– Вид у меня слишком затрапезный, – хмуро ответил парень. – В Парк ходят только франты.

– Чепуха, Джим, – прошептала она, ласково проводя по рукаву его пальто.

– Ладно, – сдался он наконец, – только одевайся поскорее.

Пританцовывая, Сибила выбежала из комнаты. Поднимаясь по лестнице, она что-то напевала. Над головой раздались ее легкие шаги.

Джим обошел комнату два или три раза и повернулся к неподвижно сидевшей в кресле женщине.

– Вещи собраны, мама?

– Все готово, Джеймс, – ответила она, не поднимая глаз от шитья. В последние несколько месяцев она стала чувствовать себя неловко в присутствии своего грубоватого и сурового сына. Встречаясь с ним взглядом, тщательно скрываемая мелочность ее натуры трепетала. Она задавалась вопросом, не подозревает ли он чего. Молчание, при отсутствии замечаний с его стороны, сделалось для нее невыносимым. Она стала обижаться. Женщины защищаются нападая, нападки их принимают форму неожиданного и непонятного отступления. – Надеюсь, ты будешь доволен морской жизнью, Джеймс, – заметила она. – Помни, свой выбор ты сделал сам. Мог бы устроиться в адвокатскую контору. Поверенные – люди достойные, в провинции их часто приглашают к столу в самых лучших семействах.

– Ненавижу конторы и конторских служащих, – ответил он. – И все же ты права. Я выбрал свою жизнь сам. Скажу тебе одно: приглядывай за Сибилой! Не дай ей попасть в беду. Мама, ты обязана за ней присматривать!

– Джеймс, что за странные вещи ты говоришь! Разумеется, я присматриваю за Сибилой.

– Слыхал я, один джентльмен ходит в театр каждый вечер, а после представления наведывается к ней за кулисы, чтобы поговорить. Это правда? Что за дела?

– Ты говоришь о том, чего не понимаешь, Джеймс. Наша профессия не обделена вниманием благодарных зрителей. Когда-то и я сама получала множество букетов. В те времена актерскую игру действительно ценили. Что касается Сибилы, то на данный момент я не знаю, серьезно ее увлечение или нет. Во всяком случае, не подлежит ни малейшему сомнению, что вышеупомянутый молодой человек – истинный джентльмен. Со мной он исключительно вежлив. Судя по всему, он богат, и букеты, которые он присылает, – прелестны.

– Имени его ты не знаешь, – сурово бросил парень.

– Нет, – благодушно откликнулась мать. – Своего настоящего имени он пока не открыл. Думаю, это очень романтично. Вероятно, он аристократ.

Джеймс Вэйн прикусил губу:

– Мама, приглядывай за Сибилой! Смотри за ней как следует!

– Сын мой, ты меня огорчаешь! Сибилу я окружаю особой заботой. Разумеется, если джентльмен богат, то нет никаких причин, по которым мы не могли бы заключить с ним союз. Для Сибилы это была бы блестящая партия. Они стали бы прекрасной парой. У него такая приятная внешность, все с него глаз не сводят.

Парень пробормотал что-то сквозь зубы и побарабанил по оконной раме мозолистыми пальцами. Он повернулся, чтобы ответить матери, и тут вбежала Сибила.

– Какие вы оба серьезные! – воскликнула девушка. – Что случилось?

– Ничего, – отрезал он. – Думаю, иногда можно быть и посерьезнее. Прощай, мама, обедать приду к пяти. Все вещи, кроме рубашек, собраны, так что не волнуйся.

– Прощай, сын мой, – откликнулась она с деланой внушительностью.

Выбранный им тон раздражал ее невероятно, и в его взгляде проскальзывало нечто пугающее.

– Поцелуй меня, мама, – попросила девушка.

Подобные лепесткам губы коснулись увядшей щеки и растопили лед.

– Дитя мое! Дитя мое! – воскликнула миссис Вэйн, глядя на потолок в поисках воображаемой галерки.

– Пошли, Сибила, – нетерпеливо проговорил брат, не выносивший наигранности.

Они вышли на солнце, то и дело скрывающееся за бегущими по небу облаками, и зашагали по унылой Юстен-роуд. Прохожие удивленно поглядывали на мрачного коренастого юношу в грубом, плохо сидящем костюме в компании изящной и элегантной девушки. Вместе они смотрелись как садовник и роза.

