На самом деле не хочу, чтобы подруги видели сейчас моё абсолютно растерянное лицо.

Девчонки садятся делать "домашку", а я иду на кухню. Сплетни и косые взгляды, если они будут, уж как-нибудь переживу. А вот то, что приставать никто не будет, за это Горину действительно спасибо. А после сегодняшнего разговора и он, надеюсь, от меня отстанет. И я его забуду. Верну деньги и забуду о нём…

Захожу на кухню, и меня окутывает привычная суета и разноплановый шум: болтовня, смех, звон посуды, шкворчание и бульканье готовящейся пищи.

Не обращаю ни на кого внимания, занимаю за блондинкой очередь к раковине и отхожу.

Поставив тазик на подоконник, достаю из кармана телефон и залипаю в нём. Надо проверить, есть ли изменения в расписании, может, кто ещё "домашку" скинул. Смотрю объявления. О, в конце недели посвящение в студенты. Девчонки собираются идти. Меня звали, ещё когда в больницу приходили. Я отказалась. Может, всё-таки сходить, отвлечься от грустных мыслей?

Не сразу понимаю, что на кухне стало на пару тонов тише. А когда, наконец, доходит, что вместо шума и гама до моих ушей доносятся какие-то шепотки, понимаю глаза и… хочу провалиться сквозь землю, потому что вижу, как на кухню вальяжно заруливает мажор.

Что он здесь забыл?

— Горыныч, ты здесь каким боком? — озвучивает кто-то мои мысли.

Перевожу взгляд на говорившего. Брюнет с серыми глазами. А, это же Игнат, парень Алины. Горин подходит, здоровается с компанией, в которой стоит Игнат.

Понимаю, что пялюсь на них, только когда замечаю странные косые взгляды девчонок.

Чувствую, как медленно наливаются краской щёки. Опять я залипла на нём?

Опускаю голову. Смотрю в экран телефона и ничего не вижу. Хорошо, что Горин меня не заметил. Наверное. Во всяком случае, на меня не смотрел.

— Да так, кое-кого жду, — доносится ответ.

Голос Горина звучит, как всегда, — с привычной ленцой и величием царя зверей.

В сердце что-то тоненько колет, становится как-то обидно даже. Сначала доставал, а теперь ноль эмоции. Ну, а чего я ожидала? Сама же послала его куда подальше. Какая-то я иррациональная. Может, тёть Лена была права, и я всё-таки полная дура?

В уши врывается тонкий девчачий визг. Вздрагиваю, но голову не поднимаю. Не хочу смотреть. Не хочу, но все равно украдкой подглядываю через пряди волос. Хорошо, что сегодня не заплела их в косу, и они свободно разметались по плечам, и скрывают моё лицо.

К Егору с радостным воплем подскакивает темноволосая длинноногая девица. Не останавливаясь, она буквально бросается к нему на шею. Мажор самодовольно ухмыляется, подхватывает её под бёдра и усаживает на себя. Девица обвивает его руками и ногами и тут же впивается в его губы. Они целуются под свист и одобрительное улюлюканье компании. Руки Егора сжимают и мнут филейную часть брюнетки.

— Да ты просто пылесос, детка! — ржёт кто-то из парней.

Не отрываясь от Горина, девица показывает шутнику средний палец, а после начинает показательно томно постанывать.

Мне становится неловко и как-то противно. Опускаю голову ниже, чтобы не видеть эту картину, но перед глазами всё равно стоит этот кадр — тонкие руки, обвивающие шею мажора, и его циничная самодовольная ухмылка.

Сжимаю зубы. Не знаю, из-за чего сильнее щемит в груди — из-за них, или из-за того, что я не смогла остаться равнодушной.

— Егор, хочу кататься, — через минуту капризно тянет девица.

— А ты уверена, малышка, что сможешь расплатиться? — насмешливо хмыкает Горин.

— Думаю, мы договоримся, — томно вздыхает она, и следом раздаётся громкий, почти издевательский чмок.

Это просто невыносимо.

У меня внутри всё сжимается, сердце пропускает удар за ударом. Хочется раствориться, исчезнуть, ослепнуть и оглохнуть, чтобы всего этого не видеть и не слышать. Слёзы уже жгут глаза, но нет, плакать нельзя! И убегать отсюда глупо… Но стоять здесь и слушать их просто невыносимо…

Терпи, Соната! Он тебе не нужен. И ты ему тоже, как видишь. Игрушка оказалась с характером, и мальчик тут же нашёл ей замену.

