Казалось, вот оно — кристально чистое счастье, зародившееся в глубине голубых глаз, искрящее всполохами тепла, проникающее под кожу, попадающее в вены, в кровь… Обладающее целительной силой, способной залечить разбитую душу, скрепив острые осколки нитями: тоненькими, но прочными словно канаты… Счастье, не требующее ничего, кроме как быть рядом с человеком, с которому тянется сердце, дышать одним на двоих воздухом. Легкое, воздушное, но хрупкое, способное разбиться о прочные, словно стена, слова.

— А если я их покажу, ты меня отпустишь?

Вера спросила, а Ваня застыл.

Долго вглядывался в ее лицо, блуждал по высокому лбу, тонкому носу и острым скулам, чуть приоткрытому рту с припухшей от укусов нижней губой… Вдохнул глубоко и чуть сдвинулся, подойдя на шаг еще ближе к Вере. Все, что он позволил себе в тот момент — вынуть руки из карманов, упереться ладонями о холодное стекло, ограждая, защищая и одновременно пряча девушку в кокон, легко коснуться подбородком ее макушки. Выдохнуть уже туда.

— Я тебя не держу, но да… Отпущу, Вер. Только прежде сделаю все, чтобы ты сама не захотела уходить.

Anne-Marie James Arthur «Rewrite The Stars»

Казалось, время обернулось вспять.

Долгие, темные вечера с бумажным стаканчиком в руках, тихие разговоры, которые не прерывались, а плавно перетекали из одной темы в другую, охота за первой появившейся на небе звездой… Все, по чему Ваня так сильно скучал, о чем думал бесконечно длинными ночами, заполненными лишь бессонницей и литрами кофе — все это вернулось. Превратилось в реальность: яркую, но главное, нестерпимо желанную.

Прошла неделя.

Все это время Вера жила в квартире Воронова и ни разу не вышла из дома. Иван пытался подтолкнуть ее сделать первый шаг и окунуться в свободную жизнь с головой, если не на сто процентов, то хотя бы вдохнуть чистого воздуха там, на улице, за стенами его квартиры. Предлагал, ненавязчиво и аккуратно. Но Вера не хотела, а он не имел права настаивать.

Взять отпуск Ваня не мог — разом навалилось несколько проектов, где было жизненно необходимо его присутствие и контроль. Он делегировал обязанности, распределял и отдавал сотрудникам те дела, с которыми они могли справиться сами. Сам же старался приезжать раньше, не задерживаться, чем не мало озадачил верную, внимательную Нину.

Хотелось возвращаться домой еще раньше, но не получалось… Как назло, встречи и переговоры были назначены много месяцев назад именно на неделю после приезда Веры. Поэтому приходилось запирать свои желания и чувства глубоко внутри и, сцепив зубы, ехать в офис, оставляя Веру одну.

Но после очередной встречи Ваня гнал домой, вжимая педаль газа в пол. Поднимаясь в лифте, мысленно подгонял и его. Заходил в квартиру всегда затаив дыхание. Он безумно боялся однажды не увидеть ее в ней…

Вера на его отсутствие отреагировала спокойно. В первый же день выслушала сбивчивые, с нотками извинений слова, рассмеялась даже, назвала его глупым. Убедила, что волноваться за нее не стоит, она не маленькая.

Каждое утро она вставала вместе с Ваней, готовила ему кофе и незамысловатый завтрак, тихо прошептав в первый день, что готовит не очень хорошо, да и не особо умеет. Потом она кормила Дружка и провожала Ваню на работу, желая хорошего дня, и неизменно улыбалась на прощание. Только Иван пугался ее улыбки, молча кивал, отводил взгляд и сжимал кулаки. Улыбка была неживая, ненастоящая.

Не та, которую он помнил и любил.

Первая ночь в его квартире была бессонной для обоих. Глубокие синяки под глазами не дали усомниться в том, что Вера, как и Иван, не смогли сомкнуть глаз. Ваня всю ночь без сна лежал поверх одеяла, иногда вставал, мерял шагами комнату, выходил на балкон. Что делала Вера сложно понять, но из ее комнаты не было слышно ни звука.

Ваня выделил ей гостевую. Обычная, ничем не приметная комната, кажется, понравилась девушке. Она была светлой — в таких же серых тонах, что и Ванина спальня, только цвет чуть бледнее. Шкаф, кровать, небольшая банкетка у ее изножья, картина с абстракцией на стене.

