Сюда можно было войти и выйти лишь при помощи магии. Магии, которую блокировал холодивший кожу ошейник. Они осмелились лишить меня силы! Лишь неумело, как-то по-детски, не как высшего мага! Впрочем, после произошедшего уже ничего не удивляло. Я ничем не выдавал своего присутствия и продолжал притворяться.
Они ушли, оставив меня лежать в залитой кровью тунике, в полной темноте. Ни единого лучика света. Ни единого звука. Отличное место и время, чтобы подумать. Но как бы я не думал, я не мог понять, что происходит и чем мой носитель и я заслужили подобное.
Время текло страшно медленно, я не знаю, сколько времени я провел в темнице. Время от времени в камере появлялся кто-то из носителей моего брата вместе с молчаливым слугой. Меня обмывали в свете магического светильника, осматривали, обрабатывали раны, чтобы те не загноились. Мою камеру тщательно убирали и меня заставляли пить какое-то дивное зелье, от которого разум мутился и становилось почти хорошо. До того момента, как эти дивные люди уходили.
Они думали, что этот смешной ошейник сможет меня остановить! Они даже не поставили оберегов на моей темнице, что настораживало еще больше. Эти люди будто не осознавали до конца своей и моей силы и не умели ею пользоваться... это высшие маги-то? Обученные телохранители? Связанные с полубогами?
Я долго не осмеливался поверить в их опрометчивость, всё боялся ловушки, боялся себя выдать, пока после очередного визита моих тюремщиков не понял... они глупы. Глупы и самонадеянны. И после очередного не сильно-то приятного визита, я стянул с себя ненавистный ошейник, еще раз, на всякий случай, осмотрел проклятую камеру, поставил на ней свои обереги, остерегающие от визита нечаянных гостей, и... преспокойно вышел в замок. Как был: только в заляпанной кровью тунике.
Свою ошибку я понял сразу: когда увидел расширенные от ужаса глаза слуги и остановил его крик легким всплеском магии. Убивать его не стал — мальчишка не был ни в чем виноват — лишь уволок в угол потемнее, чуть почистил память и стащил с него жесткую, но добротную тунику, легкие башмаки, и натянул все на себя. Слугу же так и оставил отдыхать в темном уголочке. Дальше-то что?
Вокруг была поздняя ночь, и замок спал. Дозорные застыли у дверей неподвижными тенями, луна заглядывала в высокие окна коридоров и заливала все мертвенным сиянием. Я спрятался в тени и, сказать по правде, не знал, куда мне идти дальше. Кому верить.
Если носитель Нэскэ узнает, что я убежал, он пустит волну зова. От зова не уйти даже мне. Носитель Нэскэ... повелитель... может, стоило начать именно с него.
Я сильно рисковал, являясь без зова в покои повелителя. Я понадеялся, что телохранители будут и тут настолько же небрежны, как и в моей темнице, но... понадеялся зря. Стоило мне появиться в купальне, как к моему горлу сразу же приставили нож, а чужой голос тихонечко поинтересовался:
— Ты кто и как сюда попал?
Только и ответить я не успел. Этот незнакомец был шустрее носителей других братьев. Он не только меня узнал, он грубо толкнул меня в переход, прошептав напоследок:
— Сиди там и не высовывайся, я скоро приду.
Вылетев из перехода и ударившись бедром о стол, я тихо выругался. Я и забыл уже, что такое физическая боль и слабое человеческое тело. Блокировав боль от нанесенных кем-то ран, я неосмотрительно нанес себе новые, и чуть было не взвыл, когда в темноте комнаты ко мне бросилась в ноги укутанная в черное фигура:
— Мой архан! Я знал! Знал, что ты жив! Боги, я знал! Какое счастье, что ты жив, мой архан!
Сильно разболелась голова, вспыхнувший свет ударил по глазам, и в душе поднялась невесть откуда волна злости. Весь мир подернулся темной дымкой, и сам до конца не понимая, что я делаю, я пнул от себя рыдающего хариба и зарычал:
— Руки убери! Проваливай отсюда и на глаза не показывайся, если жить не надоело!
— Мой архан, — чуть ли не плакал, не поднимался с колен хариб. — Почему, мой архан, почему вы так злитесь...
