— А это то самое исследование, благодаря которому ты попала в номинанты на Нобелевку. Первый печатный черновик.

Ваня опустил голову вниз, туда, куда капнули первые слезы. Поднял руки и осторожно смахнул влагу с тонкой бумаги.

— Но, Вань… Как, как ты? — девушка оторвала взгляд от бумаг и посмотрела на Ивана.

— Это не я. Это все Нина. Она у меня умница. Кстати, она ездила в твой Институт и познакомилась с неким профессором Морозовым. Он был рад услышать, что ты… В общем, он с удовольствием встретится с тобой. Если захочешь, конечно.

Вера закусила губу на секунду и усмехнулась.

— Он меня первый принял. И разговаривал со мной, как с равной. Я же маленькая была еще, пятнадцать всего, а уже пришла работать в Институт астрономии. Туда люди ближе к тридцати идут работать, а тут я, представляешь? — она подняла стопку бумаг и приложила их к груди, обхватила руками. — Со мной первое время даже не разговаривали. Только представь, второй день там, ая́уже спорю с заслуженным научным сотрудником Института о теории формирования черных дыр, — Вера рассмеялась.

— Хотел бы я это видеть, — Ваня улыбнулся, поднялся и сел на свой стул.

— Я глупая была. Ну, не в смысле ума, нет. Заряженная очень на науку, упрямая, по-наивному переполненная юношеским максимализмом. Я горела астрономией. Я жила ею…

— Можно ведь все вернуть, Вер.

— Нет… Нет, Ванюш, — она покачала головой, еще раз взглянула на рукопись, провела пальцами по страницам. — Кое-что невозможно вернуть. Оно так и остается в прошлом. Пусть и очень счастливом.

JONY «Ты меня пленила»

Дни шли один за одним, потихоньку накапливались и превращались в недели.

Ваня понимал, что втягивается.

Его безумно быстро засасывало в густую, темную болотную гладь реальности под названием «влюбленность». Он никогда раньше не любил. То чувство, которое он испытывал к родителям было чистым, искренним, но почти забытым и покрывшимся пылью под гнетом времени.

Сейчас же, в его груди разгорался костер. И Вера неосознанно подбрасывала в него сухие веточки, которые поднимали пламя еще выше. Своей улыбкой, заботой, теплыми взглядами… Ужинами и долгими разговорами под светом звезд. Она притягивала к себе невидимыми нитями, которые затягивались на сердце Вани морскими узлами.

Подарок, который Воронов принес однажды вечером, так и остался лежать ровной стопкой светлых корешков на краю стола в гостиной. Не тронутый.

Иван замечал, каким взглядом Вера сканирует поврежденные временем бумаги, отвлекаясь на секунду во время их очередного вечернего разговора. Ловил такие моменты и, затаив дыхание, ждал, когда она осмелится и заглянет вовнутрь. В тот миг он нарочито долго пил кофе, растягивая глотки, поднимался и шел к окну, неожиданно заинтересовавшись погодой, хватал в руки телефон, делая вид, что пришло сообщение, уходил на кухню или в ванную… Давал ей время.

А потом расстраивался, замечая отрешенный пустой взгляд голубых глаз, мучительно отведенный от стопки на столе.

Ваня не понимал ее страхов.

Не понимал, почему она упорно отказывалась возвращаться к тому, что приносило ей счастье. А ведь это было главным, что он трепетно желал для нее — сделать счастливой и чувствовал, что ее счастье кроется именно в них — в звездах.

Поэтому не отступал. Поэтому с каждым днем стопка на столе все росла, пополняясь книгами, учебниками и журналами, которые он незаметно для нее подкладывал каждый вечер.

Ваня шел из кухни в спальню переодеться перед вечерней тренировкой, когда услышал едва различимый звук перевернутых страниц. Остановился посреди темного коридора, как вкопанный и замер, боясь и одновременно желая услышать его вновь. И он повторился. Иван шагнул к гостиной — тихо и почти не дыша — и остановился у дверного проема.

Вера сидела в любимом кресле с подвернутыми под себя ногами и читала книгу.

