Чего бы я ни ожидал от нее, это было не то. И неприкрытая уязвимость в ее голосе трогает мое сердце. Но моя спина остается напряженной, пока я сохраняю дистанцию, ожидая остального.
Качая головой, Дани нетерпеливо вытирает слезу, скатывающуюся по ее щеке.
— Мне не следовало обременять тебя своими семейными проблемами. С моей стороны было несправедливо ожидать, что ты будешь жить во лжи или скрывать наши отношения… меньше всего ради карьеры моего отца.
Она бросается вперед, сокращая расстояние между нами, а ее глубокие голубые глаза умоляют меня понять. И трудно оставаться пассивным, когда мое тело не хочет ничего, кроме как заключить ее в свои объятия.
— Я позволяла осуждению общества сковывать меня и связывать меня узлами дольше, чем я могу вспомнить, — продолжает Дани. — И что я в тебе люблю, так это то, насколько свободным ты заставляешь меня чувствовать себя от осуждения и ожиданий.
От одного слова «люблю» из уст Дани у меня скручивается живот. Но она не сказала, что любит меня. Тем не менее, тепло разливается по моим конечностям, когда я знаю, что ей что-то во мне нравится.
Дани начинает тянуться к моей руке, но потом, кажется, передумает, и мое сердце замирает, когда она складывает руки на коленях. Но ее глаза смотрят так долго, что мое тело гудит.
— Ты позволяешь мне быть собой, не ожидая, что я впишусь в какую-то коробку, которая соответствует твоему видению. И когда подошла моя очередь отвечать взаимностью, я потерпела полную неудачу. Я попала в ту же ловушку, что и мои родители, копируя их поведение, хотя это сводит меня с ума.
Она закатывает глаза, и, несмотря на все мои усилия, легкая улыбка тронула уголки моих губ.
— Меньше всего я хочу, чтобы ты чувствовал, будто я тебя использую, Ефрем. Как будто я занимаюсь этим только ради секса, хотя мне действительно нравится эта часть наших отношений.
Ее застенчивый смех вызывает толчок прямо в моем сердце, и образ ее лица в муках экстаза наполняет мое сознание, заставляя мой член дергаться, хотя я не должен быть настолько слаб, чтобы поддаться искушению секса. Но, по правде говоря, я настолько выведен из равновесия из-за ее извинений, что не знаю, куда идти дальше. Я хочу ей верить, и она звучит искренне. Но я не доверяю себе с Дани. Я обнаружил, что с ней мое влечение часто превосходит мой здравый смысл.
— В любом случае. — Дани неловко откашливается. — Я пришла извиниться. И спросить, доверяешь ли ты мне настолько, чтобы позволить мне отвести тебя кое-куда?
В конце ее тон становится обнадеживающим, и хотя я не готов просто еще раз передать свое доверие, я не могу отказать Дани в ее просьбе.
— Хорошо, — говорю я с неохотой.
— Правда? — Дани оживляется, ее спина выпрямляется от волнения.
Я усмехаюсь.
— Правда.
Сияя, Дани хватает меня за руку, ее маленькие пальцы переплетаются с моими. Она поднимается с дивана, тянет меня за собой и ведет к двери.
— Мы собираемся сейчас? — Спрашиваю я, глядя на свою повседневную одежду.
— Да, — говорит Дани, оглядываясь назад и проследив за моим взглядом до моих штанов.
— Мне нужно переодеться, да? — Предлагаю я, останавливая ее.
— Эм… Конечно, да, это, наверное, хорошая идея, — соглашается она, ее щеки слегка краснеют.
Я сжимаю ее руку и отпускаю ее.
— Я вернусь через мгновение.
Быстро переодевшись в рубашку на пуговицах и брюки, я надеваю черную кожаную куртку, чтобы защититься от осенней прохлады.
Поездка короткая, хотя в городском потоке она занимает некоторое время, и когда мы выходим из такси, я смотрю на высокое здание с надписью «Галерея», написанной жирным черно-белым шрифтом.
Подняв бровь, я смотрю на Дани. И она одаривает меня обаятельной улыбкой.
— Все еще доверяешь мне? — Спрашивает она, снова беря меня за руку.
