Эбелл подъехал к рыбацкому поселку в десяти километрах к югу от Вера-Крус. Там он остановился в гостинице, пользующейся не особенно хорошей репутацией, и связался в деревне с несколькими темными личностями. Мексиканские сыщики из опасения быть замеченными не рискнули приблизиться к Эбеллу и его сообщникам, чтобы установить, имели ли здесь место какие-нибудь денежные передачи. Но, видимо, некоторые из новых знакомых Эбелла получили деньги, так как после его отъезда обратно в США рыбаки, с которыми встречался Эбелл, стали обнаруживать признаки определенного материального благополучия, чего раньше за ними не замечалось.

Эбелл долго не возвращался в Эль-Пасо. Затем внезапно появился Кунце. Оба сели в машину Эбелла, снова пересекли границу и направились в ту же рыбацкую деревушку, где вместе и остановились в той же самой гостинице. Эбелл, как и раньше, записался под своим настоящим именем, Кунце изобразил из себя сеньора дон-Альфонсо графа Габведес; причем мексиканские агенты заметили, что он говорит по-испански.

Вонсяцкий направился к верфи, одной из крупнейших в стране. Он позвонил по телефону из автомата у входа. Через десять минут оттуда появился человек в рабочем комбинезоне и вошел в фешенебельный лимузин «графа». Они представляли собой странную пару — рабочий в промасленной одежде и элегантный «граф».

Беседа их длилась почти два часа и происходила в отсутствии шофера, которому «граф» предложил прогуляться. Когда свидание закончилось, агенты разделились на две группы: одни последовали за Вонсяцким, другие отправились на верфь. Выяснилось, что рабочий был немцем, американским гражданином, занятым на одной из важных работ. Все это было знакомо Гуверу. Он уже давно знал, что немецкие и японские шпионы пытаются получить важные сведения относительно оборонной промышленности США о весьма почтенных по своему положению людей, занимавших высокие командные посты на заводах, производящих оружие, танки и снаряды, а также в армии. Рабочий верфи, друг «графа», подвергся обычному, принятому ФСБ методу слежки. Он даже не знал, что за ним следят, и все же с него ни на минуту не спускали глаз. Делалось это для того, чтобы пустить рыбку в воду и поглядеть, куда она поплывет. То же самое происходило повсюду в стране. Предателям подсовывались составленные ФСБ ложные сведения, и таким образом все, что они передавали шпионскому центру, только вводило немцев в заблуждение.

Вонсяцкий возил с собой в лимузине много багажа, и ФСБ решило, что он отправляется в долгое путешествие. За «графом» следили уже третий год и до сих пор бесплодно, но теперь похоже было на то, что слежка дает, наконец, плоды.

На другой день «граф» остановился у одного из самых больших военных заводов в мире. Повторилось то же, что на верфи: Вонсяцкий больше часа беседовал с каким-то рабочим. А ночью рабочий снова зашел к «графу» в местный отель. Агенты ФСБ сидели в соседнем номере и подслушивали.

— Боюсь, потребуется несколько недель, чтобы достать просимое вами, граф, — сказал рабочий. — Это, знаете ли, нелегкое задание.

— Может быть, — ответил «граф», и в голосе его появились резкие ноты. — Но если вы подумаете, то поймете, что в ваших интересах выполнить задание. Я даю ровно неделю срока. Доставьте ко мне домой, в Коннектикут.

Тем временем пациентам Эбелла в Эль-Пасо было сказано, что врачу, возможно, придется отлучиться на некоторое время, и тогда следует обращаться к другому доктору. Разумеется, это стало известно ФСБ. Достопочтенный пастор Мольцан, видимо, тоже готовился к отъезду: он рассказывал прихожанам, что чувствует себя не совсем хорошо и, может быть, отправится в места, где потеплее, например в Мексику.

Сцена и актеры были готовы. Агенты ФСБ следили, затаив дыхание.

Мольцан совещался с Кунце. Кунце разговаривал по междугородному телефону с Вонсяцким, а затем отправился в Эль-Пасо. Мольцан поехал в Коннектикут и вышел от «графа» с большим чемоданом. Агенты решили, что в этом чемодане содержались все сведения, собранные «графом» за время путешествия. Мольцан отвез чемодан в Чикаго и оставил у Виллюмейта. Виллюмейт повез чемодан в Эль-Пасо, куда прибыл через несколько часов после Кунце. Но он не стал задерживаться, а сразу уехал обратно в Чикаго.

