Многофункциональные дисплеи ярко светили, отображая для меня нужную информацию. Техники уже сняли предохранительные чеки и ждали момента на выруливание. Я посмотрел на своих коллег. Они ещё продолжали запускаться. Времени очень мало. В любую минуту будет прилёт, и тогда уже никто не взлетит.

— 711й, готов, — доложил Рустам.

Следом за ним вышли в эфир Пётр Аркадьевич и Вася.

— Вышка, группа 711го готова к выруливанию, — доложил я.

— Подруливайте к полосе, — быстро сказал руководитель полётами.

Ему сейчас очень сложно. В воздухе множество самолётов, которые надо отправить на перебазирование. Какую-то часть техники уже прячут в хранилища, а какие-то самолёты просто «раскатывают» по аэродрому на большом расстоянии друг от друга. Так можно минимизировать число потерь техники.

Самолёты сербов продолжали уходить в ночное небо. На тёмном фоне пламя форсажей выглядят как огненные конусы.

— 711й, на исполнительный. Отход левым разворотом на курс 280°, высота 7000, — доложил я.

— Выполняйте.

Я занял место на полосе и дождался, пока вырулит мой ведомый. Вася достаточно быстро занял своё место и доложил о готовности к взлёту.

— 3й, выводим. Обороты максимал! — громко сказал я, продолжая удерживать вибрирующий самолёт на форсажах. — Паашли!

Разбег по полосе. Скорость растёт, нос самолёта вот-вот начнёт подниматься.

— Отрыв!

— Шасси убрано. Справа на месте, — доложил Вася.

— Влево с креном 45°, разворот через «точку». Паашли!

Плавно начали разворот. Контролирую, чтобы все параметры держались ровно и без резких скачков. Пока в способностях Василия я не совсем уверен.

— Ближе держись. Не отставай, — сказал я в эфир, заметив, что Долгов слегка уходит в сторону.

— Понял.

Постепенно заняли нужную высоту и направились в сторону границы. Управление нами принял пункт наведения, находящийся рядом с Боснией.

Включил локатор и начал просматривать воздушное пространство. Пока никаких меток в районе Тузлы не видно. С земли постоянно сообщают, что наблюдают приближение НАТОвских самолётов, но пока только видны помехи на локаторе.

— 711й, наблюдаю. Справа под 30°, дальность до цели 130, — подсказал нам офицер боевого управления.

Как эта должность называется у сербов, трудно сказать. Но смысл один тот же, что и в Союзе.

— Понял, — ответил я и подвернул в сторону метки.

Она постепенно приближалась, но никакого облучения не было.

— 3й, тебе отворот вправо и вираж до команды, — сказал я в эфир, и Вася отвернул в сторону.

Метка всё ближе, но постоянно исчезает. А потом снова появляется.

— 711й, ещё одна цель. Слева от вас под 40°, дальность 120.

Первая цель начала разворот и осталось от меня на том же удалении. Видимо, американцы пока прощупывают возможность пуска. Пускать ракету со 130 километров, они не собираются. Поражение цели маловероятно с такого расстояния.

— 711й, пропала цель. Вот снова появилась!

Но вновь ОБУшник её потерял. И так в течение ещё десяти минут я слышал подобные потуги дать мне целеуказание. Можно списать всё на помехи, но что-то предчувствие говорит об обратном.

— 711й, прошу снижение до 2000, — запросил я.

— Эм… понял. Разрешил, — растерялся офицер боевого управления.

Я резко выполнил переворот и начал пикировать. Высотомер быстро отсчитывал высоту в обратном направлении. Мне нужно быстрее выйти на высоту наиболее вероятного обнаружения цели.

Я вывел самолёт на нужную высоту и приступил к поиску. Оптико-локационная станция была в работе. Минута, две. Напряжение возрастает. Такое уже было в Ливии, так что здесь упустить прорыв противника нельзя.

Один вираж, второй. Станция работает, но пока только помехи. И одна из таких движется. Точно! Прикрылись помехами и следуют в направлении Белграда.

— 711й, занимаю курс 100. Ищу цель, — доложил я.