Внутри всё ломается. Закрываю глаза, пытаясь успокоиться, но вместо этого передо мной всплывает его взгляд. Пронзительный, тягучий, всепоглощающий.

— Слышь, Горыныч, с нами потом поделишься? — раздаётся насмешливый возглас.

— Посмотрим, — спокойно отвечает Горин.

Голос звучит так равнодушно, будто ему всё происходящее абсолютно неважно.

Судя по шагам, он уходит. Но проверять не буду. Просто стою, глядя в телефон, и надеюсь, что он действительно уйдёт. Из кухни. Из общаги. Из моей жизни. Из моего сердца.

— Сонь, раковина свободна! — окликает Лана.

Глубоко выдыхаю, будто надолго задерживала дыхание. Беру тазик и, ни на кого не глядя, иду мыть посуду. Руки двигаются автоматически. Помыть, положить, не думать. Помыть, положить, успокоиться. Помыть, положить, забыть.

Собираю посуду, разворачиваюсь… и замираю. Горин стоит в дверном проёме и пристально, с вызовом смотрит прямо на меня. Ждёт от меня реакции? Зря! Меня жизнь и не так била, так что, когда надо, я умею держать pokerface.

На моём лице отражаются только безразличие и холод. Так должно быть. Сама себя в этом убеждаю.

Мне всё равно.

Мне плевать…

Мне это неинтересно!..

А где-то внутри из разорванного сердца вытекают горячие кровавые слёзы.

Стараясь наверстать упущенное за время болезни, с головой погружаюсь в учёбу. Только так удаётся хоть на время отвлечься от того, что за последнее время случилось в моей жизни.

Любыми путями стараюсь не думать о Горине, но он, как будто назло, возможности забыть о нём не даёт.

С того дня, как увидела его на кухне с брюнеткой, он будто бы поселился в нашей общаге. Постоянно слышу его голос или вижу, как он заходит в ту или иную комнату. И каждая из них, конечно же, женская.

Всю неделю хожу с отрешённым окаменевшим лицом.

Видеть, как Горин зажимает по углам девчонок выше моих сил, и порой мне кажется, что я вот-вот сорвусь и расплачусь прямо у него на глазах.

Подружки быстро догадались, что со мной происходит, и стараются хоть как-то облегчить моё существование. На кухню я больше не хожу, стараясь после занятий быстро проскочить в свою комнату и без нужды до ночи больше не выходить. Рита с Алиной готовят и моют посуду вдвоём и, возвращаясь, каждый раз кидают на меня сочувствующие взгляды. И я сразу понимаю, что мажор снова тусуется в общаге, окучивая на кухне или в коридоре очередную девицу.

Горин вообще как взбесился — меняет девиц по два раза на день. Брюнетку, с которой я его видела на кухне, на следующий день сменила блондинка, с которой он целовался на крыльце общаги, а вечером в коридоре он уже обнимал русоволосую пышечку.

И всё это время он будто не замечает меня, совершенно неожиданно я стала для него невидимой. Его отстранённое, безразличное лицо во время случайных встреч выглядит зеркальным отражением моего собственного.

Убеждаю себя, что это к лучшему. Что так и должно быть. Но где-то глубоко внутри что-то надрывается и плачет каждый раз, когда слышу его голос или случайно замечаю в конце коридора высокую гибкую фигуру.

Сегодня, в честь Дня студента, занятия сократили, так что мы с девчонками освобождаемся почти одновременно.

Не став обедать, сразу же сажусь за конспекты. И вот уже десять минут пытаюсь прочесть один и тот же абзац, но не понимаю из прочитанного ни единого слова.

Первой не выдерживает Алина. Хлопнув ладонью по столу так, что я вздрагиваю, она возмущённо заявляет:

— Сонь, ну хватит уже страдать! Пошли вечером на дискотеку. Хоть развеешься немного.

— Посмотри на себя! Глаза ввалились, ходишь, словно зомби, не ешь ничего. Ты ещё после болезни не оправилась, тебе беречься надо, а ты целенаправленно гробишь себя! — поддерживает подругу Рита.

Да я и сама уже понимаю, что если не остановлю этот поток самобичевания, то скоро превращусь в тень.