И груз этот был приятным.

После ужина они перемещались в гостиную. Вера полюбила кресло, стоящее у окна. Садилась в него, держа в ладонях чашку с кофе, делала глоток и на секунду прикрывала глаза от удовольствия. Ваня в тот миг, сидя на диване напротив, замирал. Он любил ловить эти редкие моменты… Когда на бледном лице вмиг разглаживались едва заметные складки на высоком лбу, когда тело полностью расслаблялось, когда на губах мелькала улыбка. Та самая…

Они часами разговаривали, выходили на балкон встречать первые звезды. Иногда вновь возвращались на кухню за новой чашкой. Теперь уже чая… Ваня любил их беседы, правда все чаще и чаще он больше слушал, чем говорил. Казалось, Вера пыталась успеть рассказать все то, что скопилось внутри нее за пять лет. Показать миру свои знания, объяснить мысли. А сейчас ее миром был Ваня, поэтому…

Он боялся ее прерывать, останавливать. Он ловил каждое ее слово, реакцию, жест. Он собирал все это воедино, словно детали пазла, уже лежа на кровати в своей спальне, чтобы понять ее такую, какой она была сейчас, чтобы подобрать ключи к дверям, которые почему-то все еще были заперты.

Прошла всего неделя, но она смогла разом покачнуть два мира. Семь дней изменили многое в жизни Вани. Его устои, принципы, взгляды… Но он не противился изменениям, не шел наперекор. Он плыл по новому течению, подстраиваясь, подбирая весла, всматриваясь в преграды, которые могли возникнуть в будущем, и заранее искал пути обхода.

Главное, Ваня смог признаться самому себе, что когда-то безымянный воробышек уверенно вошла в его сердце и заняла там главное место.

А еще ему нестерпимо хотелось показать ей новую жизнь.

Такую, в которой он больше никогда бы не услышал:

«Можно мне оставить дверь спальни открытой?»…

— Нина, вы знаете, что я вас люблю? — Иван не сдержался, поднялся из-за стола и обнял удивленного секретаря.

— Простите, Иван Дмитриевич, — женщина кашлянула. — Спасибо, конечно, но любить меня не нужно. Достаточно уважения. А любовь… Меня муж любит. И дети. Трое. Так любят, что иногда кажется даже слишком.

Нина смущенно поправила пиджак, оттянув его вниз, перебросила ежедневник с одной руки на другую.

— Что-нибудь еще, Иван Дмитриевич?

— Пока нет, — Воронов ответил, не отрывая взгляд от стола, на котором лежал завернутый в крафт сверток.

Не услышал ни тихого перестукивания каблуков по ковролину, ни звука открывающейся двери. Опомнился лишь когда Нина почти скрылась в приемной.

— Нина, — он позвал, отрывая взгляд от стола. Увидел вопросительный женский, направленный в его сторону. Улыбнулся еще раз, теперь уже смущая по-настоящему до покрытых румянцем щек. — Спасибо вам огромное.

Нина кивнула, отвернулась, чтобы уйти, но задумалась на секунду и вновь посмотрела на Ивана.

— Иван Дмитриевич, это не мое дело, и вы извините меня заранее, что лезу. Но, как бы это не звучало, вы не чужой для меня человек. И… я очень рада за вас. Действительно рада.

Сказала, развернулась и, наконец, вышла из кабинета, закрыв за собой дверь.

Ее слова весь день крутились в голове Воронова. Нет-нет, но он снова и снова возвращался к ним. Прокручивал, рассматривал с разных сторон, анализировал, но результат все равно получался одинаковым. И он ему нравился.

А еще у него на протяжении дня покалывало в пальцах. Хотелось взять в руки телефон, открыть книгу и набрать сохраненный в избранных номер, соседствующий там лишь с номером Нины…

Иван принес Вере телефон вместе с пакетами с одеждой. Его она почему-то отказывалась принимать. Повторяла раз за разом, что не стоит, что очень дорого, что он ей не нужен. Но Ваня настоял. Ему была важна ее безопасность. А еще возможность услышать любимый тихий голос в любой момент рабочего дня.

Правда, за все время он так и не набрал занесенные в память телефона цифры.

А она так и не нажала на единицу, запрограммированную в быстром наборе на вызов его номера.

То, что его ждут было понятно еще на площадке.