Время от времени Джим хмурился, ловя на себе любопытные взгляды. Он терпеть не мог, когда его разглядывают, что присуще гениям в их поздние годы и людям простым в течение всей жизни. При этом Сибила вовсе не замечала, какой производит эффект. На ее смеющихся губах трепетала любовь. Она думала о Прекрасном Принце, и, чтобы она могла думать о нем и дальше, она не говорила о нем вслух, а щебетала о корабле, на котором поплывет Джим, о золоте, которое он наверняка отыщет, о поразительно красивой девушке из богатой семьи, которую он спасет от свирепых бандитов в красных рубахах. Ведь он вовсе не останется ни матросом, ни вторым помощником капитана или кем там еще? Ни в коем случае! Жизнь матроса ужасна! Сидеть в трюме отвратительного корабля, в борт которого так и норовят пробраться горбатые волны, а сердитые ветра ломают мачты и рвут паруса на длинные узкие ленточки!.. В Мельбурне брат должен покинуть судно, вежливо распрощаться с капитаном и, не теряя времени, отправиться на золотые прииски. Не пройдет и недели, как он наткнется на большущий самородок, самый большой из всех, которые когда-либо попадались, и повезет его на побережье в фургоне под охраной шести вооруженных полицейских. Бандиты нападут на них трижды и погибнут в грандиозной схватке. Или нет, не так. Не стоит спешить на золотые прииски. Там опасно, можно отравиться химикатами и погибнуть в перестрелке в баре, к тому же все сквернословят. Он станет отличным овцеводом и в один прекрасный вечер, по пути домой, увидит прекрасную богатую девушку, которую будет увозить разбойник на черном коне, пустится в погоню и спасет ее. Разумеется, она влюбится в него, а он в нее, и они поженятся, вернутся домой и заживут в Лондоне, в замечательном доме. Да, жизнь готовит ему восхитительные сюрпризы. Однако он должен вести себя хорошо и не терять голову, не тратить деньги на ерунду. Хотя она старше его всего на год, о жизни знает гораздо больше. И конечно, он должен писать ей с каждой почтой и молиться на ночь перед сном. Она тоже будет о нем молиться, и через несколько лет он вернется домой богатым и счастливым.

Юноша слушал ее с мрачным видом и не отвечал. Перед разлукой на душе у него было тяжело.

Однако причиной мрачности Джима было не только предстоящее одиночество. При всей своей неопытности он предчувствовал, насколько опасно положение Сибилы. Ухаживания молодого денди наверняка не доведут ее до добра. Он аристократ, и Джим ненавидел его за это, ненавидел из смутного классового инстинкта, в котором сам себе не отдавал отчета и который по этой причине разгорался в нем все сильнее. Также он понимал ограниченность и тщеславность натуры своей матери и в этом видел страшную опасность для Сибилы и ее счастья. В начале жизни дети любят своих родителей, повзрослев, они их судят, а иногда и прощают.

Мать! Джиму хотелось у нее кое-что спросить, о чем он размышлял в течение долгих месяцев молчания. Случайная фраза, услышанная в театре, насмешливый шепот, достигший его ушей как-то вечером, когда он ждал возле актерского входа, запустили целую вереницу ужасных мыслей. При воспоминании о них лицо парня перекосилось, будто от удара кнута. Брови сомкнулись в клиновидную бороздку, и от боли он закусил губу.

– Джим, ты не слышал ни слова из того, что я сказала! – воскликнула Сибила. – А я строю для тебя такие дивные планы на будущее! Ответь хоть что-нибудь!

– Чего ты хочешь услышать?

– Скажи, что будешь хорошим мальчиком и не забудешь нас, – ответила она с улыбкой.

Он пожал плечами:

– Скорее ты меня забудешь, Сибила.

Она вспыхнула.

– Что ты имеешь в виду, Джим?

– Я слышал, у тебя появился новый друг. Кто он? Почему ты ничего о нем не рассказываешь? Он тебя до добра не доведет.

– Прекрати! – вскричала она. – Не смей говорить о нем плохо! Я люблю его!

– Ты даже имени его не знаешь, – напомнил Джим. – Кто он? Я имею право знать!

– Его зовут Прекрасный Принц. Чудесное имя, правда? Дурачок ты! Такое имя не забудешь никогда. Если бы ты только его увидел, то понял – он самый замечательный человек во всем мире! Когда-нибудь ты с ним познакомишься. Вот вернешься из Австралии!.. Он тебе очень понравится. Он всем нравится, а я… я люблю его! Как бы я хотела, чтобы ты успел сегодня в театр! Он придет, и я сыграю Джульетту. Ах, как я сыграю! Только представь, Джим: быть влюбленной и играть Джульетту! Он будет сидеть там, и я порадую его своей игрой! Боюсь, что напугаю публику, напугаю или очарую. Любить значит превосходить самого себя. Этот жалкий уродец господин Айзекс станет кричать «гениально!» своим шаромыжникам в баре. Прежде он проповедовал меня как догму, сегодня объявит меня откровением. И всем я обязана моему Прекрасному Принцу, моему потрясающему возлюбленному, моему грациозному идолу! Рядом с ним я ничтожна. Ничтожна… Ну и что? Нужда вползает в дверь, любовь влетает в окно. Наши пословицы надо переделать! Они придуманы зимой, сейчас же – лето. Нет, для меня – весна, бал цветов под голубыми небесами!