— 081й, вас слева атакуют.

— Маневрирую!

— 081й, дальность 35. Уходите на предельно малую! — разрывается ОБУшник.

Я же продолжаю держать в поле зрения АВАКС. До точки захвата 10 километров. Лампа «пуск разрешён» на индикаторе лобового стекла, уже горит несколько секунд. Радич и Гаврюк ещё крутятся, отвлекая на себя одно из «Хорнетов».

— 521й, уходи!

— Работайте… — прозвучал в эфире голос Валеры и оборвался.

Ещё пять километров. Во рту пересохло, а рука сильнее сжимает ручку управления. На прицеле виден Е-3. Теперь уже не промахнусь.

— Захват! Пуск! — скомандовал я и отвернул влево.

Тут же переключился на ракеты Р-73. Теперь АВАКСу может помочь разве что самое большое чудо.

В прицел тут же поймал «Хорнет», который атакует Радича. Вижу как от Ф/А-18 отделилась ракета.

— Цель в захвате! Пуск! — снова произнёс я, и от моего самолёта отделилась очередная ракета.

Спутный след заполонил весь обзор, когда я уходил в сторону. Ракета несколько раз вильнула и тут же превратила «Хорнет» в огненный шар.

— 081й, правый горит. Иду к берегу! — доложил генерал.

Значит, попали по старику. А обломки «Хорнета» рухнули вниз.

Остался один. И он тут как тут! Сзади в зеркале показался силуэт Ф/А-18, но нельзя ему давать заходить в хвост. В современном бою это смерть.

Разворот вправо, переворот и пикирую вниз. Идёт следом за мной. Накрывает справа, но я успеваю пройти перед его носом, отвернув влево. По-прежнему противник преследует меня. С одной ракетой у меня минимальное количество шансов.

Вновь накрывает меня сверху. Попадётся на уловку или нет? Подпущу ближе. Пока всё равно прицел он не включает. Бросаю взгляд на топливомер. Совсем печальная картина. Керосина на одну минуту боя, не более того.

Надо ускориться. Переворот и начинаю очередное пикирование. Да, нужен запас высоты. Да, этот манёвр меня ограничивает. Но ведь есть ещё и другой фактор. Противник думает так же.

И он идёт за мной. Почти в мёртвой зоне моего локатора. Ещё мгновение и будет атаковать. Сирена!

Но это сигнал и для меня тоже. Задираю нос, обозначаю, что буду выходить на петлю и тут же начинаю вращение и даю «Хорнету» проскочить. Обманка сработала.

' — Прицел. Марка. Захват! Пуск!' — проговорил я про себя.

Выровнял самолёт и выпустил ракету. Расстояние было минимальное. Взрыв сильный и уйти в сторону не получилось.

Сильный удар по фюзеляжу. Ещё один! В наушниках заработала сирена. Такое ощущение, что меня сплющило с двух сторон. В глазах всё плывёт и вокруг вращается весь мир.

Кнопка-табло замигала. На индикаторе загорелся сигнал «Пожар».

— Пожар правого двигателя! — оповестила меня РИта.

Рычаг управления правым двигателем переместил в положение СТОП. Кнопку огнетушения нажал. Самолёт сбалансировал, но в наушниках продолжает вещать «печальная» женщина.

Ещё пару секунд и сигнализация «снялась».

Вроде всё. Но только я успокоился, как заработала сирена. Самолёт уже никак не сманеврирует.

— 711й, к вам с запада приближается группа. Уходите из района.

Да куда уж тут уйдёшь!

Подо мной открытое море. Береговой линии почти не видно. Правый двигатель выключен. На приборной доске вздрагивает резиновая игрушка. Будто сам самолёт нервничает. Руки уже тянутся к держкам. В мыслях только одно — хреново, что у сербов не было спасательных поплавков АСП-74.

В этот раз «гадкий утёнок» меня уже не доставит домой.

Темнота в глазах рассеивается. Медленно я опускаю ручку на деревянной двери. Щелчок отдаётся в голове, будто сигнал к началу чего-то важного. Аккуратно переступаю порог и попадаю в большое помещение.

— Вон, двух «зайцев» вижу, — громко указывает высокий мужичок в лётном комбинезоне расцветки «Бутан» на два прицельных шара на бильярдном столе, расположенных вплотную друг к другу.

— Не-а. Не получится, — поправляет шлемофон человек в форме полярного лётчика.