Озадаченный тем, зачем она привела меня сюда, я слишком заинтригован, чтобы что-то сказать, но да, хотя я все еще настороже.
Проведя меня через парадные двери, Дани ведет в галерею современного искусства. Открытая планировка, белые стены и полы придают ей современный вид. Веревочные светильники свисают с потолка на тонких серебряных проводах, словно яркие идеи, ожидающие наполнить чью-то голову.
Стены увешаны огромными фотографиями, увеличенными, чтобы показать каждую деталь выставленного изображения.
Но не искусство потрясает меня неподвижно. Это просто количество людей. Важные люди. Я узнаю лица представителей высшего общества, некоторые из которых посещают модные вечеринки в северной части штата, которые Матрона так любит устраивать в семейном поместье. Других я узнаю по различным средствам массовой информации — политиков, модельеров, светских людей. И когда я напрягаюсь, мои глаза перемещаются, чтобы наблюдать за Дани и ее реакцией на всех людей, она с энтузиазмом тянет меня за руку.
— Сюда, — настаивает она, словно не замечая толпу людей, одетых в дизайнерские костюмы и коктейльные платья.
Глаза следят за нами, и я прекрасно осознаю, как все нас видят. Дани ясно демонстрирует, что не боится, что ее увидят со мной, хотя я знаю, что ей, должно быть, это неловко после того, как она столько раз говорила, что ее семья не хочет, чтобы она общалась с Велесами.
Мое сердце колотится от смысла ее действий, от намерения, с которым она последовала за извинениями, продемонстрировав свою искренность.
— Разве ты не хочешь посмотреть на выставку? — Спрашиваю я, пока она целенаправленно ведет меня сквозь толпу, собравшуюся вокруг различных произведений искусства.
— Да, — говорит она, глядя на меня через плечо с застенчивой улыбкой. — Но есть кое-что, что я хочу показать тебе в первую очередь.
Смирившись с последним сопротивлением, я следую за Дани сквозь толпу людей, мое сердце наполняется надеждой. Я наполняюсь огромным удовлетворением, когда вижу, как люди смотрят на Дани, а затем на наши переплетенные руки, прежде чем посмотреть на мое лицо.
Ведя меня вверх по лестнице в самый конец огромной галереи, Дани ведет меня вокруг отдельно стоящей стены в широко открытую комнату.
Люди стоят и смотрят на стену, и как только мы поворачиваем за угол, я понимаю почему.
Там, увеличенное до изображения размером, должно быть, сорок на шестьдесят дюймов, находится черно-белое изображение моего лица. Кислород исчезает из комнаты, когда я вижу его впервые, и я останавливаюсь, чтобы посмотреть.
Сбоку от него находится небольшое место с коротким абзацем и именем Дани.
— Это то, о чем я тебя просила. — Объясняет она приглушенным голосом, обхватив пальцами мой локоть и приближая щеку к моей руке. — Снимок занял лучшее место на витрине, — с гордостью добавляет она.
Глядя на Дани, я не знаю, что сказать. Я потерял дар речи перед ее талантом. Потому что в этом нет никаких сомнений. Картина не похожа ни на что, что я когда-либо видел. Ей удалось запечатлеть меня лучше, чем это смог бы фотограф, работающий с профессиональной моделью.
И в моих серых глазах пылает вся моя сильная страсть к этой безумно красивой, талантливой девушке.
Обойдя меня и приблизив нас к моему изображению, Дани берет меня за обе руки. И когда она смотрит на меня, ее глаза сияют.
— То, что я чувствую к тебе, Ефрем, не похоже ни на что, что я чувствовала раньше. Я провела свою жизнь, пытаясь быть тем, чего ожидают от меня мои родители. Но потом появился ты и открыл во мне что-то, что я не могу игнорировать. Ты вдохновляешь меня жить для себя, и я хочу делать это вместе с тобой. Начиная с сейчас.
В комнате воцаряется тишина, я стою неподвижно, мое сердце колышется в груди. Это лучше, чем любое примирение, на которое я мог надеяться. И слова Дани трогают что-то глубоко внутри меня.
В восторге от Дани, я медленно подхожу к ней, пристально глядя на нее. Затем я беру ее за затылок и наклоняюсь, чтобы поцеловать ее прямо на глазах у толпы посетителей галереи.
26
ДАНИ