На полу у кресла стоял торшер, и она склонилась чуть влево, ближе к свету. Бегала глазами по строчкам, не замечая ничего вокруг. Ни сидящей у ног собаки, ни застывшего у дверей мужчины. Она была погружена глубоко в себя и свои мысли. А их было много: ее кожа — неизменно бледная — от волнения покрылась румянцем, из небрежного пучка на голове, поддерживаемого воткнутым в него карандашом, выбились пряди и беспорядочно упали на лицо, средний палец свободной левой руки выстукивал только ему известную быструю мелодию…

Ваня тогда впервые увидел ее такой и в тот миг она была безумно красивой.

Он не стал обозначать своего присутствия. Тихонько, словно крадучись, шагнул в спальню и прикрыл дверь. Достал из шкафа одежду, одним движением руки снял толстовку и натянул на голое тело футболку. Присел на кровать, поднял ногу надеть носки и замер, словив свое отражение в зеркале.

Он улыбался.

Ваня радовался изменениям, которые были заметны невооруженным взглядом. Вера немного набрала в весе, пугающая бледность лица почти исчезла, сменившись вполне здоровым румянцем. Она стала будто спокойнее, но все еще казалась замкнутой. И это Воронова пугало…

А еще мысли о том, что возможно он не сможет пробиться через толстые стены, не сумеет попасть в ее личный круг доверия. Пока только Дружок без проблем и лишних усилий смог проникнуть в глубины ее души и занять там место.

И ему Ваня искренне завидовал. Тому, как он бесстрашно подбегал к Вере и запрыгивал на колени, протягивал мордочку к лицу, облизывал улыбающуюся девушку и был уверен, что его не прогонят. Как сладко и спокойно он спал у ее ног, а иногда тихонько пробирался выше и устраивался прямо на подушке. Как ласково гладила его Вера и целовала в холодный, влажный нос.

Завидовал, но после корил себя. Ведь радоваться необходимо хотя бы тому, что она здесь, рядом, в его квартире, в его жизни. Во всяком случае пока…

Но, не глядя на проскакивающие в голове мысли, Ваня был счастлив.

Он безумно любил их вечера!

Любил возвращаться в дом, где его ждут!

Любил чувствовать на себе искреннюю заботу!

Любил зародившееся в его душе ощущение потребности в другом человеке…

Ваня с каждым днем все глубже и глубже погрязал в болоте влюбленности.

И со временем болото перестало выглядеть таким страшным и пугающим. Оно не тянуло в свои топи… Обволакивало, крепко держало в объятиях, но не губило. А еще приносило счастье и отбивало в груди безумный, иногда причиняющий боль бит влюбленности, сдавливающий горло и разносящий по венам ток, искрами несущийся к кончикам пальцев.

И в тот самый миг влюбленность не казалась чем-то эфемерным и глупым…

Она представлялась жизненно важной необходимостью…

ALEKSEEV — «Навсегда»

— Вер, мы опаздываем.

Ваня вихрем влетел в квартиру, наспех сбросил обувь и забежал в гостиную. Вера сидела в кресле, обложившись бумагами и книгами.

— Прости, раньше не смог вырваться. Переговоры были очень важные, — Воронов стянул с плеч пиджак, расслабил галстук.

— Я понимаю, — Вера, растерявшись, застыла с зависшим над бумагой карандашом в руке и непонимающе посмотрела на немного взволнованного мужчину. — Ты ведь предупредил. Я смс твое получила.

Ваня бросил быстрый взгляд на часы, потом за окно, пробормотал негромко: «в душ не успею» и, прихватив пиджак, направился в спальню.

— Вер, переоденься пожалуйста. Только прошу побыстрее. Летел к тебе через весь город, спешил. Не хочу сейчас опоздать, — крикнул уже оттуда.

Вера медленно отложила лежащую на коленях книгу, поднялась и вышла в коридор. Остановилась у двери Ваниной спальни.

— Вань, ты объясни, пожалуйста, спокойно. Я растерялась, если честно. Что происходит? Случилось что-то? Куда мы опаздываем? — а потом вскрикнула, когда Иван неожиданно появился из темноты, на ходу натягивая на себя толстовку.