Не знаю, как реагировать. То ли радоваться, то ли смущаться.
Пишу:
"Я могу и с девчонками…"
Сообщение остаётся непрочитанным, а через полчаса я всё-таки выхожу на крыльцо и сразу же попадаю в крепкие объятия.
— Соскучился по тебе, — шепчет Егор, утыкаясь в мои волосы.
Мимо нас проходит стайка девчонок, и я слышу тихие смешки.
Смущаюсь и пытаюсь отстраниться.
— Егор, ну не надо… Смотрят же все…
Но он лишь сильнее прижимает меня к себе.
— Плевать на всех, — горячо шепчет в ухо и тут же утаскивает меня в машину.
До занятий ещё двадцать минут, и он отъезжает к ближайшей стоянке. Всё оставшееся время мы страстно целуемся, забыв обо всём.
Но потом я поспешно вырываюсь:
— Егор, мне на пары надо!
Ему, конечно, это сойдёт с рук, а мне нельзя пропускать. Бюджет — дело такое: завалишь сессию, не сдашь экзамен, — вылетишь в два счёта. И никакой статус не поможет.
Уже когда сижу на паре, прилетает сообщение:
"Давай сбежим?.."
Экран светится, и Люба, от которой я на радостях забыла отсесть, успевает сунуть свой любопытный нос.
Быстро накрываю телефон ладонью и бросаю на неё недовольный взгляд.
— Что? — шепчу раздражённо.
Она усмехается, приподнимая брови, а потом с хитрым видом шепчет:
— Губа у тебя, Сонька, не дура. Добилась своего?
— Чего добилась? — хмурюсь.
Что за странные намёки?.. Ничего я не добивалась.
— Окрутила богатенького… сиротка, — она многозначительно двигает бровями и кивает на браслет на моём запястье.
Кровь приливает к щекам. Ах, вот в чём дело!
— Ты чего несёшь? — шиплю и утыкаюсь носом в конспект, поймав строгий взгляд преподавателя.
— Да ладно тебе, Сонь, я же всё понимаю, — ехидно улыбается Люба. — Все ищут местечко потеплее.
— Рот закрой! — тихо бросаю, не поворачиваясь.
Сердце колотится, обида накрывает с головой. Это что, все так думают? Что я специально к Егору липну, ради дорогих подарков? Как глупо и унизительно…
Решаю, что мы с ним привлекаем к себе слишком много внимания и на перемене пишу:
"Встретимся вечером, сейчас не могу".
"Что-то опять случилось?.." — прилетает ответ.
Закусываю губу, чувствуя, как внутри меня всё сжимается, и быстро набираю:
"Всё ОК. Просто надо в библиотеку, а потом…"
Долго думаю, что написать. Врать Горину не хочу, но от правды он, как всегда, отмахнётся. Ему неважно мнение остальных, а вот мне?..
Когда-то, совсем недавно и мне казалось, что у меня иммунитет на косые взгляды и уничижительные подколы, но теперь это начинает раздражать.
Почему для меня это стало так важно?
Может потому, что за последние шесть лет я забыла, каково это, когда о тебе беспокоятся и заботятся, постоянно говорят ласковые слова и смотрят с щемящей сердце нежностью?..
Тяжело вздыхаю и решаю написать что-то нейтральное, чтобы не вызвать новые вопросы.
"…надо Любе с рефератом помочь", — и сразу отправляю.
Прости, Егор, но так будет лучше…
Глава 22
После лекций Егор занят с тренером — впереди очередные соревнования, и они будут прорабатывать расписание тренировок, поэтому возвращаюсь в общагу одна. Голова тяжёлая, мысли крутятся вокруг Любы и её слов. Разве я что-то сделала, чтобы заслужить такое? Егор ведь сам…
Чем больше думаю, тем сильнее закрадываются сомнения. А вдруг она права? Может, всё это действительно выглядит со стороны так, будто я пытаюсь окрутить и раскрутить Горина? Или это обычная зависть?
Ещё и пониже спины зудеть начинает. Ох, не к добру! Ускоряюсь и уже почти бегу. Скорее спрятаться, скрыться за закрытой дверью комнаты, где нет кривых усмешек и презрительных взглядов.
"Ну что, добилась своего, сирооотка?.." — издевательски шепчет память.
Не добивалась, а отбивалась! И сопротивлялась! Но разве можно устоять перед собственными чувствами, когда тебя неотвратимо тянет к этому человеку, и ты жаждешь его тепла, горишь его нежностью и жадно впитываешь каждое его прикосновение?..
