Дождь усилился, вода шуршала и временами доходила до лодыжек. Рэн тщательно укутался щитами, скрывая ауру хранителя смерти, и слился с толпой, стараясь не упустить Алкадия.

Следить за кем-то в полной народу улице оказалось непросто. Рэна много раз обругали, посоветовали идти домой к мамочке и назвали несносным мальчишкой. Дважды хранитель смерти думал, что упустил упыря, но вновь находил его совершенно случайно: то стоявшего у лавки с книгами, задумчивого, с толстым томиком в руках, то переговаривающегося в полголоса с каким-то молодым, заспанным мужчиной.

Рэну очень хотелось бы проследить и за спутником Алкадия, но разорваться он не мог. Постаравшись как можно подробнее запомнить ауру незнакомца, он нырнул в тень за колонну, когда упырь вдруг обернулся и окинул улицу внимательным взглядом.

Видимо, не заметив слежки, Алкадий свернул под арку между плотно стоявшими домами, за которой начиналась еще более узкая, пустая улочка, а Рэн укутался в тьму, становясь для всех невидимым. Даже для потерявшего связь с Виссавией хранителя смерти.

Дождь пошел сильнее, размывая грязь под ногами. Рэн поскользнулся и, чудом не упав в лужу, про себя выругался. В тот же миг от грязной, глухой стены дома отделилась тень, и Рэн остановился, чудом не натолкнувшись на появившегося ниоткуда человека. На счастье, тьма Виссавии и тут спасла: Рэна вновь не заметили, хотя он и стоял в двух шагах от Алкадия и его странного, так же закутанного в плащ собеседника:

– Мы договорились не встречаться, – прошипел Алкадий. – Почему твой архан нарушил это правило и послал своего хариба? Вы понимаете, как сильно рискуете?

– У моего архана есть весточка для друга.

– Друга? – съязвил Алкадий. – Значит, золота он больше не хочет?

Незнакомец лишь молча раскрыл ладонь и, ловко словив увесистый с виду мешочек, заглянул внутрь.

– Ты, как всегда, щедр.

– Говори!

– Боюсь, твой друг Ферин теперь за гранью, – Алкадий вздрогнул. – Наследный принц же вернулся и сегодня вечером намеревается покинуть замок. В храме родов на Зеленой улице он назовет сестру целителя судеб своей женой…

– Как мило… – засмеялся Алкадий. – Но почему ты это говоришь мне?

– Не все хотят видеть Мираниса на троне Кассии. Тем более – его ублюдка в чреве Лилианны. Если избавишь нас от власти двенадцати…

– Хотите пойти против богов? – протянул Алкадий. – Твой архан слишком смел…

– Власть не может бесконечно находиться в руках одного рода. Она не может зиждиться лишь на давней легенде о двенадцати полубогах. Если у Деммида не будет прямого наследника, душа двенадцатого не возродится, не проснутся души его телохранителей… Наступит время перемен…

– Перемен, – усмехнулся Алкадий. – Какое красивое слово. Скорее власти твоего архана, не так ли?

Незнакомец лишь улыбнулся, поклонился и исчез. А Алкадий простоял немного, задумчивый, мрачный, и едва слышно прошептал:

– Как же они омерзительны, эти предатели.

Дальше Рэн за ним не пошел. В храме Радона распелись вдруг колокола, и стало стыдно: Рэн безнадежно опаздывает. Наследник… сейчас важен наследник и ничего более. Но всю оставшуюся дорогу не отпускало дурное предчувствие. Тревожили почему-то те два письма. И еще пелена, на грани видимости, не дававшая увидеть что-то важное… что от наследника нужно целителю судеб и Миранису?

«Принц в гневе». Чем отсутствие Армана могло так разгневать наследника Кассии? И почему принц приглашает, почти вежливо. Мог и дозор прислать за Арманом, а этого не сделал, просит неофициально, почти тайно… даже лучших друзей принцы не просят. Они приказывают.

Сам того не заметив, Рэн достиг небольшого, низкого здания с плотно закрытыми ставнями окнами: гости не очень-то любили, когда за ними наблюдали с улицы. Над небольшим, резным крылечком подрагивала под каплями дождя неширокая, в два локтя вывеска с кривоватой мазней, изображавшей, скорее всего, реку. Была тут и надпись «Над ракой», но ошибка не смущала ни трактирщика, ни его посетителей: те, кто заходили в трактир вряд ли умели читать.

