– Сомов, не грузи девушку подробностями. Я понимаю, что тебя, возможно, это возбуждает. Ты всё видел – строители закончат к концу недели и потом начнётся отделка. Сейчас здесь проходной двор, а с началом отделки я всё заберу в свои загребущие лапы и установлю пропускной режим. Твоя задача, составить перечень всего, что нужно закупить, потом закупить это и установить до отделки и во время неё, чтобы потом ничего лишнего не долбить, не сверлить, не снимать и не клеить заново. Когда я офис запру на пропускной режим, всё нужное можно будет хранить здесь. До этого нельзя. Храни у себя дома, на балконе, в гараже, на вокзале в камере хранения. Мне от тебя нужна смета того, что купить на этом этапе. Кабели, кронштейны, каналы, крепёж, инструмент, которого нет, и назови мне сумму, которую ты намереваешься заплатить тем, кто будет с тобой или у тебя работать. Себя не считай – у тебя с завтрашнего дня оговорённая зарплата. Любые вопросы по планам, схемам, сметам – это к Вере. Любые вопросы по деньгам, доступу, организации и прочим ценным указаниям – это ко мне. С прорабом строителей и отделочников – это один человек – я тебя познакомлю. Никто из вас никому никаких указаний не даёт. Всё, что нужно, согласовываете друг с другом. Его рабочие подчиняются ему, твои – тебе. Чуть что не так, сразу сообщаешь мне.

– Ну, нихрена себе, Тань, – восхитился до этого молча слушавщий Сомов. – Тебе бы стройкой Днепрогэса управлять.

– Сомов, у меня папа природный строитель-экскаваторщик. И хотя он подкаблучник, но когда дома розетку ремонтирует или полку прибивает, его даже мама слушает. А я – его родная дочь, сечёшь?

– Хех, – ухмыльнулся Сомов, закрывая ноутбук.

Вакансию секретаря мы разместили, конечно же, без перечисления всех пожеланий про зубы и Сартра – упомянули лишь про английский язык. Отзывов поначалу было много и я их читала, до тех пор, пока не мне не попалось сначала одно резюме, где было фото претендентки в купальнике, а потом второе, где было фото претендентки в одежде, но зато верхом на коне. Постепенно поток резюме оскудел, и я перестала их читать, оставив это удовольствие Вере.

Реконструкция и ремонт офиса уже вот-вот должны были закончиться, и секретарь нам был позарез нужен. У меня скоро начинались занятия в университете, а в офисе обязательно кто-то должен был находиться и хозяйничать там в моё отсутствие.

А тут умер Сергей Игоревич. Мы с Верой об этом узнали от Натальи Валерьевны. Она позвонила к нам в квартиру, но заходить не стала. Сообщила печальную новость и сказала, когда и где будет прощальная панихида. Похорон не будет, будет кремация. Всем занимается его сын Юра.

В назначенный день мы поехали на кладбище в крематорий. Не буду описывать эту процедуру. Скажу лишь, что секретаршу себе в офис мы нашли там. Я не знаю, как называлась её должность в том похоронном агентстве, которое обеспечивало проводы Сергея Игоревича в мир иной, но она управляла ходом похорон и при этом не имела этакий скорбно-сочувствующий вид, какой обычно бывает у соответствующих работников, но и не выглядела холодной и отчуждённой. Было в ней что-то такое, словно она грустно извинялась, что вынуждена работать, т.к. эту работу неизбежно кому-то надо делать. По крайней мере, мне не было за её слова и действия неловко, как обычно бывает со мной в подобных случаях.

На панихиду собралось порядочное число народу. Мы с Верой кроме подружек-веселушек и Переверзева никого не знали. Были венки от бывших коллег профессора по институту экономики, и я обратила внимание, что среди их делегации есть один или двое иностранцев, т.к. они о чем-то тихо разговаривали по-английски. И вот когда распорядительница, обходя собравшихся, негромко приглашала их перейти в другой зал, где состоится кремация, и подошла к этим иностранцам, то предложила им перейти в другой зал на английском.

Лешаева Ольга было написано на её бейджике.

– Здравствуйте, Ольга! – поздоровалась я с ней, когда всё закончилось и публика разъехалась. – Можно у вас кое-что спросить?

