Тут уж разве только тот, у кого голова служит сугубо для ношения на ней шлема, не догадался бы, что Сенгар говорит лукаво. Не то что бы куранги не верили в знамения и гадания. Верили. Но «неблагоприятные знамения» были, пожалуй, самым заезженным из всех оправданий для бездействия в случаях, когда обычай или принесённые обещания требовали действия, сулившего скорее убыток, чем выгоду.

– Знамения, значит, неблагоприятны?!? – Гицум вышел на два шага вперёд из толпы. Его и без того красноватое лицо налился кровью.

Норан старался знать всех вождей и знатных воинов курангов и близких к ним племён. Сейчас он припомнил, что Гицум и его род давно, хоть и не очень кроваво, враждовали с правящим родом контов. Он напрягся, готовый броситься и остановить Гицум если тот схватится за оружие при всех, но старый вождь пока ограничился словами:

– Знамения, значит, беспокоят доблестных контов? А то, что твой же, Сенгар, племянник, был обручён с внучкой Одота из Семикамня, которую, верно, уже всё саклибское войско пустило по кругу, вас вовсе не беспокоит, да?

В героических сказаниях курангов после подобных оскорблений герои обычно хватались за мечи. Да и в реальности так порой случалось. Но Сенгар, с виду, по крайней мере, остался вполне спокойным, и ответил с достоинством:

– Будь оно так, то, конечно, народ контов стал бы искать мести на поля боя, даже если б тени предков и боги гор сами явились, чтобы отговорить нас. Но раз уж саклибы возвратили невесту моего племянника здоровой и нетронутой…

– Что?!? – от такой новости даже Норан не сдержался, но тут же восстановил самообладание и выступил вперёд, оттирая Гицума от Сенгара, чтобы пресечь дальнейшую ссору. Ещё сейчас не хватало, у всех на виду убить посланника и более того – гостя, принявшего его угощение. – Сенгар, расскажи-ка без утайки, что случилось?

Прежде чем Сенгар дошёл до половины подробного рассказа, Норан вскипел внутри, хотя снаружи оставался невозмутим. Он-то надеялся нанести саклибам неожиданный удар и запереть им самый простой путь из гор как раз в тот момент, когда они отыграются за кровь и слёзы этого лета на тех, кого найдут в Семикамне. А ведь родственные и брачные узы правящего рода Семикамня раскинулись на большую часть гор. Нужно было лишь дать немного надежды, и бросающий на колени ужас от судьбы самого большого и богатого поселения курангов превратился бы в ярость, заставляющую даже робких браться за оружие.

Но кто бы ни командовал у саклибов – Норан чуял тут руку чужеземного чёрта, которого однажды уже встречал, правда, не смог тогда даже разглядеть толком – он сумел отвести большую часть удара, вернув дочек и невест благородных родов их отцам и женихам. Сенгар говорил только об одной знатной женщине, но Норан не сомневался, что так же поступили и с прочими. Так что теперь со страхом, вызванным падением Семикамня смешалась совсем иная надежда – на милость со стороны благородного врага. Норану так и хотелось плюнуть.

Тем не менее, Сенгар еле успел договорить, как в голове Норана уже завертелись новые планы. Он заговорил звучным голосом, перекрывая недовольный ропот собравшихся вокруг курангов:

– Недорого же стоит свобода контов, если чужеземные завоеватели купили её одной девицей. Но Сенгар и его воины – наши гости. Кто тронет хоть волосок на голове гостя в моём стане, сам лишится головы, в том вам мой зарок. Сенгар, вечер близко, остановись до завтра под моим кровом, а то потом пойдут упрёки, что Норан выгнал своих гостей прямо в ночь.

Сенгар оглянулся вокруг, смерил Норана взглядом, и, видно не найдя причины, по которой Норану было бы выгоднее убить гостя ночью, а не прямо сейчас, кивнул.

*****

Погода в горах, как обычно, сменилась очень быстро. Казалось бы, только что холодные тучи порой скрывали тропу и людей на ней, а теперь вдруг прояснилось и солнце превратило угрюмый бело-серо-чёрный зимний пейзаж в картину из серебра, оникса и бриллиантов.