В углу работает цветной телевизор. На полке слева играет кассетник «Шарп». Однозначно привезён из Афганистана. Чуть дальше у окна стол, где двое мужиков играют в шахматы. Только вот форма на них такая же, в которой летали в Великую Отечественную войну. У каждого на груди звезда Героя Советского Союза, а из сапога торчит свёрнутая карта.

— Никогда бы не подумал, что Динамо из Тбилиси выиграет Еврокубок, — качал головой мужик, похожий на татарина.

У него и вовсе две звезды Героя на груди. И вокруг ещё несколько человек, чьи лица мне знакомы. Вот только… их всех нет в живых.

Похоже, что я в святая святых любого аэродрома — лётной комнате. Дверь позади меня открылась, и вошёл человек суровой внешности.

— Валерий Палыч, партию в шахматы? — спросил у него один из «фронтовиков».

Похоже, что со мною рядом сам Чкалов. Блин, ну я точно умер. Опять!

— Не-а. Сейчас опять под мостом пролетел. Получилось, но никому не советую повторять, — улыбнулся он и посмотрел на меня. — Так, у нас новенький. Как звать?

— Сергей Родин, — ответил я, и Чкалов протянул мне руку.

— Родин, Родин… вспомнил. Пару человек о тебе говорили. А где Ванька Швабрин? Он тебя постоянно вспоминает.

— Да он всё на корабль садится. Сказал, пока сотню не сделает, не успокоится, — сказал из дальнего угла средних лет мужчина крепкого телосложения.

Когда он встал во весь рост, я его узнал сразу. Валерий Алексеевич Томин, одетый в песочный комбинезон, медленно шёл ко мне навстречу.

— Ребя, какими судьбами? — спросил у меня Томин, крепко пожимая руку.

— Пока не ясно. Не заметил, как и…

— Умер? Случается. Я вот тоже до последнего выводил самолёт и не вывел, — сказал Валерий Алексеевич.

Похоже, что именно сюда попадают погибшие лётчики. Небесная лётная комната, где все равны между собой.

— Сергей, а по-моему, тебе не сюда, — улыбнулся Томин.

— А куда?

Валерий Алексеевич почесал затылок и повернулся к ещё одному мужчине в этой комнате. Пожалуй, этот человек — заслуживает своего почётного места.

В кресле-качалке рядом со старым патефоном, читая газету «Правда», сидел сам штабс-капитан Нестеров.

— Пётр Николаевич, что там про Родина пишут? — уточнил Томин.

Нестеров сложил газету и повернулся ко мне. Он медленно подкрутил свои усы и улыбнулся мне.

— Рано. У него ещё есть дела.

Меня будто в грудь ударили. В глазах вспышка света и сирена об облучении громко орёт, отдаваясь в голове эхом. Сознание говорит, что пора «выйти из кабинета», но правая рука не хочет отпускать ручку управления. Такое ощущение, что на индикаторе лобового стекла высвечивается надпись «Сиди».

— 711й, три противника с Запада, дальность 40. Уходите! — едва ли уже не кричит в эфир ОБУшник.

Времени нет переваривать всё то, что сейчас пробежало перед моими глазами. Секунды превратились в сплошной 25 кадр. И кажется, что стрелки часов встали как вкопанные.

Надо попробовать уйти, снизившись как можно ближе к водной поверхности. Возможно, получится скрыться в утренней дымке. Опасно, но другого выхода нет, если я хочу остаться в живых.

Глубокий вдох и выдох. Пора!

— 711й, три единицы. Отставить! Семь! Нет, три… ещё кто-то.

Странная информация с земли. Но тут в тишине радиоэфира прозвучала знакомая фраза.

— Отошёёёл!

— Слева обхожу. Вертится зараза!

— Да не уйдёт.

Первая реакция, что я и правда умер. Лечу вниз и всё надеюсь на чудо. Но его не случилось. Просто появились свои.

И говорят они на… русском!

— 711й, три противника уходят. К вам приближаются двое. Вроде свои! — радостно доложил офицер боевого управления.

Начинаю понимать, что в воздухе есть ещё кто-то. В самый последний момент смерть вновь меня отталкивает. И от этого на душе весьма трепетно. Осталось посмотреть на тех, кто помог.

Я повернул голову влево. Медленно и очень близко ко мне подлетел Су-27К. Эту сине-белую раскраску я ни с чем не перепутаю. Как и рисунок орла на киле.