Больше ни о чём таком я её не спрашивала. "Придёт время и она сама расскажет, о чём захочет", – решила я.
В остальном наша жизнь протекала очень интересно. По крайней мере, для меня.
Большую часть времени я училась, пропадая на лекциях и семинарах, стараясь ничего не упускать и не пропускать. Вера относилась к моей учёбе очень серьёзно, прямо как строгая старшая сестра и несколько раз я замечала, что она даже читает мои учебники.
– Зачем тебе это? – удивлённо спросила я, когда первый раз увидела свой учебник философии у неё в руках.
– Интересно ведь! – улыбнулась она. - Не только же про программирование мне читать.
Она всегда внимательно слушала мою болтовню об университетских делах, об одногруппниках, о преподавателях, о лекциях, о сплетнях, о взаимоотношениях. Я не раз убеждалась, что она помнит имена, фамилии и прозвища упоминаемых мной персонажей и даже спрашивает, как там у них дела, если я о них долго не говорю ничего нового.
Девчонки из группы интересовались, почему я, имея место в общаге и оплачивая проживание (это Вера мне посоветовала так сделать), там не живу, и я, обычно, отвечала, что пока живу у двоюродной сестры, а общагу держу на случай, если сестра вдруг выйдет замуж, а они, мол, со своим бойфрендом вот-вот собираются это сделать. "А кто у тебя сестра?" "Да никто, обыкновенный бухгалтер", – отмахивалась я и вопросы на этом иссякли.
Мы постепенно обустраивали квартиру. Вера сказала, что в этом она полностью полагается на меня.
– Я ведь всю жизнь прожила в казённой обстановке и толком не знаю, как должно быть. Ещё куплю что-нибудь не то, поэтому выбирать будешь ты.
– Что выбирать?
– Всё, что надо, то и выбирай. И в свою комнату, и вообще, и по хозяйству.
– А тебе?
– У меня всё есть. Стол для работы, стул, кровать…
– А шкаф для вещей? Они у тебя на подоконнике в спальне лежат. Да и нет там ничего интересного. А трельяж? А фен? А бра? А пуфик? А халат с драконами? А тапочки с помпонами… – веселилась я над нею.
Она улыбалась и кивала:
– Да, хочу тапочки! Всё, что надо, выбирай и говори мне! Всё купим, и нам доставят и установят.
– А деньги? – смеялась я. – Платить-то мы должны пополам, а у меня столько нет. Я не программист на фрилансе, а студентка юрфака, бедная, как церковная мышь. Не кредит же мне брать, а потом продавать почку, чтобы рассчитаться.
– Нет, никаких почек нам продавать не придётся. Мы сделаем просто, как и подобает двум умным девушкам. Мы постараемся облагородить нашу квартиру за чужой счёт, за счёт её хозяина. Поскольку квартира его, то пусть он и платит.
– Как это?
– Да он так и предлагал несколько раз. У него за бугром бизнес какой-то наладился по поставкам в Россию станков, и он процветает. Так что, денег у него много. И он говорил, что если я в квартиру буду что-то покупать или как-то её отделывать, то счета можно отправлять ему и он компенсирует.
– На фиг она вообще нужна ему, эта квартира, если он там обосновался и сюда может и не вернётся никогда, – удивлялась я.
– Я так понимаю, что всё дело в слове "может", – заметила Вера. – Может не вернётся, а может, придётся вернуться. Кто его знает. И вот тогда квартира совсем не помешает, да?
– Ну, так-то да, – согласилась я.
– Будем надеяться, что не вернётся, – улыбнулась Вера.
– А он где, вообще? – спросила я.
– В Южной Корее.
Так что, когда мы что-то покупали, Вера рассчитывалась карточкой, а спустя какое-то время она подсунула одну из своих карточек мне.
– Это для всяких мелочей, – сказала она. – Мы же не всегда бываем вместе, а тебе может подвернуться что-то нужное, или, например, продуктов надо взять, или вещицу какую, а у тебя нет. Я же не знаю, где и когда ты свои миллиарды получаешь.
– Мне родители присылают, – сказала я.
– Вот и я про то, – кивнула Вера. – Вдруг у нас в ванной шампунь кончится, а родители денег ещё не прислали. Что ж нам, без шампуня жить? – улыбалась она. – Держи! Пин-код 0808, день нашей встречи.
