Я множество раз говорил Алану, что он, как кронпринц, мог бы педалировать изменение этих дурацких правил, а Алан убеждал меня, что я безалаберно отношусь к своим обязанностям и не ценю ту власть, которую держу в руках.

Возможно.

Но войти в совет — значило окончательно признать, что мои отец и брат погибли.

К такому я пока не был готов и выбирал старый добрый способ игнорирования проблем. 

Дядя Кевин тоже ничего не смог сказать об артефакте. Он надел монокль, нахмурился так, что на невозмутимом обычно лице проступили разом все морщины. Повертел кругляш в руках. 

— Не имею понятия, — наконец сказал он. — Вообще не уверен, что это артефакт. 

— Но здесь же написаны формулы. — Я ткнул пальцем в длинную взять расчетов, сделанную на каком-то непонятном языке. — Вот тут — похоже на радиус действия. 

Дядя Кевин прищурился.

— Это еще не делает кусок металла артефактом, и уж тем более — не делает его работающим артефактом. Я пока вообще не вижу, на что он может быть направлен. Может, это чья-то нерабочая заготовка, может — что-то более серьезное. Магии я здесь не чувствую.

Я кивнул. Я тоже ничего не чувствовал. Но существовали артефакты разового действия, которые после единственной активации превращались в бесполезный кусок металла или дерева. 

— А что ты можешь сказать об этом? — я показал дяде Кевину портальный артефакт, который одолжил у Гринс. 

— Мне рассказать тебе о портальных артефактах? — выгнул бровь дядя Кевин. 

Я закатил глаза.

Однажды он не язвил целых десять минут и мир перевернулся.

Отец считал, что дурным характером и впечатляющей карьерой артефактора дядя Кевин компенсировал то, что как маг он исключительно слаб. Мой брат считал, что отец слишком много внимания уделяет магическому потенциалу, а мир — давно изменился, и сейчас это уже не главное. Я обычно уходил из комнаты во время их занудных дискуссий.

— Конкретно об этом. Ты можешь сказать, кто его сделал? 

И откуда он взялся у бедной, как мышь, Гринс. Вернее, у ее отца.

Но это, разумеется, бесполезно спрашивать, раз уж сама Гринс не знает. 

— Как ты думаешь, может ли быть такое, чтобы эти два артефакта сделал один и тот же человек? — поторопил я дядю Кевина спустя несколько минут. 

Тот, прибавив к моноклю лупу, крутил артефакт в руках. 

— Может. А может и нет. Кайден, я не джинн и не ясновидящий. Стиль похож, почерк, в остальном… — Дядя Кевин пожал плечами. 

— А что за буквы? “К.Г.”?

Несколько секунд дядя Кевин буравил меня взглядом. 

— Подпись владельца или мастера. 

— Ты его знаешь? 

— Впервые вижу. Можешь оставить мне, я попробую выяснить что-нибудь среди знакомых. Но это дело небыстрое.

— Не нужно, — вздохнул я. — Спасибо.

— Подожди. Дай я… попробую все-таки чем-нибудь помочь. 

Дядя Кевин старательно перенес на бумагу надписи на кругляше и на портальном артефакте Гринс. 

— Последний вопрос, — уже стоя у двери, спросил я. — Ты что-нибудь знаешь о том, почему магия может проснуться только в восемнадцать?

— Ты об адептке Гринс? — поднял брови дядя Кевин. — В ее случае — ничего. Она не из магического рода. Магия в ней вовсе не должна была проснуться. Уникум. — Его глаза вдруг блеснули исследовательским интересом. — Кстати, как работает ее изобретение? Ты что-нибудь чувствуешь? Можешь подробно описать действие артефакта? Вы в самом деле не можете разлучиться? Что будет, если один из вас пострадает? Я подготовил для вас двоих анкету, здесь всего семьдесят вопросов…

В общем, от дяди Кевина я едва смог унести ноги, пообещав, что обязательно отправлю к нему катастрофу.

Когда я вышел из его кабинета, Гринс ждала меня, злобно притопывая ногой.

— Идем! Кайден, уже пять вечера! Мы опаздываем! 

— Таверна от тебя никуда не убежит, катастрофа. И вообще, нам с тобой хорошо бы позаниматься и не тратить время на ерунду.

— Это не ерунда! — отрезала Гринс. — Там сегодня пирог с потрохами! Народу будет — толпа!

Я почувствовал, что меня со всех сторон сжимает ее магия. 

