Ещё какое-то время мы нежимся на кровати. Егор обнимает меня со спины, крепко прижимая к себе и мягко зацеловывая спину и шею.

А я лежу у него на плече, двумя руками обхватив его ладонь, и думаю о том, что девчонки в детдоме никогда не рассказывали о том, что может быть так хорошо, так легко и так нежно-остро, что сердце сжимается от одной только мысли о том, что человек, которому ты принадлежишь душой и телом, точно так же душой и телом принадлежит тебе. И от обуревающих тебя эмоций хочется смеяться, плакать и парить в небесах.

Ну и что, что действительно вначале было больно. Зато всё остальное было так сладко, что внутри всё до сих пор невольно плавится и томительно ноет.

И бабушка Наташа всё-таки была мудрой женщиной, потому что я счастлива. Неимоверно счастлива!

Бабушка! Мысль режет мозг, разрывая нирвану реальности.

— Егор! — резко подскакиваю и оборачиваюсь. — Твоя бабушка!

Сколько времени? Кидаю взгляд на часы. О, Боже! Половина восьмого! Не знаю, до скольки работают театры, но не круглосуточно же!

— Чёрт! — Егор тоже садится. — При самом лучшем раскладе она приедет где-то через час.

— А при худшем? — испуганно смотрю на Горина.

— При худшем, минут через пятнадцать.

Спрыгиваю с постели и начинаю собирать раскиданные по полу вещи.

Между ног неприятно саднит, и я невольно морщусь. Но всё равно ни о чём не жалею! Я люблю Егора, а значит, всё, что произошло — правильно.

Едва причесавшись и немного остудив горящие щёки ледяной водой, через пятнадцать минут я уже сижу на кухне и сжимаю в руках кружку с горячим чаем, а Егор выкладывает в вазочку сахарное печенье.

Сначала я хотела сбежать, но Егор непонятно с какой радости решил, что сейчас лучшее время познакомиться с его Анной Дмитриевной.

В стиральной машине крутится снятое с кровати покрывало.

Покраснела, вспомнив о том, как увидела на нём красные пятна и испуганно ойкнула, а Егор ответил:

— Ничего страшного, сейчас всё исправим, — скомкал его и, натянув джинсы, отправился в ванную.

Когда он вернулся, я, уже полностью одетая, сидела на краешке кресла, чинно сложив руки на коленях.

— Ты могла бы сойти за провинившуюся школьницу, — рассмеялся Егор, присев напротив на корточки и, мягко скользнув ладонями по бёдрам, потянул на себя, — но тебя выдают бесенята в глазах, ведьмочка моя!..

Он чмокнул смущённую меня в нос, взял за руку и повел пить чай.

Пока чайник закипал, Егор успел полностью одеться, и вот мы сидим с разных сторон стола и благообразно пьём чай.

Я уже успеваю расслабиться, любуясь своим первым и таким любимым мужчиной, и даже успеваю помечтать, что, может быть, всё обойдётся, и бабушка задержится на каком-нибудь фуршете, а я попеняю на позднее время и успею улизнуть, когда в тишине квартиры отчётливо громко разносится звук отпираемого замка.

Трясущимися руками ставлю чашку на блюдце и глазами испуганной лани, не отрываясь, смотрю на Егора.

— А вот и бабушка, — улыбаясь, подмигивает он и идёт встречать свою грозную учительницу, а я бледнею и мечтаю провалиться сквозь землю.

Мне кажется, у меня на лбу написано, чем мы только что с Егором занимались.

Боже, как можно было додуматься знакомить меня со своей родственницей прямо сейчас? И где были мои мозги, когда я уступила?

Снова хватаюсь за чашку с чаем и пытаюсь за ней спрятать своё смущение.

— Егор, у нас гости? — слышу в коридоре глубокий, хорошо поставленный голос.

Да уж, учительница со стажем, сразу понятно. Нервно верчу чашку в руках.

Не слышу, что отвечает Егор, но через несколько минут в кухню вплывает приятная пожилая дама. Абсолютно белые волосы убраны в высокую причёску, а пронзительный взгляд ясных серых глаз мне уже знаком — именно так смотрит на всех Егор.

Анна Дмитриевна несёт себя как королева, и даже лёгкий румянец на щеках выглядит благородным.

Вскакиваю со стула, едва не опрокинув чашку, которую буквально секунду назад успела поставить на место.