Смерть здесь, конечно, должна была быть красивее, чем в собственной провонявшей постели. Но Сенгара это не очень утешало. Он бы предпочёл тучи и туман, даже если они делали бег по горной тропе ещё опаснее. Сейчас брат вождя контов стоял на четвереньках в снегу, отчаянно втягивая в грудь холодный воздух, пытаясь восстановить хоть немного сил после отчаянной попытки оторваться от преследователей. Его воины были мертвы, его лошадь переломала ноги, и даже его сверхчеловеческая выносливость дваждырожденного была на последнем пределе после ран и почти целого дня бегства.

Свистнула стрела, зарывшись в снег на ладонь правее цели, и это придало Сенгару сил для нового рывка. Место, где тропа резко уходила вниз, была недалеко, но и силы Сенгара были, что последняя вспышка пламени из разбитого уголька. На полпути его правая нога подвернулась. Он упал, ещё одна стрела пролетела над головой. Последним отчаянным усилием нырнул за большой валун, рядом с тропой. Железный наконечник чиркнул по камню, едва он успел скрыться из виду.

Сенгар огляделся. Никакого пути дальше, кроме как обратно на простреливаемое пространство. Или вверх, на скалы, где его тоже подстрелили бы. Да и куда там по ним карабкаться – подвёрнутая нога пульсировала такой болью, что он разом забыл про ноющие раны. Похоже, он добегался. А ведь спасение должно было быть уже недалеко! А ведь преследователям только что пришлось оставить позади уцелевших лошадей – они убоялись гнать их на особенно ненадёжный, осыпающийся спуск! Но теперь оставалось лишь ждать и слушать, как к его укрытию подбираются по скрипучему снегу не меньше десятка человек.

Они остановились неподалёку.

– Эй, Сенгар, ты там ещё в штаны не наложил со страху? Узнаёшь меня?

– Узнаю тебя, Гицум, – Сенгар, успевший немного отдышаться, сильнее стиснул рукоятку меча и напомнил себе, что двум смертям не бывать, а одной не миновать, но и умирать можно достойно. – Что, свинья, Норан выпустил тебя подчищать его помои?

– Гавкай, гавкай, пока можешь, пёс. Идея-то была моя, Норан лишь согласился. Жаль только не сразу я догадался, что ты, вонючий предатель, от пути к вашему городищу свернёшь на боковую тропу к Семикамню.

– Ха! С каких это пор Норан решает за свободных людей, с кем им можно встречаться, а с кем нет? И задержать меня он решил прежде, чем вы могли обговорить ваши козни. Так что твою идею он же тебе в голову и вложил, боров ты тупой, раб изгоя, позор курангов!

– Ах ты паршивая контская дворняга! Ну погоди, недолго тебе вонять осталось!

– Эй, Гицум, ты там так и будешь похрюкивать, или, может, подойдёшь сюда, сразишься как дваждырождённый? – подступиться к Сенгару в его узком укрытии было непросто, огибающая валун тропа была в этом месте узкой, идущий первым столкнётся с ним в одиночку. Гицум, насколько знал Сенгар, находился на той же завершённости ступени Детства, что и он сам. Вряд ли среди его людей был кто-то, хотя бы настолько же сильный. Это давало шанс, если не выжить, то забрать кого-нибудь с собой.

Враги должны были это понимать. Но дожидаться пока холод и раны доконают дваждырождённого – дело уж очень долгое. Гицума засмеют, когда узнают, что он вечер и полночи переругивался с еле живым противником, выжидая, пока тот окончательно лишится сил.

Расчёт Сенгара оправдался. После небольшой заминки, он снова услышал скрип снега под сапогами и на тропе показался Гицум. Лучшие годы старого вождя были далеко позади, да только и Сенгар был уже не очень молод, к тому же изранен и измотан. А главное, Сенгар во время бегства, когда пешим уходил от конных, побросал всё, даже скинул одежду, что была поверх рубахи, остался с одним лишь мечом. Гицум же держал в правой руке короткое копьё, а в левой щит.

Сенгар сам не понял, как ему удалость извернуться, но копьё не вошло ему в живот, лишь зацепило бок по касательной, распоров кожу. Он налетел на Гицума, рубанул раз, другой, третий, пока тот выхватывал меч, но щит выдержал удары. Попытался броситься на противника всем телом, и спихнуть с тропы, вниз, на крутой склон, пусть даже вместе с собой – но Гицум успел ударить его щитом в лицо, отбросив назад. Сенгару потребовалась пара секунд, чтобы вытрясти искры из глаз и сплюнуть кровь. А когда он это сделал, то увидел, почему ещё жив.