Эта «эстафета с чемоданом» носила такой характер, что Гувер сразу понял: пора! Момент казался решающим.

Агенты ФСБ последовали за Кунце и Эбеллом, когда те сели в машину и направились к границе. Мексиканские власти, предупреждённые о готовящейся поездке, продолжили наблюдение за немцами, когда те пересекли границу и направились в рыбацкую деревушку, где бывали и раньше.

Содержимое чемодана не беспокоило ФСБ. Благодаря системе контршпионажа оба предателя везли с собой информацию, которая будет для Германии и Японии скорее вредной, чем полезной. Правительственные чиновники позаботились, чтобы тем работникам военных заводов, у которых побывал «граф», были подсунуты неверные планы и сведения. Немцы приехали в рыбацкую деревушку и остановились на убогом постоялом дворе. Затем Эбелл отправился обратно в Техас.

Через неделю мексиканская полиция известила Гувера, что Кунце все с тем же чемоданом сел в рыбацкую лодку. Ночь была безлунной, и вскоре лодка потерялась во тьме.

Куда отправился Кунце? Что он собирался делать с чемоданом? Потеряв Кунце из виду, раздосадованная мексиканская полиция ломала голову над этими вопросами. Через несколько часов они увидели Кунце возвращающимся без чемодана и вспомнили слухи о подводной лодке, изредка показывавшейся у этих берегов. Очевидно, Кунце нанял рыбака, и тот доставил его к подводной лодке, по всей вероятности японской, которая и приняла на борт шпионский чемодан. Сразу после ночной поездки по морю Кунце вернулся в США.

Теперь агенты собрали достаточно улик. Но, чтобы быть вдвойне уверенным, Гувер все еще выжидал. Слежка за шпионами продолжалась. Вонсяцкий отправился в новую поездку по военным заводам. А пастор Мольцан переписывался с Лиссабоном: он пользовался шифром, который быстро разгадали британские цензоры на Бермудах. Содержание этих писем изобличало не только Мольцана, но также Эбелла и Виллюмейта.

Наконец, был отдан приказ арестовать шайку. Кунце тогда находился в Мексике, и задержать его попросили мексиканскую полицию. Шпиона застигли как раз в тот момент, когда он готовился выйти в море с рыбаками, очевидно, собираясь бежать на подводной лодке.

Все пятеро были обвинены в «заговоре с целью собирать и передавать германскому и японскому правительствам сведения относительно численности, личного состава, расположения, снаряжения, вооружения и состояния духа армии Соединенных Штатов; местонахождения, масштабов, мощности и других особенностей военных заводов, необходимых для национальной обороны Соединенных Штатов».

Все эти люди были заключены в тюрьму в Хартфорде (Коннектикут) до процесса, происходившего под председательством федерального судьи Джозефа Смита.

Группа «графа», за исключением лютеранского пастора, признала себя виновной еще до суда. Дело Мольцана разбиралось в Хартфорде, в Федеральном суде. Присяжные признали его виновным, и пастора приговорили к десяти годам тюрьмы. Федор Возняк, диверсант, который так и не успел приступить к действиям, был вскоре арестован. До ареста он успел навести агентов на след дюжины подобных ему негодяев; все они также были арестованы.

Но Гувер не забывал и об американских немцах — молодых нацистах, вернувшихся в Германию, чтобы пройти курс в гитлеровской «академии» диверсантов. Теперь, когда война началась, они должны были появиться с минуты на минуту.

В конце мая Гувер получил предупреждение, что некоторые диверсанты уже в пути. Откуда и как пришло предупреждение, еще нельзя рассказать, как нельзя до конца войны раскрыть и некоторые другие детали. Уже в конце мая стало известно, что диверсанты попытаются высадиться с помощью резиновой шлюпки на побережье либо в окрестностях Лонг-Айленда, либо во Флориде, либо в обоих местах одновременно. Был усилен надзор над немцами, проживавшими в Лонг-Айленде, в Йорквилльском районе Манхаттана, во Флориде и в Чикаго. Было очевидно, что если диверсантам удастся благополучно высадиться, они будут искать пристанища у этих людей.