– Можешь, – ответил Рэми и шагнул в свои покои, наткнулся бедром об острый угол чего-то и зашипел от боли. Илераз ничего не спрашивал, быстро подхватил под руку и сказал:

– Я вас провожу.

– Как ты догадался? – выдохнул Рэми. – Впрочем, не отвечай… ваш род…

Кадм ведь тоже излишне догадлив. И так же, как и его брат, не терпит неповиновения. Уже через мгновение Илераз усадил Рэми на что-то… вроде, на ложе, прислонил к стене и принялся стягивать сапоги, приговаривая:

– Что же вы делаете-то, мой архан? Брат, когда узнает, мне голову оторвет, да и вам тоже, за глупость. Вы уж простите, но сами понимаете,такие ранения, как ваши, даже виссавийцам поддаются нелегко.

– Да, – прохрипел Рэми.

– Так почему вы не попросите о помощи виссавийцев? Принца им доверили, вашего брата доверили, ваших побратимов-телохранителей, а себя доверить не в силах?

– Тебе не понять…

И оттолкнул Илераза, сжался в комок от вспыхнувшей в голове боли. Кажется, он потерял сознание. Кажется, упал в пропасть, а когда из нее вернулся, Лиин уже совал его под нос что-то резко неприятное, и его обычно яркая аура погасла от беспокойства и страха. Рэми остановил хариба, прошептал:

– Уже лучше, – и вновь сел на ложе. И тут же похолодел, поняв, что они не одни в этой комнате. И что, пока он был в беспамятстве, Илераз пустил в покои еще одного посетителя.

– Зачем? – спросил он, глядя на охваченную сиянием фигуру… наверное, он даже узнал посетителя. Наверное… если бы в ауре его, желтой, яркой, не просматривались неожиданные зеленые нити. Хранитель дара и целитель… Рэми осторожно встал с ложа, даже не поморщился, когда Илераз оказался рядом, придержал, чтобы он опять на что-то не наткнулся, прошептал на ухо:

– Ступенька.

Что Рэми теперь была эта ступенька? Он подошел к коленнопреклонной, неподвижной фигуре и, уже не сомневаясь, спросил:

– Как он здесь оказался?

– Я впустил его, мой архан, – ожидаемо ответил Илераз. – Накажи меня, если хочешь, позднее… но сейчас выслушай. Не думаю, что он хочет тебе навредить. Ты тоже не веришь, не так ли?

– Их помощь может навредить не мне, – ответил Рэми. – Тебе, как ни странно. Твоему брату. Миранису. Кассии. Ты все еще просишь, чтобы я ее принял?

– Это решим позднее, если будет что решать, – холодно ответил Илераз. – Сейчас ты слеп, мой архан. И не думаю, что на этом закончится. Так же не думаю, что Тисмен успеет тебе помочь… и сумеет. Так, может, все же позволишь…

– А что скажешь ты, Арам? – спросил Рэми коленопреклонную фигуру. – Зачем ты здесь? Ты ведь хранитель дара, не целитель, чем ты можешь мне помочь? Или не понимаешь, что я не хочу сейчас разговаривать ни с кем из вас? Что я могу вас ранить мимоходом?

– Рань меня, если тебе станет легче, – спокойно ответил хранитель дара. – Ты можешь делать все, что захочешь, можешь приказать мне умереть, – Рэми вздрогнул... приказать? – Только не говори, что ты мне не доверяешь... прошу. Дай себя осмотреть.

– Зачем?

– Ты ранен, наследник. И я хочу тебе помочь.

– Ты еще глупее, чем я думал, Арам. Я не ранен. И мне не нужна твоя помощь…

– Я знаю, что это не так, мой наследник, – спокойно ответил Арам, не поднимая головы.

– Ты дерзишь мне? – удивился Рэми. Покачнулся и вновь Илераз его поддержал, вновь не позволил удариться о проклятую мебель. – А я думал, что вы, виссавийцы, исключительно послушны… вашему наследнику. Думал, что вы не умеете мне и слова сказать наперекор.

– Тревога сжигает мое сердце, Нериан. Разум мой уже меня не слышит. Я могу думать лишь о тебе, и забота о тебе…

– Обо мне? Или о Виссавии? Кому на самом деле ты служишь, Арам?

– Ты задаешь сложные вопросы.

– Я уже это слышал. А ты опять уходишь от ответа. Как многое ты готов сделать для своей богини?

– Мне никогда не придется выбирать, Нериан…

– … Рэми…

– … Рэми. Ты – любимый сын Виссавии. Служа тебе, я служу ей.

