Рэми вновь прикусил губу и тихо ответил:

– Позволю… вождь…

– Назови меня по имени, мой мальчик.

– Зачем?

– Я хочу знать, что ты мне доверяешь… что принимаешь меня… Назови меня по имени…

– …Элизар… дядя… я не могу доверять тебе. Еще нет. Слишком много времени прошло… слишком многое изменилось.

– Понимаю, – в голосе вождя зазвучали незнакомые доселе теплые нотки. – Я помогу тебе собраться на совет, Рэми. И я открою для тебя свою душу, чтобы ты меня «увидел», чтобы вновь научился мне доверять, мой мальчик.

Рэми лишь грустно улыбнулся. Он позволил усадить себя за стол. Наступив на горло гордости, позволил себя накормить с ложечки (удивляясь, что сегодня виссавийцы принесли для него кассийскую пищу и даже столь ненавидимое ими мясо), позволил провести салфеткой по подбородку, стирая капли соуса.

– Встань, Рэми, – попросил вождь.

Не смея, да и не желая отказываться, Рэми поднялся. Даже не поморщился, когда вождь стянул с него тунику, когда зашуршала по его коже ткань, окутывая тонкой, видимой даже магическому зрению, дымкой.

– И тут магия…

– Церемониальный наряд, Рэми, – ответил вождь. – Подобный надевал твой дед, когда входил в первый раз в совет… И твой прадед помогал ему облачиться так же, как я помогаю тебе.

– А ты…

– Я вошел в совет слишком рано, – Элизар повязал на талии Рэми широкий пояс. – И слишком поздно… я был напуганным мальчишкой, у которого несколько дней назад погибла вся семья. Я был полон боли и ненависти ко всему миру.

– И недавно ты был таким же…

– Возможно, – ответил вождь, пройдясь по волосам Рэми частым гребнем. – Но тебе я не позволю быть таким же… Я пройду с тобой все ритуалы, я буду рядом, пока ты не будешь готов стать вождем Виссавии, связать свою душу с богиней.

– Даже если я этого не хочу.

Элизар некоторое время молчал, и это молчание было таким тягостным… Лег на голову тяжелый венец, и голос дяди вновь потревожил душу мягкой теплотой:

– Я не буду тебя заставлять, ты сам решишь… но ты должен быть готов, понимаешь?

– Ты упрям.

– Мы оба упрямы. Другие править Виссавией не могут.

– Я не буду править Виссавией…

– Как скажешь. Идем.

Там, по другую сторону перехода, ему сразу же подставили плечо, осторожно подталкивая в нужном направлении. Там холодили камни голые ступни. Там яркими, разноцветными пятнами вспыхнули в темноте ауры коленопреклонных советников. И тишина... боги, как же он ненавидит тишину...

– Откройте окна, – тихо попросил Рэми. – Я хочу услышать ветер.

Никто не шелохнулся, но темнота вдруг наполнилась едва слышными шорохами и едва ощутимыми запахами. Стало гораздо легче, и Рэми послушно сел на ступеньках трона, на котором разгоняла тьму фигура Элизара. Вождя. Дяди.

***

– Где я?

Вопрос был глупым, но ничего умнее в голову не пришло, а молчать уже надоело. Как и лежать неподвижно, в ожидании, пока перестанет расплываться перед глазами и проплывающий вокруг мир, наконец-то, оформится в нормальную картинку.

Миранис вообще не любил болеть. Он и болел-то всерьез пару раз: первый, когда подрался в трактире, был ранен и провалялся в доме Гаарса, потом – после знакомства с лозой Шерена, в теперь... что это за «теперь»?

– Мы вернулись в Виссавию, – ответил кто-то.

Ответ дошел не сразу... больно уж раскалывалась голова. И некоторое время принц усиленно вспоминал, кто это «мы» и что такое Виссавия? И тут же коснулись ладони мягкие пальцы, упало на запястье что-то теплое, и, услышав легкий всхлип, Миранис понял, что кто-то плачет возле его кровати. Кто-то, кого не узнать было совершенно невозможно.

– Лия, – спохватился он, ошеломленный воспоминаниями.

Свадьба. Алкадий. Битва. Падающие один за другим телохранители. Боль. Какой-то виссавиец и, наконец-то, Рэми… все выхватывалось из темноты будто в вспышках молнии. Они остались живы? Они, несомненно, живы. И теперь нельзя больше быть слабым. Не перед ней. Не когда она носит их ребенка. Надо только аккуратно узнать, что стало с телохранителями…

– Очнулся, хороший мой, очнулся! – плакала Лия.