Рэн фыркнул, всплеском магии удалил с одежды и обуви следы грязи, и, вскочив на крыльцо, толкнул низкую дверь. Сразу же захотелось обратно, в дождевую свежесть: замутило от запаха кассийской еды, смешанного с вонью спиртного. Запершило в горле, глаза заслезились от дыма, и Рэн застыл на пороге, чтобы слегка привыкнуть к смраду.

– Что ты тут забыл, малыш? – ласково спросил толстый мужчина, пытаясь погладить Рэна по бедру. Хранитель смерти вздохнул, поднял взгляд и улыбнулся, когда елейная улыбка толстяка вдруг куда-то исчезла, и на жирном лице его появилась маска ужаса.

– Я бы на твоем месте попостился, мой друг, – сказал Рэн. – Тебе ведь только пару дней жить осталось. А в следующей жизни, чует мое сердце, быть тебе неприкасаемым и служить в доме забвения в качестве милого, сладкого мальчика… посетители, говорят, таких любят. А я вот таким никогда не был и не буду.

– Щенок, – прошипел толстяк, замахиваясь на Рэна.

– Я бы этого не делал, – тихо ответил хранитель смерти. Он схватил толстую шею мужчины, и прошептал:

– Лицезри свою смерть, тварь! И свою будущую жизнь!

Рэн не знал, что толстяк увидел, но увиденное любителю мальчиков явно не понравилось. Трясясь, как осиновый лист, кассиец сполз к ногам Рэна и его вырвало. Хранитель смерти слегка подвинулся, как раз настолько, чтобы на его идеально чистые сапоги не попали брызги рвоты, и, сделав невинные глазки, громко сказал:

– Ой! Дяде плохо!

Он перешагнул через толстяка и обвел взглядом зал. Нужный Рэну человек нашелся сразу: в таверне был только один оборотень. Он сидел в самом углу залы, у стенки, на которой была повешена какая-то мазня, наверняка выдаваемая хозяином таверны за картину, и задумчиво попивал теплое с пряностями вино. Светлые, цвета спелой соломы, волосы, округлое лицо, такая же округлая фигура, простоватый с виду взгляд. И не скажешь ведь, что ларийский шпион.

Рэн присел за столик к другу Арама и, к удивлению хозяина, потребовал кружку молока.

– Соплякам пора уж в кроватку, – сказал хозяин.

– Он со мной, – осадил его оборотень.

– Коль с тобой, так попроси его быть потише. А то сдается мне, что твой приятель из тех, от кого дохода нету, а неприятностей полный карман.

Рэн не стал пугать хозяина своим взглядом. Он сунул руку в карман и, достав золотую монету, дал трактирщику:

– Я буду хорошим и очень полезным мальчиком, обещаю.

Рэн даже попытался мило улыбнуться, но в улыбке уже не было необходимости: монеты вполне хватило.

– Как изволите, – немедленно расцвел хозяин, сменив гнев на милость.

– Не разбрасывайся понапрасну деньгами, – помрачнел Бранше. – Тебе забава, а мне тут еще жить.

– Да какая забава, – пожал плечами Рэн. – Ну осадил любителя красивых мальчиков, так тебе, неужто, его жалко?

– Этот любитель хорошеньких мальчиков – сыночек местного купца. Очень богатого и влиятельного торгаша. Однако, ты не за этим пришел, не так ли? Мне завтра работать, а я и так тебя прождал достаточно долго, так что давай быстрее закончим. Чего от меня хотят виссавийцы?

Рэн достал из-за плаща увесистый мешочек и, убедившись, что на них никто не смотрит, передал его под столом Бранше.

– Ого! – удивился оборотень. – И ты с этим по улицам ходишь?

– Ты убедился уже, что меня не так легко ограбить, – усмехнулся Рэн.

– За эти деньги можно дом купить. И убить почти любого… так чего же хотят от меня виссавийцы?

– От тебя – ничего. От цеха наемников.

– Почему Арам сам не попросит? – удивился вновь Бранше.

– А зачем просить, если можно заплатить? – холодно ответил Рэн. – Мы не любим оставаться в долгу без причины, и ты об этом должен знать.

– Хорошо… чего вы хотите? – смирился Бранше, пряча мешочек.

– Всего лишь немного сведений.

Бранше нахмурился, облизнул толстые, вымазанные в чем-то жирным губы, и Рэна вновь чуть не замутило. Ну почему эти ларийцы так любят есть трупы?