Она сидела на скамейке недалеко от крематория и, скорее всего, ждала какой-то транспорт, на котором намеревалась уехать по делам или домой. Рядом с ней стоял чем-то заполненный пластиковый пакет – видимо, там были продукты, купленные раньше, хотя я не знала, где можно ими отовариться на кладбище или в крематории.

– Да, пожалуйста. – Её лицо сразу стало внимательным и доброжелательным. Ну, кем бы ещё я могла быть, как ни одной из её клиенток, с которыми она имела дело весь день.

Я села рядом, чтобы ей не приходилось на меня смотреть снизу вверх.

– Скажите, если вас не затруднит и не смутит, вы откуда знаете английский язык? – спросила я.

– Нет, не затруднит, – улыбнулась она. – Я закончила иняз по специальности преподаватель английского языка. Давно, правда.

Я снова посмотрела на её бейджик. Там, кроме имени и фамилии ничего больше написано не было.

– А здесь давно работаете?

– Ой, забыла снять! – она принялась отстёгивать бейджик. – Два месяца уже. – Она убрала бейджик в сумку. – Я что-то не так сделала или сказала?

В её голосе и виде было лишь желание выслушать, понять и, если надо, объяснить или исправить.

– Нет-нет, что вы, – поспешила я заверить её в отсутствии каких-либо претензий. – Просто, хотела спросить… Вернее, предложить… Вернее, всё же, спросить… Меня Таня зовут… Предложить вам другую работу.

– А что за работа?

– Нам нужен секретарь-делопроизводитель. В юридическую фирму. В новую. Со знанием английского языка.

В воротах показался въезжающий на территорию автобус.

– Вы его ждёте? – спросила я, заметив, как Ольга на автобус посмотрела, и тронула рукой пакет.

– Да, я на нём доезжаю до Цветного, а оттуда домой. Вам куда? Можем поехать вместе.

– Нет, давайте лучше я вас довезу. У меня машина. А по дороге поговорим.

Так Ольга стала нашим секретарём.

Она была разведена. У неё оказалось двое детей – дочка ходила во второй класс, а сын в садик. Ещё с ними жила Олина мама. Лет Оле было двадцать девять, очки она не носила. Высокого роста, улыбчивая, голос нормальный – пусть и не ангельский, но приятный, а зубы... Ну что ж, зубы, они редко у кого идеальны и соответствуют голливудским стандартам.

В дверь позвонили. Я пришла из гостиной и открыла.

– Таня? Или Вера? Здравствуй.

– Здравствуйте, Наталья Валерьевна. Я Таня.

– Танюша, приходите с сестрой, – она показала рукой вверх. – Помянем Сергея. Девять дней сегодня.

– Когда приходить?

– Да вот прям сейчас и приходите.

– Придём, – кивнула я, глядя, как она по лестнице стала подниматься на тринадцатый этаж.

Веры не было дома – она с утра уехала в офис, где по поручению Дмитрия улаживала что-то с подрядчиками по благоустройству, но должна была вот-вот вернуться. Через полчаса, так и не дождавшись, я отправила ей сообщение, что пошла наверх на поминки. "Как приедешь, тоже приходи".

Наверху дверь в квартиру профессора стояла распахнутая настежь. Я вошла и, не разуваясь, прошла в гостиную. Там на двух сдвинутых вместе столах стояли остатки поминальной трапезы. В центре, на стакане, на две трети наполненном водкой, лежал кусочек чёрного хлеба и горела поставленная в блюдце свеча. Алевтина Игоревна сидела на диване, поставив руку локтем на стол, и подперев ею щеку. С торца, спиной к входу, сидел Николай Иванович Переверзев, вращая в пальцами стоявшую перед ним стопку водки, а сидящая на стуле Наталья Валерьевна, откинулась на спинку и складывала и раскладывала у себя на коленях полотенце.

Я вошла, молча всем кивнула и села на свободный стул. Николай Иванович тут же налил из бутылки в пустую рюмку водки и пододвинул по столу мне. Наталья Валерьевна передвинула её ещё поближе, потом взяла чистое блюдце, положила в него из большой вазы рисовой каши с изюмом и тоже поставила передо мной. Я взяла из бокала одну из стоящих в нём ложек, зачерпнула немножко кутьи и положила в рот.