Однажды Вера сказала:

– Я выяснила про того второго.

– И что? Кто он? – меня этот вопрос никогда не переставал интересовать.

– Помнишь, у Жени в машине, где крепится зеркало заднего вида, заметно, что там обивку восстанавливали?

– Нет, не помню. Я вообще не помню, что там, в той машине. Машина да машина.

– Тогда в январе я опасалась, что нас могли на что-нибудь заснять, ну знаешь, как это бывает – камера видеонаблюдения, телефон. У Жени в руке, кстати, был телефон. В правой руке, то есть, если он правша, что вероятней, нападать на нас он не собирался, иначе руку бы освободил. И телефон он не включал, я следила. А в машине я вырвала регистратор вместе с зеркалом. Зеркало бросила в снег, а регистратор забрала и уничтожила потом, потому что на него мы наверняка попали, когда нас фары освещали.

– Ясно, и что?

– Вот я и спросила Женю, что это у него тут у зеркала обивка попорчена. Он рассказал такую историю, мол, поехали они с одним приятелем поужинать и приятель, когда они в кабак пошли, забыл стекло закрыть, а когда из кабака опять в машину вернулись, то увидели, что кто-то регистратор из машины украл вместе с зеркалом, к которому тот крепился.

– Наврал, значит.

– Не станет же он мне рассказывать, что они к каким-то бабам приставали и по шее получили.

– Ну, и дальше?

– Я спросила, как бы между прочим, что за приятель? Знаю я его или нет? Я же теперь многих его приятелей знаю. Он ответил, нет, ты его не знаешь. Это Олег Панарин, партнёр его по бизнесу, но он теперь не при делах, мол. Конечно же, сразу последовал мой вопрос – почему? А он говорит – нелепая история, несчастный случай – в январе поскользнулся на улице, упал и ударился головой и так неудачно, что после травмы перестала действовать правая половина тела. Теперь инвалид на коляске, плохо соображает и плохо говорит. Живёт на Озёрной, у него жена, сын-школьник. Оформляют пенсию по инвалидности, и Женя поддерживает – содержание платит, дивиденды.

– Ой, Вер, это же плохо…

– Согласна, плохо. Несчастный случай – всегда плохо. Я тоже посочувствовала Жене, а он хмыкнул и сказал, что, если честно, то он даже рад. Ещё та, говорит, гнида был этот Панарин. И мне, говорит, и другим много крови попил и печени поклевал. Даже жене и сыну теперь спокойней.

Я не нашлась, что сказать. Вера подошла ко мне, приобняла за плечи и спросила:

– Ну что, закрыта тема?

– Закрыта, – сказала я.

Если вы ждёте, когда же уже начнётся экшен, то спешу уведомить – не сейчас. Может быть, он вообще не начнётся в том понимании, каким вы его себе представляете, а по мне, так он начался с первой строчки. Для кого-то и взаимодействие (как Вера называет взаимоотношения) с умной колонкой Алиса может восприниматься, как экшен, а для кого-то и совместное проживание на одной жилплощади с киборгом – плюнуть и растереть.

Апрель давно кончился. В июле я успешно сдала экзаменационную сессию и из девятнадцатилетней первокурсницы превратилась в двадцатилетнюю второкурсницу. В июле же мы с Верой на самурайке ездили в Рубцовск и две недели гостили у родителей. Самурайка свой нарядностью им понравилась, а когда мы решили все вместе съездить на рынок за покупками к празднованию моего дня рождения и окончания первого курса и за руль села я, то восторгу, фурору, опасениям и наставлениям не было конца. Как же, их доча, совсем несмышлёный ребёнок, сама водит такой синий и дорогой автомобиль! Умудрилась как-то и права получить и вождение со второй попытки сдать.

– Пап, ты же сам меня на наших жигулях, а потом на тойоте учил. Мама каждый раз чуть в обморок не падала, помнишь, мам?

– Не крути головой! Смотри на дорогу!

– Вот, точно как сейчас! – смеялась я.

В нашей старенькой двухкомнатной хрущёвке нас с Верой укладывали спать "в зале" на разложенном диване. Мы от розетки подтянули туда удлинёнку для зарядки наших "гаджетов". Вера "спала" у стенки и ночью тоже "подзаряжалась". Балкон был открыт, бамбуковая занавеска, колыхаемая налетающим ветерком, чуть слышно постукивала своими бамбучинками, снаружи доносились звуки недалёкой железнодорожной станции, ночью особенно хорошо слышные – дома всё было как всегда.

