Судя по тому, как Сильвия ушла от нас, я уверен, что они с Дани обсудили наш спор, и хорошая новость в том, что Дани, кажется, готова поговорить со мной. Но где она в итоге оказалась, я не знаю. Я до сих пор чувствую тяжёлый груз вины на своих плечах. Хотя я более чем готов нести эту вину, если это означает быть с Дани, я также смирился с тем фактом, что приму все, что она готова мне дать. Пока она счастлива.

Как только дверь за мной захлопывается, Дани поворачивается и смотрит мне в глаза. Ее пальцы нервно сплетаются, когда она стоит всего в нескольких футах от меня, и я вижу напряжение в ее плечах и сожаление на ее лице.

Я хочу немедленно смыть ее дискомфорт.

— Дани…

— Ефрем, я…

Мы оба начинаем и останавливаемся одновременно, затем одновременно говорим:

— Нет, продолжай…

Дани нервно хихикает, вызывая улыбку на моих губах.

— Дамы вперед, — настаиваю я после минутного молчания.

Сделав глубокий, обнадеживающий вдох, она кивает.

— Сильвия рассказала мне, что произошло. С ней. В аптеке. Я понимаю, почему ты расстраиваешься из-за своего отсутствия… я имею в виду, что это ни в коем случае не твоя вина, и Сильвия сама сказала это. Она бы вообще не попросила тебя пойти с ней, Ефрем. Но я могу понять, почему ты чувствуешь себя виноватым из-за того, что тебе не позвонили.

Хотя безопасность Сильвии всегда является моей проблемой, потому что я должен отвечать за проверку охранников и обеспечивать постоянную надежную защиту Петра и его семьи, даже если им придется поздно ночью сбежать в город за лекарствами. Я не спорю с Дани. Конечно, Сильвия слишком добра, чтобы придираться ко мне. Она бы взяла на себя ответственность за свои действия, даже если бы гнев Петра и моя вина были хорошо обоснованы.

— Я знаю, насколько ты предан семье Велес, и понимаю почему. — Говорит она тихо, ее голубые глаза глубокие и проницательные, от чего у меня по спине пробегает дрожь. — Я бы никогда не хотела сделать что-либо, что могло бы поставить это под угрозу. И я полностью уважаю, что тебе нужно уделять больше времени их безопасности, особенно сейчас.

Я не знаю, о чем Дани и Сильвия говорили вчера вечером, но меня волнуют изменения понимания Дани. Я не был с ней особенно откровенным, но что бы Сильвия ни сказала Дани, однако, я мог бы поцеловать ее за то, что она так щедро говорила от моего имени, потому что именно Сильвия изменила понимание Дани. Этот разговор идет совсем не так, как я ожидал, когда лежал без сна до поздней ночи.

— Что касается моей семьи, — заявляет она, и мои губы сами собой раскрываются, когда я делаю шаг вперед. — Не-а, — говорит Дани, прижимая палец к моим губам, чтобы заставить меня замолчать. — Ты сказал, что я могу начать первой, и я не хочу слышать от тебя ни слова, пока не выскажу свое мнение.

Улыбаясь ее убежденности, я закрываю губы, но пользуюсь ее внезапной близостью, чтобы схватить ее руку и поцеловать ее ладонь. Цвет окрашивает ее щеки, подчеркивая ее красоту. Хотя я знаю, что формально мы заканчиваем спор, я отказываюсь отпускать ее руку. Она может убрать ее от меня, если захочет.

Но она этого не делает.

И это наполняет меня надеждой, которую я не осмелился позволить себе почувствовать с тех пор, как она вышла из моей двери. Пальцы Дани сжимаются вокруг моих, словно вытягивая из меня силу, прежде чем продолжить. И когда она открывает рот, я вижу, как на ее глазах блестят слезы.

— Что касается моей семьи. — Говорит она, — то мое решение расстаться с родителями далось нелегко. Я не могу этого отрицать. Я всегда буду любить своих родителей, и мне потребовалось много времени, чтобы понять, где я нахожусь. Но это мое решение, Ефрем. И я выбрала его, прекрасно зная, что, когда я вчера вышла из парадной двери, мои родители исключили меня из своей жизни.

Голос Дани надламывается, и она нетерпеливо прочищает горло. Единственная слеза, скатывающаяся по ее щеке, трогает мое сердце, и я осторожно собираю ее большим пальцем.

