Дальше отступать было некуда. Понимал это как я сам, так и наконец настигший меня Чон Мён.
— Ты проиграл, брат Чень! Прими свою судьбу, как подобает воину с горы Мудан! — выпалил немного запыхавшийся Чон Мён. — В бегстве нет чести!
— Да? Ну это ты сейчас так говоришь, — с усмешкой ответил я и, поплотнее прижавшись спиной к деревянной свае, как следует напряг ноги.
— О чём это ты… — начал было Чон Мён, но тут же отбросил лишние сомнения и снова направил на меня свой грозный меч. — Прощай, Су Че…
Последние слова Чон Мёна потонули в оглушительном треске. И в то же самое время надломленная свая за моей спиной начала заваливаться набок. Ловко подставив трапецию, я принял вес тяжеленного бревна на левое плечо, а после поудобнее перехватил падающий столб двумя руками.
— Брат Чень, а это ещё зачем? — промямлил Чон Мён, не отрывая взгляда от здоровенного бревна в моих руках.
— Ах, это? — покосился я на тяжеленную сваю, свисающую с плеча. — Это — чтобы тебя бить.
— Но это же против правил! — воскликнул бедняга Чон Мён, всё ещё не в силах поверить в происходящее. Он даже отвернулся от меня, дабы посоветоваться о столь вопиющем случае с распорядителем. — Достопочтенный…
Однако все его последующие слова оказались заглушены протяжным гулом. Раскрученное мной бревно, подобно лопастям вертолёта, не только подняло целую тучу пыли вокруг, но и заодно погрузило всю арену в истинный и первозданный хаос. Теперь ни Чон Мён, ни сам распорядитель не знали, как им быть. Они что-то кричали и показывали мне руками какие-то знаки, но я, будучи в эпицентре рукотворной бури, ничего не видел и не слышал. Ну или усердно делал вид, что так оно и есть… А то, что многие слова распорядителя всё же долетали до моих ушей, пускай и обрывками, это уже дело десятое. Да и кричал он в основном всякие глупости: что-то про нарушение правил и прочую чепуху. Но, думается мне, это были всего лишь слуховые галлюцинации.
Ну а между тем свая в моих руках всё сильнее ускоряла свой ход. Всё-таки прав был мой первый тренер, когда говорил, что любая качковская наука хоть раз в жизни да пригодится. Вот и мои тренировки с пустым грифом, когда я вращал его так и эдак, словно какой-то доморощенный циркач, не прошли даром.
Мир другой, а руки всё ещё помнят.
Довольно улыбнувшись, я шагнул в направлении Чон Мёна. Вот теперь и подерёмся лицом к лицу, как подобает мужчинам…
Эй, а куда это он побежал? А ну, стой, паскуда!
Я тут же бросился вслед за улепётывающим Чон Мёном.
— Эй, а как же «в бегстве нет чести»⁈ — с обидой проревел я на всю арену.
Но Чон Мён, казалось, совсем не услышал моего упрёка. Ну или хорошо сделал вид, что не услышал. Впрочем, сразу после моего окрика он почему-то ещё сильнее ускорил свой бег и даже в порыве отчаяния воспользовался цингуном, перелетев к противоположному краю арены. Но как в народе говорят, сколько бы верёвочке ни виться, а конец всегда один. Арена-то она пусть и большая, ну так и свая в моих руках далеко не маленькая. А дальше бойцовской арены Чон Мёну один чёрт не удрать, если только не хочет поражение схлопотать.
Видимо, понял это и сам Чон Мён, потому как дальше убегать он не стал. Благородный клинок цветущей сливы повернулся ко мне лицом, выставил перед собой покрытый ци клинок. А после, за каким-то чёртом закрыл глаза. Но это были ещё не все странности. Губы парня внезапно зашевелились. Вот только из-за поднятого бревном гула я совсем не расслышал его слов. Ну а спустя секунду мне и вовсе стало не до того.
Клинок Чон Мёна кляксой размазался в воздухе, за доли секунды выписав несколько замысловатых восьмёрок. В этот момент воин с горы Хуашань был похож на яростного художника, полосующего мольберт верной кистью. Вот только в отличие от мазков художника выпады Благородного клинка цветущей сливы не имели никакого отношения к живописи. Это я понял сразу, как только мне в лицо устремились первые розовые росчерки, стремительные, размашистые и очень опасные даже на вид.
Через секунду свая в моих руках мелко задрожала от столкновения с чужой ци. Но что ещё хуже, за каких-то пару секунд моё верное брёвнышко стало короче чуть ли не на треть! Часть ствола буквально стесалась, словно бы угодив в самую настоящую дереводробилку!