Как-то вечером на кухне, когда мы с мамой в сумерках сидели вдвоём, она спросила:

– У тебя всё хорошо? Как у вас с Верой отношения, всё нормально, не ссоритесь?

– Всё хорошо, мам. Я учусь, Вера работает, всё нормально.

– Она такая сдержанная, строгая, а ты балаболка всегда была. Не понятно, что вас связывает.

– Может это и связывает. Дополняем друг друга. Она хорошая, с ней спокойно. Правда, как сестра.

– А у неё совсем никого нет.

– Нет. Только дядя, чья квартира, но она про него никогда ничего не рассказывала. А больше никого.

– Бедная девочка, – вздохнула мама. – А друг-то у неё есть?

– У неё Женя – целый Евгений. Здоровый, как медведь. Он бизнесмен, лет тридцать – тридцать пять ему, у него автомойка в Бердске – это рядом с Академом, десять километров, город-спутник. Мы туда ездили вместе пару раз, приглашал нас с Верой на ужин в ресторан. А у нас он ни разу не был, Вера не приглашает никого.

– А у тебя?

– Тоже есть. Витя зовут. Учимся вместе. Он старше на два года, новосибирец, в армии здесь у нас в Рубцовске служил.

– Серьёзно у вас?

Я пожала плечами:

– Жениться пока не собираемся.

– Предохраняйся там хоть.

– Ой, мам.

– Я ж за здоровье твоё беспокоюсь... Как там профессор сверху поживает?

– Нормально. Он бодрый ещё. Курит много – больше, чем папа.

– А ты не куришь?

– Не-е-е. У нас большинство девчонок в группе курят, ага. Вот жила бы в общежитии, может, глядя на них, и закурила. А так… Вера не курит, и я не курю.

Ещё мы с Верой сходили в мою школу. Она недалеко от нашего дома, на соседней улице. Пройти через два двора между пятиэтажками, перейти улицу, и вот она, школа. Трехэтажная, буквой "Н", покрашенная в салатный цвет, и обнесена металлической решетчатой светло-зелёной оградой. За школой спортгородок, мастерские и теплица. Зашли внутрь, а там на вахте охранница незнакомая. Гляжу, в вестибюль по лестнице как раз спускается наша учительница литературы.

– Татьяна Васильевна! – закричала я, маша ей рукой. Она на нас посмотрела и узнала меня.

– Ой, кого я вижу, Таня! Алёна, пропустите, пожалуйста, девочек. Это мои бывшие ученицы.

Охранница кивнула и мы с Верой прошли через турникет.

– Татьяна Васильевна, здрасьте, как я рада вас видеть! – я прижала её руки к груди. – Это моя двоюродная сестра Вера из Новосибирска.

– Здравствуйте! Вы очень похожи, сразу видно, что сёстры. Надолго приехали?

– На недельку, родителей попроведовать.

– Встречала твою маму, она сказала, что ты теперь в университете учишься, на юридическом, кажется?

– Да, в НГУ на юридическом, закончила первый курс. Без хвостов! Как вы всё про всех помните?..

– Мы всех помним. Вы же по десять лет растёте у нас на глазах. Все наши ребятишки. Своих-то видела кого-нибудь?

– Некоторых видела, да. С некоторыми созванивались. Кто где сейчас. А я вот Вере нашу школу хочу показать.

Наш класс был на третьем этаже и после разговора с Татьяной Васильевной мы отправились туда. В школе стояла тишина, коридоры пустые, безлюдно, каникулы. Откуда-то пахло свежей краской. Класс мой располагался в самом дальнем конце этажа и оказался заперт.

– Ты десять лет в этой школе училась? – спросила Вера.

– Одиннадцать, – мы уселись на широкий подоконник одного из окон в рекреации. – Первые три года – начальная школа – наш класс был на первом этаже, а потом здесь – кабинет математики. Наша классная не Татьяна Васильевна. Она нам русский и литературу преподавала. А у нас Пелипенко Евдокия Всеволодовна – математичка. Она в школе, наверное, самая старшая по возрасту – ещё маму учила, заслуженный педагог. А ты как училась?