— А, да. Поздравляю со всеми твоими победами. И ты молодец, что не помер, — ответил Толстой с виноватой улыбкой. — А теперь пойдём, пойдём скорее. Нельзя заставлять графа Багряного ждать.

— Хорошо, — вздохнул я и двинулся за Толстым, который повёл меня к чёрному входу в главный корпус.

Парень по пути рассказал, что, пока меня не было в общежитии, ничего не произошло. А потом помрачневший толстяк с тяжёлым вздохом добавил, что ушлый Румянцев выиграл возможность первым подкатить яйца к пышечке-хохотушке.

— Трагедия, — иронично заметил я и похлопал кадета по плечу. — Но ты не расстраивайся. Если повезёт, Румянцев подхватит неизлечимую болезнь и помрёт.

Толстой выдавил кривую улыбку, уловив мой юмор. Но затем он посерьёзнел и даже слегка оробел, когда мы миновали роскошные коридоры главного корпуса и очутились перед приёмной ректора.

— Дальше ты сам, — шепнул мне смертный. — Мне нужно было только привести тебя сюда, а то вдруг ты опять куда-нибудь пропадёшь.

— Ты блестяще справился со своей задачей, — проронил я, постучал в дверь и вошёл в приёмную.

— Громов? — выдохнула секретарша, взволнованно уставившись на меня. — Быстрее, Громов, его сиятельство ждёт.

Я кивнул и проник в кабинет ректора. Там ничего не изменилось. Логово графа всё так же напоминало лавку антиквара.

Граф Багряный стоял возле окна, теребя пальцами золотую пуговичку кителя. Но стоило мне войти, как он обернулся, уставившись на меня ясными голубыми глазами добродушного дедушки.

— А вот и ты! — обрадованно сказал граф, одарив меня дружелюбной улыбкой. — Сегодня для тебя большой день, Громов! Первый из многих! Через полчаса начнётся твой путь к славе, так что ты не должен сплоховать. Я не давлю на тебя, но хочу, чтобы ты понимал важность момента.

— Да мне всё понятно, — легко сказал я, подметив, что ректор словно и не ждал меня, не искал.

Из его уст не прозвучало ни слова укора. Да и выглядел он совсем не раздражённым. Только слегка недовольный прищур выдавал его истинные чувства. Всё-таки ему не нравилось моё поведение. Наверняка он считал меня безответственным. Такое мероприятие, а я где-то шатаюсь.

— Присаживайся, присаживай, голубчик, — указал мне на стул Багряный. — Тебе сегодня ещё предстоит постоять, произнося речь. Ты же выучил её?

— Да как-то времени не было.

— Как⁈ — опешил ректор, но тотчас взял себя в руки и мягко утешил: — Ничего, ничего. Мы сейчас можем отрепетировать её.

— Не получится. У меня память плохая. Я лучше как-нибудь своими словами.

— Нет, так нельзя, — нахмурился Багряный, плюхнувшись в своё кресло. — Вдруг ты ляпнешь что-нибудь не то? Ты же понимаешь, что можешь опозорить академию, а это по телевизору увидят тысячи людей? Что тогда произойдёт? Репутация нашей родной академии упадёт. А этого нельзя допустить. К нам тогда не будут приезжать новички. Я и так тружусь как пчёлка. Не покладаю рук, чтобы наша академия всегда была на слуху и привлекала новых кадетов.

— У вас есть несомненные успехи, господин граф, — честно проговорил я, вспомнив Румянцева. — Мой сосед по комнате думал, что его здесь ждёт божественная жизнь. А вышло… гм… иначе.

Багряный проигнорировал мои слова и проронил:

— Так, если не сможешь выучить речь, то хотя бы прочитай её по бумажке.

— Не могу.

— Что опять? Ты читать не умеешь⁈ — выдохнул ректор. И его левый глаз слегка задёргался.

— Умею. Но от волнения вряд ли смогу.

— Хм, кажется, я понял, куда ты клонишь, — вздохнул граф, откинувшись на спинку кресла. — Что поможет тебе не волноваться и не сболтнуть какую-нибудь глупость?

— Хороший бифштекс на обед каждому кадету из моего общежития в течение месяца, большой телевизор в комнату отдыха. Туда же массажные кресла, несколько новых компьютеров… — принялся я перечислять, видя, как отвисает челюсть графа. — А лично мне несколько отгулов. Завтра вечером хочу отправиться домой и побыть там до понедельника.