Вот это да! А если бы эта дрянь попала в меня? Как пить дать, я бы после такого не только драгоценной одёжки лишился, но и выглядел так, словно побывал на кошачьей свадьбе! И отнюдь не в качестве гостя.
А тем временем цзянь в руках Чон Мёна всё ускорял свой полёт. Он больше не казался витиеватой розовой кляксой, размазанной по холсту художника. Теперь мелькающий с невероятной скоростью клинок больше походил на тот самый распустившийся цветок сливы, от сердцевины которого один за другим отрывались смертоносные лепестки, беспрерывно летящие в мою сторону.
Хищные лепестки один за другим жадно вгрызались в податливую древесину, постепенно лишая меня не только добытого с таким трудом оружия, но и надёжной защиты.
Однако сдаваться, особенно так просто, я не собирался. Тем более, что перед внутренним взором внезапно предстало мудрое и одухотворённое лицо наставника Доя. Его губы беззвучно шевелились, изрекая очередную мудрость. Из-за густой серебряной бороды, прикрывающей рот мудрого старца, я не сумел разобрать всего, что он хотел мне поведать. Однако чётко уловил суть. Главный посыл наставника был таков: «Порвёшь халат — убью!»
Спустя мгновение внезапное наваждение также быстро улетучилось, и я вдруг понял, как мне сохранить мой верный халат. Пришло время показать себя во всей красе.
* * *
Стоя среди зрителей, наставница Чень Сифень с замиранием сердца следила за разворачивающейся перед ней схваткой. На арене, не жалея сил, бились двое юношей. Первый — уже знакомый ей столь ненавистный Су Чень из секты Мудан, а второй — тот, за кого она всем сердцем болела.
Наставница Чень и сама не заметила, как прижала кулачки к груди, моля Небеса послать победу представителю секты Хуашань.
Однако как бы настаница Чень ни пыталась склонить судьбу на свою сторону, какие бы мольбы и увещевания ни вылетали из её уст, битва пока что шла на равных. Инициатива, словно взбалмошная крестьянка уходила то к одному, то к другому. Ещё минуту назад многоопытная наставница наивно полагала, что битва приближается к своему окончанию. Но загнанный в угол Су Чень и тут сумел её удивить: он каким-то неведомым ей образом сумел вырвать один из опорных столбов арены и теперь этим самым столбом отмахивался от выпадов Благородного клинка сливы, словно пасечник от взбунтовавшихся пчёл.
Впрочем, долго такое противостояние продлиться не могло. Бревно в руках мерзкого Су Ченя постепенно изнашивалось под многочисленными выпадами юнца из Хуашань. А значит, уже скоро схватке придёт конец, и она, как и обещала, сможет покинуть столицу.
Да, так уж получилось, что ей пришлось обмануть свою любимую ученицу и тайком прийти сюда сегодня, дабы лично лицезреть столь желанное отмщение. Ей хотелось хотя бы краем глаза, вот так из толпы зрителей понаблюдать за тем, как подставившего её мальчишку будут втаптывать в грязь. И уже скоро она собиралась в полной мере насладиться этим долгожданным представлением. Ну а уже после, с радостью и спокойствием в сердце покинуть Небесный кряж.
Что же касается собственной безопасности, то за неё Чень Сифень совсем не переживала. Маска безликих до неузнавания изменила её лицо, и теперь опознать её мог лишь какой-нибудь провидец из числа Небесных мудрецов. А таковых в обозримом пространстве было не сыскать. Так что выдать себя она могла лишь сама, но так как дурой наставница Чень никогда не была, то и делать этого не собиралась. На данный момент наставницу полностью устраивала роль бесправного зрителя. Ну а о своей личной мести она подумает как-нибудь в другой раз…
— Есть хочется.
— И мне.
— Угу.
Наставница Чень недовольно покосилась на три широкие спины перед собой. В любое другое время она бы как следует отчихвостила наглых бабуинов, бесцеремонно загородивших ей обзор. Однако в этот день и этот час она не могла позволить себе такую роскошь: Чень Сифень больше не была собой, дерзкой и неустрашимой наставницей из великой секты Эмэй. Теперь она носила маску обычной горожанки и не могла разрешить себе грубость в адрес уважаемых представителей Мурима. А в том, что троица перед ней имеет отношение к миру боевых искусств, Чень ни капельки не сомневалась — ну не на рисовых же плантациях они обзавелись столь впечатляющими мышцами!