– Даже если я не хочу ей служить?

– Ты плутаешь в темноте, наследник. Я помогу тебе найти дорогу.

– Нужную тебе? И твоей богине? Ты заставишь меня служить ей, любой ценой? Даже убив во мне преданность к Миранису?

– Этого ты боишься? – прошептал Арам, поднимая голову. – Что ты откроешь свои щиты и… станешь слабым. Беззащитным. Рэми… прошу тебя… Не веришь мне?

– А должен? Почему?

– Потому что я люблю тебя, – ответил Арам, и Рэми вздрогнул, вдруг поверив. – Мы все тебя любим... иначе... иначе не смогли бы жить в Виссавии... она поколениями выбирала таких...

– …дураков? – закончил Рэми.

– Пусть так... прикажи...

– Не верю тебе!

– Прикажи умереть, и я умру у твоих ног, мой вождь, – прошептал Арам, и в его голосе послышалась мука. – И когда я исполню твой приказ... ты примешь целителя. Прошу...

– Я. Приказываю. Тебе...

И осекся, когда Илераз положил ему руку на плечо, будто предупреждая. Роковые слова застыли на губах, не успев сорваться, и Рэми вдруг понял, что именно чуть не сказал в пылу спора. Вспомнил, что виссавийцы исполнят любой его приказ, даже такой глупый, и вновь покачнулся. И вновь выстоял на ногах, поддерживаемый молчаливым Илеразом.

– Слушаюсь, мой наследник, – едва слышно прошептал Арам. – Все, что пожелаешь. Все сделаю, только не прогоняй. Умоляю.

Вот же его открытая душа, как на ладони. Не скрытая, как у кассийцев щитами. И видно же, увы: виссавиец искренен, он готов и к смерти, и к горьким словам, и к унижению. Только бы наследник образумился, только бы дал себе помочь, только бы не прогонял… если не его, то хотя бы целителей.

И стало стыдно. За сказанные слова, за недоверие, за боль. А ведь хотелось же довериться, но как? Как бы не любили его виссавийцы, здесь он чужак, пришелец. Он понимал их слишком хорошо, видел их презрение к другим народам, их уверенность, что они имеют право судить… но имеют ли? Отличные целители, чуткие маги, они погрязли в гордыне, в своих дивных идеалах, оттого были столь хрупки и столь… бесполезны. И для богини своей бесполезны. Как цветы, которыми можно было любоваться бесконечно, они все более превращались в паразитов на прекрасном теле Виссавии, выпивая из нее последние соки.

Не умели, не хотели жить иначе. Они давно не видели правды. Не хотели ее видеть, и Рэми не знал, как им помочь. Не хотел. Кадм прав: всем не поможешь… и приходится выбирать. Миранис или Виссавия. Рэми давно выбрал, и ничего этого выбора не изменит. Как бы виссавийцы не старались. Но…

– Поклянись мне... – прошептал Рэми, сдаваясь, – что не попытаешься полезть мне в душу. Поклянись, что излечишь только мое тело. Поклянись, что не убьешь во мне любовь к Миранису. Проклятие, почему же ты молчишь, Арам. Клянись!

– Чем хочешь поклянусь, наследник. И тогда ты мне доверишься?

– Да.

– Я прослежу, телохранитель, – отозвался вдруг Илераз, красноречиво сделав ударение на последнем слове. – Может, я и не целитель, но если вдруг он посмеет попытаться разорвать твои узы с наследником и моим братом, я, несомненно, замечу.

Илеразу Арам не ответил. Полились слова клятвы, отозвались на них знаки рода, и вновь, в который раз меняя свой рисунок, обожгли запястья. Не вовремя была эта клятва. Слабость лишь возросла, а темнота стала гуще. Рэми более не мог тратить сил на магическое зрение, и горевшая в темноте желтым фигура Арама вдруг потухла, погрузив все вокруг в непроглядную мглу. И в тот же миг утихло последнее слово магической клятвы, окутывая все вокруг тишиной.

Рэми сглотнул. Лишь спустя биение сердца понял он, что Арам поклялся в гораздо большем, чем Рэми от него требовал. Хранитель, гордый советник вождя Виссавии, только что чисто и без запинки, не сомневаясь ни на мгновение, сделал себя полным рабом телохранителя наследного принца Кассии.

– Идиот, – прошептал Рэми.

– Помогите мне его усадить, – сказал вдруг Арам, и голос его изменился, окрасившись властными нотками. Арам не просил, он приказывал, а Рэми смирился. Целитель имеет право приказывать больному. А Рэми был болен.