Прибавил оборотов и направил самолёт в направлении области помех. Вижу, как с земли происходят пуски ракет, но они далеко. ПВО Сербии работает как может. Воздух расчерчивают пунктиры зенитных установок. Пока ещё массированный удар продолжается, надо быть внимательным.

— 711й, снижаюсь до 1000.

Обнаружить самолёт противника можно только с нижней полусферы. И дальность должна быть не более 20 километров.

— 711й, вы в зоне действия нашей ПВО.

Зато я вижу цель. Вот он! Скорость 750 км/ч. Высота 1200 и он постепенно снижается. На экране он едва заметен.

— Вижу цель. По курсу 20. Готов работать, — доложил я.

— Там никого нет! Отставить атаку! Это свой может быть самолёт! — кричал мне кто-то в эфир.

— Наведитесь на меня и обнаружите его! — ответил я.

Пытаюсь поймать в прицел «невидимку», но он начал маневрировать. Почувствовал, что его преследуют.

— До цели 18. Цель в захвате! — доложил я.

— 711й прекратить. Там наши самолёты.

На локаторе появились несколько меток. Все в районе Батайницы. Видимо, не всем хватило аэродромов для перебазирования.

— Я вижу цель и готов работать. Дальность 15!

— Прекратить! Нет там никого.

Курс «невидимки» ведёт точно на деревню рядом с аэродромом. Та самая, где Драгомир и Анна.

— 711й, вернитесь в зону дежурства. Это приказ.

Тут либо выполнять, либо пускать. Визуально ночью предполагаемый мной самолёт Ф-117 не виден. Цель в захвате, но маневрирует. А если и, правда, это свой?

До деревни 30 километров.

Сигнал захвата цели продолжал бить по перепонкам. Голоса в эфире доносились эхом и разобрать что-то на сербском языке было сложно. Уже давно высвечивается на индикаторе команда «пуск разрешён». Время начало искривляться. Ощущение, что происходящее — один кадр кинофильма.

Кромешная тьма ночи не позволяла хоть как-то визуально определить принадлежность захваченного мной самолёта.

— 711й, не стрелять. Это свой! — в очередной раз прозвучала команда с земли.

На одной чаше весов указание с командного пункта. На другой здравый смысл и анализ обстановки. Похоже, что определяться нужно мне самому.

Да с чего бы это был свой самолёт, если он пролетел через всю страну и продолжает нестись в сторону пригорода Белграда⁈

Ещё и с такой малой заметностью. Почему у него тогда не включены бортовые огни. Решение здесь очевидное.

— Дальность 12, пуск! — громко сказал я.

Ракета начала свой стремительный полёт. Несколько мгновений и небо озаряет яркая вспышка. Потом ещё один яркий всплеск. Похоже, что пилот катапультировался.

Я резко ушёл вправо, чтобы меня не зацепило осколками. Как минимум, ракета достигла цели, а с пилотом уже разберутся.

— 711й, цель поражена. Пилот катапультировался.

— Как⁈ Кто приказал⁈ — возмущался кто-то с командного пункта.

Но сейчас мне было всё равно. Я ещё раз повторил доклад, но он никак не подействовал. У меня всё пытались узнать, почему я это сделал. Другого времени не могли найти⁈

Я вернулся в зону дежурства, где мой ведомый продолжал совершать демонстрационные действия с истребителями противника. Похоже, для авиации НАТО было неожиданностью, что их могут сбить на столь большой дистанции. МиГи, на которых летает моё звено, имеют схожее по характеристикам вооружение.

Чего не скажешь о МиГ-29 сербов. Выйди они в зоны дежурства, и их бы сбили. Но топливо у меня и других лётчиков подходило к концу.

Для посадки нам определили аэропорт в Сурчине. Он не подвергся бомбардировкам и был закрыт на выпуск и приём рейсов с началом атаки.

Вася шёл справа от меня и начинал снижаться вместе со мной. Яркие огни полосы слегка слепили, но сейчас нужно было быстрее сесть. Топливомер уже приближался к аварийному остатку.

— 711й, 600 парой, шасси выпущены, — доложил я диспетчеру.

— 711й, парой? Вдвоём будете садиться?

Что-то в моей фразе удивило гражданского диспетчера-девушку. Будто никогда не слышала, что самолёты могут и не по одному заходить на посадку.