По коридору разносился запах какой-то выпечки, а за дверью слышно, как нетерпеливо перебирает лапами щенок у порога, дожидаясь хозяина с работы.

Ваня достал ключи, открыл замок, аккуратно, чтобы не ударить собаку, открыл дверь. Улыбнулся, когда непоседливое существо прыгнуло на ноги.

— Привет, малыш. Как вы здесь без меня? — не раздеваясь, Воронов присел на корточки и запустил пальцы в мягкую шерсть, поглаживая щенка по холке. Он, естественно, не сказал ничего, только пальцы лизнул и ткнулся мордой в раскрытую ладонь. — Мама твоя дома? — в ответ на вопрос, заданный шепотом, оторвался от руки, вывернулся и побежал в гостиную, из которой вышла Вера.

— Привет, — она удивленно вскинула брови. — Ты рано сегодня. Случилось что-то? — и всего парой слов окутала Ивана теплом.

— Нет.

Ваня улыбнулся, снял обувь, на банкетке оставил сумку, из нее же вынул одинокий тюльпан. Вера наблюдала за мужчиной, следила за каждым движением. А потом за шагами, которые он делал, приближаясь к ней все ближе и ближе. Один… Еще один… За ним еще…

Он остановился в полуметре от Веры. Дальше не пошел — она инстинктивно отступила назад, упираясь спиной о стену. Улыбка на секунду исчезла с мужского лица, но стоило сделать глубокий выдох, потушить в душе внезапно вспыхнувший костер волнений и злости, она вновь вернулась, растягивая губы. Свободная рука, которая минуту назад подрагивала в предвкушении касания к женской коже, спряталась в карманах брюк. Другая протянула цветок.

— Я просто соскучился, Вер. Очень.

Если первая фраза была сказана обычным голосом, то последнее слово сорвалось с губ тихим шелестом. Вера, услышав, будто выдохнула, ее плечи опустились, а пальцы, сжимающие стебель тюльпана, расслабились.

— Мы, кажется, тоже.

— Кажется? — Ваня усмехнулся и опустил голову вниз, туда, где прыгал щенок, требующий своей порции ласки. Воронов присел на корточки и взял собаку на руки. Выпрямился, почесывая Дружка по спине и наклонил голову, улыбаясь и прищуриваясь, глядя на Веру в ожидании ответа.

— Просто ты сегодня раньше. И шкала, отвечающая за скуку, не успела достигнуть максимума, — Вера моргнула несколько раз растерянно, а потом отвела взгляд и выдохнула. — А еще мы ужин не успели приготовить. Пирог только. С яблоками, — теперь уже шепнула.

Но Ваня был не в том настроении, чтобы расстраиваться. Его вообще в последнее время мало что могло огорчить. Он радовался каждому дню, а особенное наслаждение ему приносили вечера.

— По этому поводу точно не стоит переживать, воробышек. Приготовим вместе.

И они готовили.

Стояли рядом на кухне, что-то мыли, резали, запекали… Много разговаривали и шутили. Обсуждали влияние промышленности на появление и рост озоновых дыр, роль эпохи возрождения на представление людей о мире, талант непризнанных в свое время, но почитаемых сейчас Винсента Ван Гога и Стига Ларссона.

Ване было хорошо с ней.

Стоять у плиты рядом, почти касаясь плеча друг друга, наблюдать за неспешными движениями ее кисти, размешивающей в сотейнике соус, пытаться угадать название ее любимой книги, дышать воздухом с запахом яблок с корицей заполнившим кухню и понимать, что этот воздух особенный — он только их.

Один на двоих.

SHAMI — «За тобой»

Ужинали в уже привычной компании — вдвоем под довольное урчание щенка, с аппетитом поедающего корм.

— Вер, я могу спросить? — после недолгого молчания Ваня поднял взгляд, прокручивая в руках вилку.

— Да, конечно.

— Почему ты не хочешь выходить на улицу?

— Я не знаю, Вань, — Вера опустила голову и спряталась за упавшими на лицо волосами. Медленно провела кончиком пальца по столу, повторяя рисунок деревянного полотна. — Погода не нравится, наверное, — и безразлично пожала плечами.

— Да, я помню. Ты дождь любишь, — Ваня хмыкнул, но не утратил серьёзности. — Вер… Что тебя пугает?