— Ты ведь умный, а сейчас ведешь себя, как… наивный ребенок.

— Ну и пусть, — Иван пожал плечами. Он бросил быстрый взгляд на пруд, облака, плывущие по небу, и, развернувшись, склонился над девушкой. Помолчал немного, всматриваясь в ее лицо, подождал, пока она наберется смелости и поднимет свои глаза. Улыбнулся, встретившись наконец с голубыми омутами. — Все ошибаются, Вер. Возможно теперь пришел мой черед. Но я не пожалею об этой ошибке.

— Моя мама была обычной учительницей. Преподавала в школе. Ее любили…

Сделав несколько глубоких вдохов, Вера попыталась начать говорить. Но не получалось. Она открывала рот и сразу же закрывала, выпуская скопившийся воздух из груди. Снова дышала, снова разжимала губы, захлопывая их через секунду. Слова не вылетали…

Иван не стал ее торопить. Сидел рядом, откинувшись на деревянную спинку скамейки. Давал время…

После третей неудачной попытки Вера тихонько рассмеялась, покачала головой и, шепнув: «так нужно» попробовала еще. Ваня знал, что разговор будет о маме, поэтому не удивился услышав первые слова о ней. Лишь молча кивнул, давая понять, что он готов слушать, а она может продолжать.

— Однажды, когда мне было, кажется, года четыре мама привела меня в планетарий. Там я впервые увидела звезды и влюбилась, — Вера улыбнулась, вспоминая. А Иван не мог. Знал, что эта улыбка лишь прикрытие, защитная пленка на глубокой кровоточащей ране.

— Моя любовь переросла в хобби, а после в настоящую манию. Мне поклеили обои в крохотную звездочку, папа на день рождения подарил карту звездного неба. Мама приносила из библиотеки книги о звездах… Я не помню, когда родители заметили, что у меня есть… определенные способности. Мне все давалось легко: программа начальной школы, средней. Я схватывала на лету и в итоге закончила школу экстерном. А дальше был университет, Институт… Ну ты, наверное, знаешь… Папа умер, когда мне было десять. Я была еще ребенком по сути, но все осознавала. Мама посвятила свою жизнь мне, понимаешь? А когда ее не стало…

На последних словах голос дрогнул. Ваня дернулся, придвинулся ближе к краю скамьи и острым девичьим коленям.

— Зачем ты это делаешь, Вер? Это же очень больно — вытаскивать неприятные воспоминания. Просто факты… Если хочешь рассказать — говори факты. Так проще.

— Нет, Вань. Я должна, — Вера повернулась и взглянула на мужчину, сидящего рядом. Не колола взглядом, как раньше, но давала понять, что настроена решительно. — Я рассказать хочу, понимаешь? Оправдываться не стану, просто расскажу, — увидела ответный кивок головой и продолжила. — В университете на первом курсе я открыла свою первую комету. К концу курса их стало уже три. А когда я работала в Институте астрономии, тогда меня впервые заметили. По-настоящему заметили, представляешь⁈ Не просто, как умного ребенка, а как ученого. Мирового… Мне гранд дали, я работала много. Потом были многочисленные исследования, статьи, конференции… Чуть позже главное мое открытие и Нобелевская.

Вера говорила спокойно и ровно, а у Вани замирало сердце. Ее слова были пропитаны болью — воспоминаний, потерь…

Он не откинулся вновь на спинку скамейки, сидел оперевшись локтями в колени. Совсем близко, совсем рядом. Слышал Верино размеренное дыхание, его руки́изредка касались упавшие из-за спины тонкие пряди темных волос, подхваченных ветром.

Он впервые за долгое время снова дышал одним с ней воздухом. Ему вновь захотелось поднять руку и постучать по грудной клетке…

Вера остановилась, замолчала, подняла голову и вновь уплыла взглядом далеко за территорию больницы. Дрейфовала на волнах памяти, всколыхивая воспоминания, поднимая их из самых глубин… Окуналась в них, вновь переживая то, что пыталась забыть. Но не получалось…

А сейчас и Ваня плыл вместе с ней, барахтаясь в черной воде, всеми силами удерживая потерянные, но тянущиеся друг к другу фигуры на плаву.

Они одновременно заметили, как на рукав Вериной кофты, пролетая мимо, присела божья коробка — крошечная, с маленькими черными пятнышками на спине. Вера улыбнулась ей, рассматривая. Через время вздохнула, понимая, что нужно продолжать.

— Вокруг всего этого, Вань, крутятся деньги. Большие деньги… До Института я считалась любителем в астрономии. А всем любителям за открытие комет присуждается международная Премия Эдгара Уилсона. Там деньги дают… Еще у меня много патентов. А это тоже деньги. Всюду эти чертовы деньги… Даже науку можно монетизировать и превратить в бизнес.