Подлетаю к общаге и замечаю лежащего на тротуаре бомжа. Взгляд цепляется за потрёпанные ботинки, и сердце неприятно сжимается. Эти ботинки я видела раньше. На нём же.
Около общаги лежит мой папаша…
Хочу быстренько проскочить, но в ту же секунду он поднимает голову. Глаза мутные, голос сиплый:
— Доченька… помоги…
Слёзы подкатывают к горлу, но я их глотаю. Какого чёрта? Я ничем ему не обязана! Ничем! Этот человек никогда не был мне отцом! Но совесть, мерзкая и назойливая, скребётся, не даёт уйти.
Ладно. Просто подойду. Спрошу, что случилось. Если что, вызову "Скорую" и уйду. Никаких денег. Ничего больше.
Приседаю перед ним.
— Вам плохо? "Скорую" вызвать?
Он мотает головой, пытается выпрямиться, но тело слушается с трудом.
— Доченька… Спаси…
Меня трясёт от раздражения. Сглатываю ком в горле. С трудом заставляю себя поднять его за плечи, чтобы он не валялся на мокром снегу. Хоть и худой, но тяжёлый.
— Слушайте, я не собираюсь снова Вам помогать. Вы обещали исчезнуть из моей жизни.
Он стонет и закашливается.
— Доченька… Мне так плохо… Дай на дозу… Христом Богом молю…
Слова режут слух. Невыносимо смотреть на этого человека.
— Я сказала, что денег больше не дам! Хватит уже! — раздражённо хриплю.
И вдруг слышу позади себя голос, от которого сердце в груди резко подскакивает к горлу, а потом начинает заполошно стучать в висках:
— Соната?..
Всё происходит как в замедленной съёмке, и оборачиваюсь я так же — медленно и с трудом.
В двух шагах от меня стоит Егор. Руки в карманах куртки, взгляд медленно скользит с меня на папашу.
Как давно он здесь? Что слышал?
Егор молчит, но по его ошарашенному взгляду вижу — абсолютно всё. И на меня накатывает отчаяние. Вот и конец нашим отношениям… Для таких людей, как Егор, лучше быть сиротой, чем дочерью наркомана…
— У тебя же сейчас тренировка… — ляпаю первое, что приходит в голову.
Почему я такая невезучая? И глупая! Несусветно глупая! Надо было ещё прошлый раз послать этого горе-папашу на фиг, а я… размазня! Дура! Глупая невезучая дурная дура!
— На последней паре всё порешали, — отвечает Егор коротко, не отрывая взгляда от Шибанова. — Это что за тип?!
Горин зол. На скулах играют желваки. Взгляд мечет молнии.
Открываю рот, чтобы… что? Сказать правду? Соврать? Мысли скачут встревоженными блохами, но продумать ответ не успеваю.
— Вообще-то, я её отец, — неожиданно заявляет этот хрыч.
В мутных глазах Шибанова практически нет осмысленности, руки подрагивают, а взгляд блуждает, не в состоянии зацепиться хоть за что-нибудь.
Подпрыгиваю на месте бешеным кроликом. Мне сейчас плевать, что какая-то девица уже снимает нас на телефон, плевать на смешки и издёвки, которые неминуемо полетят в спину. Ненавижу! Просто ненавижу этого человека! Сначала испортил жизнь моей маме, а теперь принялся за меня?! Ну уж нет, обломаешь зубы, пааапочка!
Мозг кипит от перегрева, сжимаю кулаки так, что ногти впиваются в ладони, а из глаз вот-вот посыплются искры.
— Вали! От меня! На хрен! — визжу на сидящего на снегу Шибанова. — Ты мне никто!
Разворачиваюсь и, не оглядываясь, бегу в общагу. Всё, хватит с меня! Надоело!
Не обращая внимания на косые взгляды, взлетаю по лестнице и несусь в комнату. Вбегаю и хлопаю дверью так, что кажется, сейчас штукатурка с потолка посыплется.
Сидящая на кровати Алина вздрагивает и роняет телефон.
— Господи, Соня! — возмущённо восклицает она, прижимая руку к сердцу. — Ты вообще умеешь нормально входить в двери?
Шмыгаю носом и кидаюсь к своей кровати. Сажусь, обнимаю колени и утыкаюсь в них лицом.
— Что случилось? — тон Алины меняется. — Снова Горин что-то натворил?
Тяжело вздыхаю, не поднимая головы. Нет, Горин тут ни при чём. На этот раз всё куда хуже.