Женщина окидывает меня внимательным взглядом, от которого мне становится не по себе. Торопливо вспоминаю, вся ли одежда у меня в порядке и быстро убираю за ухо выскочивший из косы локон.

— Здравствуйте, — лепечу, краснея от смущения.

— Добрый вечер, — произносит дама неожиданно спокойным голосом. — Значит, ты и есть та самая загадочная Соната?

Краснею ещё больше, хотя, казалось бы, дальше некуда, и опускаю глаза в пол, а Анна Дмитриевна продолжает:

— А я бабушка этого оболтуса.

Егор что-то говорит, пытаясь разрядить обстановку, но все слова проскальзывают мимо моего сознания.

А потом мы пьём чай и ведём милую светскую беседу, в результате которой я незаметно для себя вываливаю всю свою подноготную, начиная с тобой возраста, как себя помню, и даже немного раньше.

Анна Дмитриевна слушает с лёгкой улыбкой, иногда доброжелательно кивая.

— Значит, твоя мама училась в медицинском, — констатирует она. — А что же ты не пошла по её стопам?

Вскидываю взгляд на Горина, ищу у него поддержку, но он благоразумно молчит и хитро улыбается, не вмешиваясь в женские разговоры.

Ну, Горин, ты у меня за такую подставу получишь! Я тебе припомню знакомство с родственниками!

— У меня были хорошие оценки в школе, — лепечу, чувствуя себя нерадивой ученицей, — но этого недостаточно для поступления в медицинский, даже по квоте.

— Ну, это даже прекрасно, что ты решила поступить именно в этот ВУЗ, — Анна Дмитриевна довольно улыбается.

Видимо, удивление отчётливо читается на моём лице, потому что она поясняет:

— Егор у нас хороший мальчик, но только излишне разбалованный, — Горин хмыкает, но тут же замолкает, поймав строгий взгляд бабушки. — А ты девочка хорошая, скромная, и явно на него положительно влияешь. Он хоть в институт стал ходить чаще.

— Ба, ну ты меня уже совсем-то ниже плинтуса не опускай, — смеётся Егор. — А то Соната подумает, что связалась…

— …с абсолютным раздолбаем, — заканчивает за него Анна Дмитриевна, и неожиданно мы весело хохочем.

Дальнейший вечер проходит в непринуждённой обстановке, но внезапно я кидаю взгляд на часы и торопливо встаю из-за стола.

— Извините, но у меня… Мне надо идти. У меня общежитие в десять часов закрывается. Была рада с вами познакомиться! — выпаливаю скороговоркой.

Егор встает вслед за мной.

— Я тебя отвезу.

— Нет, спасибо. Я вызову такси.

Горин удивлённо вскидывает брови.

— Ромаш… Соната… Сонь! — поправляется он. — Не говори глупости. Я тебя отвезу.

Анна Дмитриевна переводит взгляд на Егора, и её лицо вдруг смягчается, а на губах появляется неожиданно тёплая улыбка.

— Ну, хоть какие-то азы воспитания мне всё-таки удалось в тебя вбить, — говорит она с лёгкой насмешкой.

— Ба… Не начинай, — стонет Егор, выходя из кухни вслед за мной.

Торопливо собираюсь и прощаюсь с Анной Дмитриевной.

— Приходи к нам ещё, Соната, — улыбается она.

Выходим на площадку и, в ожидании лифта, стоим на пионерском расстоянии. Но, едва двери за нами закрываются, как Егор накидывается на меня с поцелуями.

— Егор, Егор, подожди, — бормочу, упираясь ладонями в его грудь.

— Все разговоры потом, — жарко шепчет он.

— Нет, подожди, — мотаю головой и уворачиваюсь.

Он с неохотой отстраняется.

— Что? Я по тебе соскучился! Имею я право на один скромный поцелуй?

Он снова тянется к моим губам, но я закрываю его рот ладонью.

— Зачем ты познакомил меня со своей бабушкой?

— Ну, а что здесь такого? Почему я не могу свою девушку познакомить со своей бабушкой? — он довольно улыбается, а потом прижимает меня к стене лифта и страшно рычит: — Или ты боишься, что я серый волк и тебя съем?

Продолжая показательно рычать, Горин нежно прикусывает мою шею. Охаю и судорожно сглатываю. На периферии сознания ловлю вылетающие из головы вопросы.

— А вдруг я ей не понравилась? — выдыхаю, пытаясь устоять на ногах.