Я взяла. Всё так просто...
На кухне появились посуда, ложки, вилки, ножи и моющие средства, красивые табуретки, салфетки на стол, вазочки под печенье и варенье, полотенца, новый чайник, кулер, кофеварка, люстра с висюльками над столом – давно такую хотела…
Холодильник наполнился сыром, маслом, яйцами, молоком, овощами, хлебом, джемом и консервами. В шкафчики я составила ёмкости с крупой, пакеты с сахаром, рисом, гречкой, вермишелью, рожками и спагетти. Вызванный мастер зарядил и настроил нам посудомойку и научил пользоваться вытяжкой.
Вера никогда не готовила – я решила, что она просто не умеет. Если она и собирала что-нибудь на стол, то чаще всего это было что-то заказное, готовое и просто разогретое в микроволновке или на плите. А я готовила в охотку – мама меня всему научила.
Днём я перекусывала в университете, вечером, если мы никуда не ходили, готовила что-нибудь незамысловатое и мы болтали, сидя на нашей кухне и ели рожки в мясной подливке, или жареную картошку, или борщ, или суп с фрикадельками, или пельмени. Вера ела совсем мало – в основном ковырялась в тарелке и больше налегала на чай или кофе.
По утрам я пила кофе, жуя бутерброд с сыром и ветчиной, или заваривала чай и намазывала батон маслом и вареньем, а Вера, обычно не завтракала.
– Я потом, попозже, – говорила она. – Не проснулась ещё, не умылась.
Она меня всегда провожала до двери и мы чмокали друг друга в прихожей.
Прихожая тоже постепенно обрела жилой вид. Коврик мы купили в первую очередь. Для одежды и обуви заказали шкаф-купе, а на стену против входа нам установили зеркало от пола до потолка.
В гостиную мы постелили огромный пушистый ковёр, и поставили мягкий гарнитур из дивана-трансформера, двух кресел и столика. Стены украсили панно и картинками, сделали верхнее и местное освещение, поставили на низкую плоскую тумбочку телевизор с большим экраном и двумя звуковыми колонками-башнями по бокам.
Наши спальни я обставила одинаково. Всё, как и описывала – кровать, трельяж, шкаф, пуфик, туалетный столик. Только у Веры ещё стоял нормальный большой стол, за которым она работала на своём ноутбуке, сидя на обычном офисном стуле.
– Мне так привычней, – сказала она, когда я спросила, почему бы ей не поставить себе какой-нибудь супер-пупер компьютер с тремя большими мониторами и страшно эргономичное кресло.
Никаких листочков, бумаг, тетрадей, записей и даже авторучки или карандаша у неё на столе не было. Только ноутбук и больше ничего. Однажды, когда я, сев за её стол, подняла крышку ноутбука, то обратила внимание, что на его клавиатуре на кнопках есть только латинские буквы. Кириллицы не было.
– Как же ты на нём работаешь? – воскликнула я. – Или ты по-русски совсем не пишешь?
– Пишу, конечно, – улыбнулась она. – Мои пальцы сами помнят, где какие символы. Я вслепую набираю, так быстрей.
У меня тоже был свой ноут, с которым я обычно зависала, лёжа на диване в гостиной – печатать на нём без букв на клавишах я бы не смогла.
По вечерам мы, лёжа на разных краях дивана, смотрели фильмы из интернета или какие-нибудь передачи, которые Вера научила меня записывать автоматически заранее, когда они идут в эфире, чтобы потом смотреть в удобное время и без рекламы. Если мне кто-нибудь звонил – девочки из группы или мама, – то я уходила на кухню или на лоджию, чтобы не мешать Вере, а если звонили ей, то это всегда были звонки, связанные с её работой, и она уходила к себе в спальню. При этом, она всегда закрывала за собой дверь, чтобы, в свою очередь, не мешать мне. Разговоры эти, даже если я и слышала, что говорит Вера, для меня были непонятны и потому бессмысленны, а однажды я, проходя мимо её двери, услышала, что она говорит по-немецки.
– Ну, ничего себе, – восхитилась я, когда позже мы опять сошлись в гостиной. – Ты немецкий знаешь?
– Знаю, но совсем немножко, – сказала Вера. – Я и на некоторых других языках с грехом пополам могу говорить на компьютерную тематику. Это же, в основном, профессиональный сленг, а он на всех языках более-менее одинаковый.