— Хороший вопрос, — выдохнул я, всплеском силы душа в себе гнев. — Встань... это не твоя вина. Это...
... не мое и не носителя. Это что-то темным комком застывшее где-то внутри. Пахнущее тошнотворно гнилью. Я не понимал, что это. Я опустился без сил в кресло, приказал харибу помолчать, и прислушался к биению собственного сердца. Откуда это взялось в теле моего носителя? Каким непостижимым способом оно начало меня контролировать? Превращать в зверя? Почему это так знакомо, будто где-то я уже это видел...
... пустой взгляд синих глаз... холод вместо привычной теплоты... едва уловимый запах гнили... темные, оглушающие эмоции, ужас от неузнавания... неверие... кровью как пахнет... темнота... вот, значит, почему я не помню... ты предпочел забыть, прежде чем сорваться... идиот...
Но кто-то помнил. И этот кто-то мне все расскажет.
— Скажи, как я пропал, — не открывая глаз спросил я хариба.
— Мне сказали, что твою семью... брата... мать... сестру и ее двух детишек... мой архан, мне очень жаль... на ваших глазах...
Ну понятно, чтобы наверняка. Вопрос, зачем?
...когда меня отпустили, гнев накрыл с головой... забылось все, хотелось кричать, плакать, умирать и убивать... меч сам лег в руку, пальцы сомкнулись на холодной рукояти, на миг удивил спокойный взгляд убийцы. Будто он этого ждал! Но мне было все равно, в моих ушах стоял их плач... требовал возмездия и его получил... убить себя мне не дали... не дали уйти за ними... но ты меня не остановишь! Даже ты меня не остановишь! Мразь! Ненавижу!
Воспоминания нахлынули, темнота внутри разрослась, стало на миг сложно дышать... я вновь сосредоточился на биении своего сердца, на своем дыхании, вытесняя из разума ненужные теперь эмоции. Воспоминания нужны, эмоции — нет. Я отомщу за тебя, глупый носитель. И за тебя, и за твоих родных, уж не сомневайся, но чуть позднее.
— Кто?
— Вы не помните? Он напал на повелителя. Никто не понимал, как он оказался в купальне, все говорили, что это невозможно, замок бы не пустил. Повелитель кричал, чтобы вы его убили, а вы ответили, что нет надобности... и отправили его судьям, на казнь... повелитель был в гневе, кричал, что вы тварь непослушная, что вы пожалеете...
Клинок поблескивал в свете светильников, ласкал шею лежащего передо мной незнакомца. Поднимался от купальни ароматический пар, капала вода со стоявшего за моей спиной повелителя. Крик! Почему он на меня кричит?
Не понимаю! Убийца обезврежен, зачем мне его убивать? Я не палач. Я не понимаю, почему ты так настаиваешь и меня это настораживает. Что с тобой, мой повелитель? Почему ты так изменился в последнее время? Почему твой несостоявшийся убийца улыбается, глядя мне в глаза? В глаза своей смерти. И взгляд его пустой, как взгляд Мирэна...
Ни одному врагу я не давал того, чего он хотел. Этот человек хочет смерти от моей руки — и он ее не получит.
— Дальше!
— Никто не знает, как он выбрался из темницы. Мой архан, будто кто-то из высших... но кто бы решился, они же клятву давали... вы говорили, что это только телохранители могли. Не хотели в это верить, но...
Естественно, не хотел. Кто же добровольно поверит, что те, кто ближе братьев, тебя предали?
— Дальше!
— А потом повелитель вызвал вашу семью в замок. Им было приказано ждать во внутреннем дворе. Вам не дали вмешаться, когда их убивали... дозорные говорили, что это было страшно... никто не понимает, как повелитель мог...
А вот этого вспоминать мы лучше не будем...
— Дальше!
— Вы убили того человека. Одним ударом. А потом, говорят, посмотрели на повелителя и...
— ... сорвался.
— Но... это ведь неправда... повелитель тоже говорил, что это неправда, что вы вернетесь...
Интересно, каким чудом. Кто должен вернуться? Носитель? Вряд ли, после такого не возвращаются, носитель считай что мертв. Да и никто не пытался его вернуть. Только... поддерживали его тело. Поддерживали неумело, будто магией не могли или не решались. Будто...