Впервые войдя в комнату, Вера растерянно застыла, наблюдая за тем, как Ваня открывает шкаф, достает чистое белье, тихо рассказывает, где лежат полотенца и запасной плед, если будет холодно. Помедлив, снимает с вешалки и кладет на кровать огромный махровый халат… Еще раз показывает ванную, зачем-то поясняет, что их в квартире две — одна в его спальне, другая прямо по коридору.

Вера слушала, молча кивала. Сложно было понять, о чем она думает, что чувствует. Но Ивану отчаянно хотелось проникнуть в ее мысли, хотя бы для того, чтобы забрать часть переживаний, блуждающих по ее бледному лицу, себе.

На следующий день в ее комнате появилась одежда.

Утром, сидя в офисе, Иван вызвал к себе Нину и попросил о помощи. Раньше не делал этого, но ради своего воробышка он уже давно начал менять непоколебимые ранее принципы и привычки. Нина ничуть не удивилась, не стала любопытствовать — лезть туда, куда никому определенно нет входа. Сделала в своем объёмном ежедневнике записи, от Ивана приняла банковскую карту, в распоряжение водителя и внеурочный выходной. Это дело было неотлагательным.

Нина вернулась после обеда — заметно уставшая, но довольная. Постучав, вошла в кабинет, вернула карту и объяснила, что купила все, что было нужно. Не стесняясь шепнула, что докупила еще кое-что — что-то, о чем мужчины не подумают. Усмехнулась, заметив на лице Ивана тень понимания, и, улыбаясь, вышла из кабинета, после сорвавшего с мужских губ заслуженного «спасибо».

Вера не отказалась от новых вещей. Поблагодарила, когда Ваня занес объемные бумажные пакеты в комнату и оставил у кровати. Молча ждала, пока он выйдет в коридор, и так же молча буравила взглядом покупки, оставшись с ними наедине.

Вера не отказалась от новых вещей, но Ваня видел, как она снова нырнула в свою раковину и закрылась от мира.

Прошла неделя.

Квартира Воронова изменилась. На полках в ванной появились женские принадлежности, в прихожей — верхняя одежда и обувь. В каждой комнате, куда заходила Вера, было заметно женское присутствие. Легкий аромат лаванды геля для душа, запах миндаля ее шампуня. Квартира не изменилась внешне, но обрела другое дыхание.

Она пахла теплом и уютом.

А еще она пропиталась запахом цветов. Ваня каждый день приносил все новые и новые букеты, пока Вера не запретила, пристыдив и сказав, что «это жестоко — лишать цветок жизни из-за желания минутного любования». Ваня парировал и ответил, улыбнувшись: «не глядя на наши желания, цветы все равно каждый день будут срезать в теплицах, везти в магазины и продавать. Они все равно попадут к какой-то девушке и будут радовать ее. А она в ответ будет улыбаться. Так лучше, чтобы улыбалась ты».

Вера в тот миг растерялась, по бледным щекам начал медленно расползаться румянец. Она опустила голову, нырнула лицом в пушистые бутоны ранункулюса, сильнее сжала пальцы вокруг завернутых в ленту стеблей. Шепнула тихое «спасибо» и скрылась на кухне в поисках новой вазы.

Но какими бы не были желания Вани, ее желания для него были важны. Он услышал Веру. И к концу недели вместо объёмных букетов стал дарить ей одинокие цветы. А в ответ получал искреннее «спасибо». И этого ему было достаточно. Пока…

В первый же вечер, вернувшись в работы и открыв входную дверь, Иван почувствовал запах еды. Он ворвался в раскрытые вдохом легкие и окутал воспоминаниями. А еще неожиданно покачнул, проросшие корнями в голову, устои…

Потому что именно тогда, увидев на пороге Веру, прислонившуюся к стене с полотенцем руках и небрежным пучком на голове, Дружка, сидящего у ее ног и радостно виляющего хвостом… Именно в тот момент Ване захотелось ее — семью.

Прошла неделя.

Каждый вечер Вера ждала возвращения Вани домой. Он с замиранием сердца заходил в квартиру, она же встречала его с улыбкой. Снова все с той же… Но на столе стоял горячий ужин, у ног терлась собака. Вера не пряталась в своей комнате, сидела рядом пока он ел, слушала рассказ о прошедшем дне, охотно поддерживала любую тему… И мысли о ее улыбке меркли под свалившимся на плечи тяжелым грузом осознания того, что Ване нравилось, что его ждут. Особенно нравилось то, что ждала она.