Грустно улыбнувшись, Дани еще раз сжимает мою руку.

— Они поставили мне ультиматум. И это заставило меня осознать, что как бы я ни любила своих родителей, ты был прав. Я не могу продолжать оставаться на грани, надеясь, что кто-нибудь уступит. Потому что мои родители никогда не поймут. Они не видят счастья, которое ты мне приносишь. Они слишком увлечены твоими связями, чтобы даже понять, что ты для меня значишь. И хотя я долгое время боролась с политическим центром внимания, для них это не имеет значения. Они сделали то, что было правильно для них, а я сделала то, что правильно для меня.

Сильные эмоции сжимают мою грудь от красивой речи Дани. Хотя я все еще чувствую ответственность за ее отчуждение от родителей, я не могу сдержать радость, которая лучится по моему телу, когда я слышу, что я так много значу для нее.

После нескольких секунд молчания Дани выдыхает воздух, который, должно быть, она задерживала.

— Ладно, твоя очередь. — Говорит она, нервное напряжение заставляет ее пальцы сжимать мои пальцы.

— Ну, я не знаю, что мне следует говорить после такой речи. Я провел много времени в размышлении с тех пор, как ты ушла вчера, пытаясь придумать, что я мог бы сказать, чтобы исправить то, что я сломал.

— Ты не… — Дани замолкает, когда я сурово смотрю на нее. — Ладно. Ты позволил мне сказать первое слово. Теперь твоя очередь.

Застигнув губу, в милом жесте, Дани выбрасывает ключ, показывая мне, что готова выслушать. И этот жест настолько восхитителен, что я почти не могу сдержаться. Опять же, это осознание помогает мне вернуться на правильный путь и прийти к своей точке зрения.

— Иногда мне трудно ясно мыслить, когда я рядом с тобой, и даже ясно видеть вещи. Я также знаю, что моя ревность и вспыльчивость могут взять надо мной верх, особенно когда дело касается тебя. Я думаю, ты пострадала от моей неспособности сохранять хладнокровие по отношению к тебе. И за это я должен извиниться. Я не хочу, чтобы это стало причиной того, что ты разорвала связи со своей семьей. Я не хочу причинять тебе боль или печаль. Никогда. Я хочу быть с тобой так, как ты позволишь мне быть.

Обхватив щеку Дани, я подхожу к ней ближе, наклоняюсь и бормочу:

— Если ты хочешь сохранить меня в тайне, я с этим смирюсь. Если именно так ты будешь счастлива со своей семьей, я сделаю все, что ты захочешь. Пока я буду с тобой.

В небесно-голубых глазах Дани сверкают свежие слезы.

— Ох, Ефрем, — выдыхает она, и поднимается на пальцы ног, чтобы сократить расстояние между нашими губами.

Кислород исчезает из моих легких, когда она целует меня, одна рука обхватывает меня за шею, крепко удерживая меня, а другая все еще переплетается с моей рукой. Это быстрый, но полный смысла поцелуй, чтобы показать мне, что она все еще хочет быть со мной.

— Я хочу быть с тобой, — шепчет она, прижимаясь лбом к моему, и наши губы разъединяются. — Но я не хочу держать тебя в секрете. Я хочу по-настоящему быть с тобой. Я хочу, чтобы мир знал, как мне повезло. И к черту тех, кто не понимает, почему мне повезло.

Мое сердце бьется о грудную клетку от сладости ее убежденности, и я притягиваю ее к себе, обнимая и страстно целуя.

33

ДАНИ

— В конце концов, мне придется начать сегодня работать, — шепчет Ефрем мне в губы, хотя и продолжает прижимать меня к себе, поджигая мое тело, пока мы стоим одни во внутреннем дворике на крыше особняка Велесов.

— Еще тридцать минут, — шучу я, целуя его еще отчаяннее.

Он посмеивается и, к моему удовольствию, охотно отвечает, его язык скользит между моими губами, углубляя наш поцелуй. Это, конечно, означает, что я должна быть ответственной, потому что я не хочу, чтобы он потерял работу.

Застонав, я отстраняюсь, чтобы заглянуть в его ясные голубые глаза, и взгляд любви в них переполняет меня. Я без ума от этого человека. И я благодарна, что мы можем спорить и подходить ближе к другой стороне.