Ее лицо, столь милое и желанное, с каждым биением сердца становилось все более четким. И вот Мир уже разглядел и родинку на ее виске, и непослушный локон, что выпал из идеальной прически. Такой, причесанной, прилизанной, Лия не нравилась, и Миранис с трудом подняв руку, высвободил ее волосы из плена серебряной сетки. Черным, блестящим водопадом по хрупким плечам. Его девочка… его милая девочка. Боги, самое главное, что она жива, что их сын жив, и теперь, скорее всего – в безопасности.

Но почему опять в Виссавии?

– Не плачь, родная, незачем плакать, – как можно мягче улыбнулся он, перебирая пальцами блестящие черные пряди. Мягкие, как кошачья шерсть… его кошка. – Я еще не умер. Почему мы здесь?

– Виссавийцы тебя принесли, – сбивчиво тараторила Лия. – Рэми с Алкадием в храме, крови сколько было… он чуть было Рэми… и тут дядя…

Ничего не понятно, но самое главное Миранис, увы, уловил.

– Дядя? – переспросил он, замирая.

Значит, Элизар обо всем знает. Значит, и Рэми, и Мираниса ждет очень неприятный разговор. Как узнал-то, вопрос… насколько много знает… и почему их обратно привезли в Виссавию. Но вряд ли на все эти вопросы может ответить Лия. Надо позвать кого-то другого, и в то же время так не хотелось ее отпускать. Эту хрупкую кошку. А вдруг кто опять обидит?

– Дядя, – подтвердила она. – Элизар добрый. И Рина хорошая. Она приносит мне эликсиры по утрам. Сама делает. Говорит, от них ребеночек только здоровее будет!

– Р-е-б-е-н-о-ч-е-к, – зло протянул Мир.

Ему хотелось ответить, да резко, что это не «ребеночек» вовсе, а наследник, но Лия вновь скривила губы, готовясь в очередной раз расплакаться. И все же она сама ребенок... боги… Ребенок, который должен будет в одиночку воспитать повелителя Кассии. Что же он наделал? Зачем испоганил ей жизнь, взвалив на хрупкие плечи такую ношу?

– Лия... – протянул Мир, в очередной раз сомневаясь в своем выборе.

Он любил ее до безумия, как никогда не любил никого раньше и, наверное, уже не успеет полюбить вновь, но любовь иногда... это не совсем то, что нужно для рождения и воспитания нового повелителя Кассии. И тут Лерин, увы, очень даже прав.

И все же Мир еще жив. Это хорошо. Значит, еще есть время перед смертью набезобразничать...

– Открой окно, тут душно.

Лия вскочила на ноги, и ночная свежесть разбавила вонь лекарств и пота. Понемногу уходила боль, почти развеялся туман в голове, и Миранис начал расспрашивать.

– Где Рэми?

– Брат учится, – гордо протянула жена-девочка. – Дядя сказал, что он очень одаренный... но магии тоже надо учиться, а в Кассии… – и зарделась вдруг, спохватившись. – … для него учителя не очень…

Удивила, да, будто они этого не знали. Конечно, Рэми целитель, а целителей такого уровня в Кассии, увы, нет. Даже в Виссавии, скорее всего, нет, что бы там Элизар не говорил. Разве что вождь сам занялся обучением племянника, но это вряд ли: Рэми не позволит. Если только…

– Что дальше? Он собирается остаться здесь? Со своим дядей? – осторожно спросил Миранис.

– Нет, – опустила взгляд Лия. – Но дядя сказал, что все понимает. И если Рэми хочет быть со своим принцем…

Хочет быть с принцем? Миранис с удовольствием бы сейчас встал, схватил бы Рэми за шиворот и лично отволок к опасно понимающему дядюшке! Прошляпить единственную возможность спасения, боги, ну почему он такой идиот! Правду ему рассказать… так еще с большим упрямством захочет остаться с Миранисом… боги… кто сказал, что друзья, семья это подарок богов, это же какое-то проклятие! Сам бы ушел и не задумался, но тянуть за собой друзей? Оставить беззащитную Лию одну с сыном на руках?

– Могу я поговорить... с твоим дядей? – холодно спросил Миранис, чувствуя, как возрастает внутри гнев. Может, Рэми ничего и не понимает, но есть еще и его дядюшка. А тот должен понять: либо он заставит Рэми остаться тут, либо он его потеряет. А этот уже благородством не страдает, быстро решит что и к чему.