По правде говоря, я и не рассчитывал, что общежитие получит всё это. Просто в любых переговорах сначала надо требовать большего, чтобы потом было о чём торговаться. Так и вышло…

Багряный сразу же принялся жёстко сокращать мой список требований. В итоге мы сошлись на приемлемых для нас обоих условиях. Причём мне удалось настоять, что я не буду использовать написанную ректором речь. Однако кое-где похвалю Багряного и не ляпну ничего порочащего академию.

— Громов, кто тебя учил торговаться? У тебя бульдожья хватка, — уважительно посмотрел на меня раскрасневшийся граф и хлебнул водички из стакана.

— Жизнь научила, — философски сказал я и кашлянул в кулак, прочищая горло.

Багряный тоже попил немало моей кровушки. Он торговался не хуже самого бога Гермеса, покровителя торговли, прибыли и хитрости.

— Молодец, — похвалил меня граф, схватил трубку заверещавшего телефона и выдохнул в неё: — Слушаю! Ясно. Хорошо. Уже идём. Громов, поднимайся. Публика ждёт.

Я встал и вместе с Багряным вышел из кабинета.

Ректор снова нацепил маску всеблагого старичка, попутно инструктируя, что мне лучше сказать, а о чём умолчать. К последнему относились последние минуты жизни Горского. Его персону следовало упоминать очень расплывчато. А я и не был против.

Конечно, Кеша являлся тем ещё гадом, но не таким большим, чтобы я и после смерти поливал его грязью. Как говорится, умер Вадим, ну и хер с ним. Примерно так я относился к Горскому.

— Громов, я на тебя надеюсь, — похлопал меня по плечу граф и с лучезарной улыбкой на устах первым вышел на ступени парадного крыльца.

Тут уже в электрическом свете жужжащих софитов стояли преподаватели и Огнева. Рарог пристроился на крыше. А плац оказался под завязку забит кадетами, укрытыми первыми сумерками.

Смертные переговаривались между собой, косясь на камеры с логотипом телеканала, чьи сотрудники приехали сюда.

На ступенях тоже находились камеры. И их объективы сразу поймали ректора, подошедшего к трибуне. Он взял микрофон и начал приветственную часть.

А я встал подле Огневой и шёпотом спросил, заметив волнение в её глазах:

— Страшно? Да, это тебе не монстров по подземелью гонять.

— Нестрашно, — огрызнулась она. — Просто мне прежде не доводилось выступать перед таким количеством людей.

— Ерунда. Просто представь их всех голыми.

— Ты что мне советуешь, извращенец? — шёпотом возмутилась мулатка. — У меня, в отличие от тебя, мозги не повёрнуты на сексе.

— Это вполне нормально в моём возрасте. Было бы гораздо хуже, если б я интересовался вышиванием или коллекционированием бабочек.

Баронесса хмуро на меня посмотрела и перевела разговор на другую тему:

— Ты выучил свою речь?

— Нет.

— Что значит «нет»? — опешила она, бросив тревожный взгляд на графа.

Тот уже с мрачной миной печально вещал о погибших героях, Ратникове с Горским. Люди на плацу почтительно замолчали, опустив головы.

— Я отказался от речи.

— Как? — продолжила тупить Огнева, хлопая карими глазками.

— Словами. Пытался на пальцах показать, что отказываюсь, но ректор ничего не понял. Вот и пришлось подключать речевой аппарат.

— Громов, — прозвучал строгий голос Шилова, потрясшего указательным пальцем. Мол, прикрой рот, а то всё мероприятие испортишь.

— … Весь в тебя, — донёсся до меня еле слышный шёпот его бывшей жены, стоящей рядом с тренером. — Тоже не знает, где нужно помолчать, а где что-то сказать.

Шилов бросил на неё кислый взгляд. А та насмешливо улыбнулась и тотчас сделала серьёзное лицо.

Граф же в этот миг проговорил, потрясая кулаком:

— … Мы не забудем павших героев! Принесём щедрые дары в храм Марены, чтобы она была милостива к их душам! Но мы должны жить и продолжать наш бой с отродьями Хаоса! И я рад представить вам, кадеты, одного из защитников Империи, одного из ваших братьев! Он поведает вам о том, как прошёл подземелье Хаоса, как бился со жрицей Маммоны. А также как его смекалка помогла графу Седову изловить подлого хаосита, причастного к гибели целого гарнизона! Встречайте, друзья, Александр Громов!