— Урок номер два, Гринс. Всегда помни, какой силой ты обладаешь. Будь на моем месте кто-то другой — его бы расплющило. — Гринс побледнела, и я поспешил ее успокоить: — Ты привыкнешь со временем. Относись к себе примерно как к неразумному ребенку, который легко может поднять кувалду и расколотить ею все, что попадется под руку. Идем.  

В этот раз Гринс не заставила меня ждать под дверями таверны (хотя ей явно хотелось, по глазам видел).

— И помни, Грей, — наставляла она меня, стоя на крыльце. — Мы с тобой не друзья и не знакомые. Уж точно не муж и жена! Ты просто посетитель. Я закончу около полуночи.

— Полуночи? Гринс, у меня есть дела поинтереснее, чем до полуночи торчать в этой дыре!

— А у меня есть места для сна получше, чем твоя комната! Мы договорились, Грей.

Я вздохнул. На долгое мучительно прекрасное мгновение я представил себе, как посылаю все это грифону в задницу, иду в центр и возвращаюсь в академию с чудесной, согласной на все девушкой. Может, даже не одной. А потом мы проводим отличную ночь. На следующий день я повторяю процедуру. И на следующий за ним. И потом. 

Я вздохнул снова. Угораздило же. У всех жены как жены. А у меня — Гринс.

— Ладно. После тебя, катастрофа. — Я отвесил ей насмешливый поклон. — Имей в виду, следующий вечер — мой. Нам нужно заниматься.

Она кивнула. 

Я в самом деле торчал в таверне почти до полуночи, изображая из себя посетителя и старательно маскируя приметный драконий ореол: он сам по себе в таких местах был приманкой для любопытных. 

К счастью, никто не обратил на меня внимания — кроме хозяйки таверны, кудрявой и хромой на правую ногу женщины в длинной цветастой юбке, чем-то неуловимо похожей на Гринс. Она буравила меня взглядом, а потом поставила передо мной дополнительный кусок пирога “за счет заведения”.

Я услышал, как Гринс называет ее “тетушкой”, ворчит, чтобы та не выходила в зал, спрашивает о больной ноге, и все более-менее начало становиться на свои места. Тяжелые мысли, от которых в последние дни не получалось прятаться в бутылке или в объятиях хорошенькой девушки, снова начали возвращаться, гудя, как рой мух.

Ночью, когда мы с Гринс наконец устроились на разных кроватях — спасибо Алану за расторопность, — мне впервые за долгое время приснился кошмар. Сумрачные твари. Отец. Брат. Иви. Пожар. Грохот рухнувшей крыши. 

Проснулся я от того, что Гринс трясет меня за плечо.

— Кайден! Кайден! 

Открыв глаза, я увидел перед собой перепуганное лицо катастрофы. Моргнул.

Кажется, это уже было. 

Я обхватил ее за пояс, перевернул нас и прижал ее к кровати.

— Кайден! Кайден! 

Открыв глаза, я увидел перед собой перепуганное лицо катастрофы. Моргнул.

Кажется, это уже было. 

Я обхватил ее за пояс, перевернул нас и прижал ее к кровати. Наклонился ниже. Это точно уже случалось. Огромные карие глаза, теплое свечение силы — сейчас намного более яркое, чем тогда, буквально ослепляющее, — и… И…

— Кайден! Кайден, мать твою, Грей! — пробился сквозь туман сна злобный голос катастрофы. — Если ты сейчас меня не отпустишь, я уроню на тебя стену!

Я моргнул. Сон медленно развеивался, остались только я, катастрофа Гринс и комната, освещенная скудным ночным светом кристаллов.

— Не трогай мою мать, Гринс, — проворчал я, садясь на кровать. — Как ты здесь оказалась вообще? Ты должна быть в противоположном конце комнаты, на своей кровати. 

Гринс фыркнула и села, поправляя свою ночную сорочку. Та была такой просторной и такой длинной, что даже форма адептки казалась более откровенной. Жаль. 

— Ох, ну прости. В следующий раз, когда ты будешь кричать так, как будто тебя убивают, я просто перевернусь на другой бок и закрою ухо подушкой. 

Язва.

— Хотя нет! — тем временем продолжила Гринс. — Я лучше тебе закрою подушкой. Но не ухо, а нос и рот!

Я уставился на нее в немом восхищении. Тем временем Гринс встала и, снова поправив слишком целомудренную (как жаль!) ночнушку, подошла к своей кровати.