– Мы решили в следующем году ближе к осени зарегистрирует фирму. Зарегистрируем в двух формах, как общество с ограниченной ответственностью "Серый волк" и как индивидуальный частный предприниматель Смирнова Тэ.

– Почему "Серый волк"? Что за название?

– Ну, или "Красная шапочка", без разницы, – хихикнула я. – Оба маргиналы.

– Понятно, – улыбнулся Дмитрий. – "Серая шапочка".

– Для ООО нам потребуется один или два соучредителя – для солидности. Один кандидат у нас есть, а вторым предлагаем стать тебе. Это тебя ничем не обременит и даже наоборот, может принести в будущем дивиденды.

– А кто первый кандидат?

– Да, один мелкий бердский бизнесмен с давней и, поди, уже погашенной судимостью. Будет обеспечивать нам прикрытие на случай, если кто-то предложит своё.

Дмитрий хмыкнул и сказал:

– Хорошо, я согласен. Я уже являюсь учредителем одного ООО, так что в принципе знаком с этим статусом. На чём бизнес будет специализироваться. На торговле рабами?

– Юридические услуги.

Дмитрий понимающе кивнул.

– Деньги мы используем Верины. Те серые, что на карточках, оформленных на тебя, трогать не будем – это резервный фонд. Используем белые, что на моих карточках. Я там богатею, как самозанятая и налоги с дохода по ним уплачены. Ещё летом мы поедем в Рубцовск и сделаем так, чтобы мои родители передали мне в собственность бабушкину усадьбу. Передачу усадьбы – это маленький домик с огородом в деревне – я постараюсь оформить так, чтобы её стоимость была максимально высокой. Под её залог и под самурайку возьмём кредит.

Я отпила из кружки чаю.

– Усадьбу застрахуем, потом подпалим и получим многомиллиардную страховку.

Не удержавшись, я рассмеялась, глядя, как у Дмитрия приподнялись брови.

– На кредит приобретём офис. – Продолжила я, снова став серьёзной. – Не арендуем, а купим. Твоё ООО, если это по профилю, сделает нам все нужные реконструкционные и отделочные работы. Место жительства через годик нам придётся сменить и, скорее всего, разъехаться по разным квартирам, потому что, сам понимаешь, не может младшая сестра вдруг стать старшей. Ещё год-полтора у нас уйдёт на организацию и начало работы предприятия. Цель – не переделать как-либо мир, а получить прибыль и относительную финансовую обеспеченность. Дальше посмотрим.

– План реальный, – сказал Дмитрий. – Зная вас, я готов не только стать формальным соучредителем и обеспечить три тысячи рублей уставного капитала, но и вложить два-три миллиона. На первых порах, пока бизнес не начнёт стабильно приносить доход, денег потребуется много, а два-три миллиона не такая уж гора самоцветов, но всё-таки.

– Не боишься, что мы с Верой их в казино проиграем?

– Если соберётесь, то скажите мне – проиграем вместе.

– Два-три твоих, два-три бердских, два-три Вериных, плюс мой кредит – можем неплохо оттянуться, – рассмеялась я. – Миллиардерами мы не станем, но на уровень среднего класса будем рассчитывать.

Мы с Дмитрием чокнулись кружками.

– А не квартиру поменять, а место жительства сменить не хотите? Москва? Питер?

Я отрицательно мотнула головой:

– Я же учусь, а это ещё как минимум четыре года.

– А мне от Кольцова уезжать далеко и надолго нельзя, – сказала Вера. – Я же не знаю, когда там объект Щ, который Тамп, начнут строить. Хочу быть в курсе.

– Интересно, что здесь будет через сорок лет? – сказала я ни к кому не обращаясь. – Беседка будет?

– Именно этой уже не будет, – сказал Дмитрий. – Может какая-нибудь другая. Или никакой.

– Никакой, – сказала Вера. – Бóльшая часть Новосибирска будет разрушена именно с этой стороны. Из-за торгово-промышленной зоны и большой транспортной развязки, про которую ты рассказывал.

– Почему разрушена? – опешила я.

– Война, – сказала Вера.

– Какая ещё война? – воскликнула я. – Ты никогда ничего про это не говорила.

– Не говорила, потому что не знаю, может её можно отменить, – Вера встала с лавки и, взявшись за стойку беседки рукой, прижалась к ней, словно прячась.

