молчу. Говорю — не знаю, — сказал Каюк.
— Вот чем дольше будете молчать, тем больше мы будем зарабатывать. Но рано или поздно кто-то разнюхает, станет возить детали, и тогда выехать можно будет только на мастерстве Алексея.
— Так а в субботу что? — уточнил Каналья. — Едем кофе продавать?
— Я еду с другом на электричке. Ты работай, тебя мы больше не трогаем.
— Опасно, — покачала головой бабушка, а потом заговорщицки улыбнулась. — Хотя… есть один способ избежать неприятностей. Приедешь — покажу. — Она скосила глаза на Каюка, намекая, что ему знать незачем, я молча кивнул.
Я решил ее утешить:
— Ничего опасного, клиенты-то уже проверенные, они привыкли, что я с охраной.
Меня отвезли прямо к подъезду. Я выгрузил из рюкзака запчасти, Каналья сложил их в багажник, делясь планами:
— Решил серьезно оборудовать гараж, присмотрел подъемник, чтобы в яме не ползать.
— Так гараж-то чужой, есть ли смысл монтировать подъемник? Вот своим обзаведемся, тогда и будем думать. Что-то подсказывает, что случится это уже скоро.
Две сумки — с подарками и товаром для друзей и та, что с кофе, остались со мной.
Бабушка вышла из машины и обняла меня.
— Приезжай в гости хоть изредка. А то Андрюшка совсем забыл. — Голос ее стал грустным. — Совсем от рук отбился Андрюшка. Ира не жалуется, но я вижу, что там не все хорошо.
У Андрюши на роду написано сторчаться. Интересно, а если его закодировать? С Чумой получилось, может, избавлю бабушку от этой трагедии? Все-таки это его она с младенчества растила, он должен быть роднее меня, и душа за него должна болеть больше. Или у бабушки душа большая, на всех хватит?
Наташка ухватила сумку с подарками и поволокла к подъезду, но ее догнал Каналья.
— Стой! Наташа, она же тяжелая!
— Ой, мелочи! — отмахнулась сестра.
Но Каналья и не думал отпускать ручки сумки, велел строгим тоном:
— Слушай старших, тебе еще детей рожать.
— Так точно, сэр! — Не обошлась без колкости она, но ношу уступила, а я сунул ей в руки лампу Аладдина.
— На, вот.
Мы с Каюком вдвоем взяли сумку с кофе и потащили по лестнице.
— Что это? — спросила Наташка, на ходу разворачивая лампу с таким интересом, будто там для нее подарок.
— Старинная керосиновая лампа. Красивая и, наверное, дорогая.
— О, Андрей в этом разбирается! У него этого старья по углам распихано — просто жуть. Я говорю, выброси это дерьмо, он — ни в какую. Типа ничего я не понимаю.
Андрей разбирается в антиквариате? Отлично. Вот ему и следует показать мои приобретения. Особенно меня икона интересует. На первый взгляд ей лет двести минимум.
— Когда ты к нему? — уточнил я, поднимаясь по лестнице.
— В субботу вечером, после рынка, — ответила сестра, и я вспомнил о маминой просьбе, осторожно поинтересовался:
— Как заработок? Хоть трешка в день выходит?
— Пять-шесть тысяч за выходные, — невесело сказала она. — А еще ж учеба, и театр… Ничего не успеваю.
— На накопленные деньги ты что купишь? — спросил я.
Каналья ждал на лестничной клетке и, не дав Натке ответить, предложил:
— Приходи в гараж, посмотришь, как я там обустроился! Может, гайки покрутишь, я научу. Юрка, вон, смог.
— Слушай… У нас проблемы. Мы собирались в подвале, я о нем рассказывал, и вдруг пришли быки, вышвырнули нас оттуда. Хотелось бы знать, что это за быки и что можно сделать.
Он с Каюком переглянулся. Ясно, Юрка уже пожаловался и все выложил.
— Нужна информация, что это за люди, — сказал Каналья. — Хотя бы номер их машины. В принципе, номера достаточно, у меня начальник ГАИ своего «Опеля» чинил, поможет.
Каюк развел руками, обратился ко мне:
— Я ваще их не видел. Сможешь узнать, кто это. Или, там, номер?