Вера в очередной раз замолчала, улыбнулась грустно. Медленно подняла руку и поднесла указательный палец к божьей коровке. Та, покружив немного, заползла на него и остановилась у первой фаланги.

— Что было дальше? — Ваня перевел взгляд на Верино лицо, которое она подняла вверх, наблюдая за взмахами крошечных крыльев. Божья коровка улетела, Вера повернулась к Воронову.

— Мама умерла. И я… сорвалась.

— На пять лет?

Он спросил, сразу же пожалев, а Вера не обиделась, лишь грустно усмехнулась.

— Жестоко… Ты общался с моим отчимом? Нет, странно… Он должен был узнать за это время, что ты… — вздохнула. — В общем… Я хочу рассказать тебе, а поверишь или нет, мне не важно. Это будет моя правда. И я хочу, чтобы хоть кто-нибудь ее услышал.

Ваня сглотнул, когда сперва почувствовал взгляд на своей щеке, а потом, повернувшись, столкнулся с глубокими омутами. Воробышек смотрела прямо, не таясь, проникая своей открытостью в самые дальние уголки души. Казалось, она спрятала все свои маски, за долгое время успевшие сродниться с острыми скулами и тонкими чертами лица. Она даже не шевелилась. Застыла, в ожидании ответа. Лишь пальцы чуть подрагивали.

Иван не сдержался. Знал, что с ней нельзя так, как с другими. Понимал, что и без того излишняя нервозность возрастает в разы, стоит ему приблизиться к ней на крохотные сантиметры, стоящие за рамками дозволенного.

Он всё это знал. Но в груди давило, в висках шумела кровь, а в легких заканчивался воздух, пропитанный ее запахом…

Ваня опустил голову, медленно поднял правую руку. Так же медленно поднес ее к Вериной, аккуратно накрыл своей. Боковым зрением видел, что она тоже смотрит, слышал, как на секунду задержала дыхание…

Она вздрогнула, но не зажалась. Смутилась, но не закрылась. Она была уязвима сейчас и открыта, как книга. Иван же хотел лишь одного — закрыть ее от всех, спрятать, укрыть за своей спиной.

А еще он чувствовал, что именно сейчас Вера как никогда нуждается в поддержке. Просит ее — молча, как умеет, — ждет, а он…

Единственное, в чем он был уверен, что готов, а главное сможет ее поддержать.

— Я слушаю, Вер.

— Не хочу, чтобы ты думал плохо о моей маме, но она… была обычной женщиной, которая просто хотела счастья. Она тяжело пережила смерть отца, долго одна была. Я это точно знаю… Не было тайных свиданий, меня не оставляли дома или у соседки… Или что там еще придумывают, я не знаю. Мы с мамой были подружками, делились всем, ничего не скрывали. А потом, много лет спустя после смерти папы, мама призналась мне, что встретила мужчину. Не знаю, чем он ее покорил. На первый взгляд самый обычный… — Вера хмыкнула, замолчала ненадолго. — Он ее добивался. Долго и упорно. И добился в итоге. Знаешь, женщине после стольких лет одиночества приятно снова ощущать себя желанной. А он смог… И цветы были, и свидания… — она вздохнула и перевела взгляд на воду. — Через пару месяцев он переехал к нам. И тогда жизнь заиграла новыми красками.

Ване не понравились ее последние слова. И Верина реакция — выражение лица, жесты — тоже не понравились.

— Вер… — он окликнул ее, сильнее сжимая холодную ладонь, которая успела немного согреться в его руках.

— Все хорошо, Вань. Хорошо… Мама всегда воспринимала мои достижения, как… достижения. Ну, как вершины, которые я покорила, понимаешь?.. Я много работала, много знала. Я заслужила то, что имела! Она радовалась моим успехам, гордилась. Говорила, что меня будет знать весь мир и потомки моих потомков, — Вера улыбнулась, вспоминая, через секунду теряя эту же улыбку. — А отчим… Он все измерял деньгами. Когда я говорила, что хочу подать заявление для того, чтобы начать новое исследование, он спрашивал сколько денег я получу, достигнув результата. Когда после двадцатичасового наблюдения за звездами я возвращалась домой, уставшая, голодная, он спрашивал заплатят ли мне за переработку. Когда я приносила новый патент, он интересовался выгоднее ли он предыдущего. И так во всем… Хуже стало, когда я появилась в списках на Нобелевку. Ты знаешь, сколько платят ученому, получившему Нобелевскую премию? Большие деньги, Вань. Очень большие. Иногда в самые сложные периоды мне хотелось, чтобы никаких денег не платили… Я всегда много работала. Мало спала, еще меньше ела. Все, что меня интересовало — это был космос… Но отчим требовал бо́льшего. И тогда у меня не стало даже тех редких выходных, которые я заслуживала. Мама пыталась заступаться, но всего одна фраза и она замолкала. Он повторял одно и тоже: «Это все для ее будущего». Хорошая манипуляция, правда? А я помимо всего была обычным подростком…