– Ну-ка, замолчи! – повернувшись к Вере, громко воскликнул Дмитрий. – Я тебе уже много раз говорил, не смей ничего рассказывать про будущее! Нам не нужно вот так знать, что будет. Мы обо всем узнаем, когда оно наступит. Ты понимаешь, что нельзя нормально жить, если знаешь, что и как будет?! Мы с ней, – он кивнул на меня. – И без того не живём так, как были должны! Наша жизнь стала совсем не такой, какой была бы без этих знаний. И ни я, ни она этого не выбирали. Будущее в твоём лице пришло к нам совсем не тогда, когда должно было прийти, и всё изменилось. Мы уже ничего не можем видеть таким, какое оно есть. Вон, она не может даже на эту беседку, на эти сосны кругом, на этот снег просто смотреть и наслаждаться покоем и красотой, потому что будущее всё изменило, исказило, трансформировало. И беседку, и снег, и людей, которые вокруг нас и нас самих!

Как же мне вдруг стало плохо и тоскливо. Ведь он прав, он прав, он прав. Я совсем не такая, какой должна быть. Сейчас во мне всё настолько не так, что я даже представить не могу, какая же я была бы на самом деле, без этого захватившего меня будущего.

– Прости меня Дима, но я же ни в чем не виновата, – сказала Вера. – Таня...

Она как-то растеряно на меня посмотрела. Я первый раз увидела у неё такой взгляд. Я подошла к ней и обняла.

– Оба замолчите, – сказала я. – Всё равно никто из нас ничего не может сделать. Поедем лучше домой. Я домой хочу.

Сделаю-ка я "лирическое" отступление, порассуждаю о том о сём. В этом кусочке текста не будет сказано ничего такого, без чего мой рассказ о Ритке не мог бы обойтись, так что, если вы это пропустите, то сэкономите время. И коли у вас возник вполне резонный вопрос: "Зачем же тогда это писать?", отвечу – просто хочу.

После такого увлекательного зачина так и хочется растечься мысью по древу – чем-то лейбницовским исчезающе малым, что меньше любого числа, но не ноль, проскакать снизу вверх по канторовской иерархии бесконечностей, но с какого начала начать, если места этому началу нет? Нет не только поблизости, в обозримых окрестностях, а нет вообще нигде – даже в самом-самом дальнем прошлом – ведь, как бы далеко назад я не заглянула, всегда найдётся мгновение, которое было на мгновение раньше. А как рассказать о чём-то без начала? Так уж мы устроены, что не умеем рассказывать ниоткуда сразу обо всём.

Вот бы что-нибудь телепатическое, да?

Но у человека, вернее, у его далёкого предка, в процессе эволюции возник и развился вербально-семантический способ коммуникации, и никаких телепатических альтернатив не было. А насколько было бы проще общаться, обмениваясь этаким "нутряным" восприятием того или иного явления, а не словами, имеющими сомнительную степень точности, однозначности или, наоборот, широты, да ещё и воспринимаемыми каждым и каждый раз по-своему. Так мы и общаемся – каждый о своём. Нет у нас простых понятий, нет слов с простым смыслом.

Я, точка, движение, свобода, боль…

Выберите из перечисленных слов простое. Его нет. Иногда жаль, что дело обстоит именно так. Как удобно было бы иметь иерархию слов, дерево смыслов. И словари бы не понадобились. Сложные слова компоновались бы из простых, очень сложные – из сложных, смыслы автоматически складывались – и так до бесконечности. Но нет. У каждого слова свой смысл. Он не собирается, словно пазл, из мелких кусочков, он просто есть сам по себе.

Именно поэтому, на протяжении десяти вышеизложенных частей я воздерживалась от вставки в рассказ хоть чего, что можно воспринять, как избыточное, а это не так-то легко делать – рассказать-то хочется всё. Трудно устоять против желания сказанное расцветить, приукрасить, объяснить, растолковать его суть. Так и соблазняет что-то порой толсто намекнуть читающему, как, по моему мнению, нужно воспринимать тот или иной эпизод, о чём стоит задуматься, прочитав его, на что обратить внимание, какую эмоцию испытать. Чем я хуже Жорж Санд или Льва Толстого? Почему им можно на протяжении многих и многих страниц держать меня за дурочку, до тошноты разжёвывая, что чувствовал и думал тот или иной персонаж, когда видел небо, дуб, шнуровку ботинка на щиколотке или ложбинку в декольте, а мне нельзя?