Я кивнул, затаскивая сумки в квартиру.
— Постараюсь, это цель номер один.
Вместе с помощниками я спустился во двор. Опершись о «Победу», освещенную скудным светом, льющимся из окон, бабушка курила трубку и смотрела, как, медленно вращаясь, катятся по воздуху дымные кольца. Когда от плохо освещенного подъезда отделились три наших силуэта, выпрямила спину, помахала нам и поделилась:
— Вчера мы второго кабанчика закололи, а в ноябре забьем бычка, мяса будет много, возьмешь, сколько унесешь, остальное продам. Вот, думаю, заводить ли скотину, столько мороки с ней, особенно с молодыми индюками… Если бы не Юра, не справилась бы.
Парень улыбнулся, расправил плечи и напряг бицепс. Н-да, он был задохликом, а теперь, вон, мясом оброс на бабушкиных-то харчах.
— У меня теперь мопед есть! — похвастался он. — Но, пока четверть не закончу, табель без троек не покажу, не дают его. В гараже стоит у Алексея.
Меня точно не хотели отпускать, но дела сами себя не сделают, я потер руки и сказал:
— Вот завтра и посмотрим. Бабушка, спасибо огромное, что встретила и довезла. Устал, как… Ужас, как устал.
Каюк вызвался меня проводить до подъезда, потом рванул к «Победе», взревевшей мотором. Взбежав на этаж, я смотрел, как машина сдает задом и катит прочь.
Я открыл дверь в свою квартиру.
Не выходя из прихожей, Наташка со свойственной маме беспардонностью потрошила сумку с подарками. Боря наблюдал за ней, уперев руки в боки. Перевел на меня взгляд и отчитался:
— Я говорил, что нельзя, мы же не знаем, что наше, а что чужое.
— Ой, да прямо. — Наташка вытащила упаковку колготок. — Это ведь мне на продажу, да? И носки вот эти — тоже мне? Почем брал?
Я честно озвучил цену и добавил:
— Подорожало. И будет дорожать, так что смело повышай цену. А вторая пачка носков — Гаечке, не трогай. Капроновые носки, да, бери.
Наташка покосилась виновато и сказала:
— А можно я закупочные попозже отдам? В воскресенье. Потратила все.
И все-таки моя малолетняя сестра ведет вполне взрослую жизнь и кормит своего престарелого, но беспомощного мужа. Ее зарплата — около двадцати тысяч в месяц, как у взрослого. Андрей, скорее всего, получает меньше нее. Сейчас об этом говорить я точно не собирался, но в перспективе следовало поднять вопрос, причем с Андреем, а не с Наткой — влюбленная девчонка ради избранника готова на все — и в шестнадцать, и в сорок — логика и здравый смысл машут ручкой.
— Можно, — кивнул я. — А теперь отойди от сумки.
Сестра хотела огрызнуться, но передумала. Я выдал ей вторую упаковку колготок, теплые носки и красивые кружевные трусики — на продажу, которые удалось взять в уценке. У Натки аж глаза загорелись.
Борису я протянул холст, кисти и набор масляных красок — Влад посоветовал купить на «блошке». Брат замер, глядя на подарок, как на мироточащую икону — верующий.
— Остальное не трогать, — распорядился я, выложив наверх плащ, купленный специально для мамы, и поспешил в ванную.
Открыл кран, но он захрипел, как удушенный, и уронил пару ржавых капель. Тьфу ты, забыл, что тут вода по графику, за пару недель привык к хорошему, то есть к центральному отоплению.
Пришлось греть воду в огромной кастрюле, а так хотелось просто помыться без напряга. Как только поставил кастрюлю на газ, пришла мама, молча меня обняла, поцеловала в макушку.
— Как же ты нас напугал! Пропал, и думай, что хочешь! — подышав немного мне в темечко, мама отстранилась и спросила про деда, погоду и «как дела».
Чувствуя, что ее интересует другое, я все равно ответил, настороженно ожидая, куда же повернет беседа. Маму аж подбрасывало от нетерпения, так хотелось со мной поговорить, но она понимала, что не время: мне нужно помыться, я устал с дороги и так далее.
— Супчик будешь? Или жаркое?
— Жаркое, — ответил я, снял с огня воду и поволок в ванную.