— Сломанная хоккейная клюшка, — сказал он. — Игра в старшей школе. Парень замахнулся клюшкой, а я уже двигался вперед по инерции.

— Ах, вот почему, играя с клюшкой, получаешь пенальти.

Его глаза встретились с моими, и в их карих глубинах промелькнул намек на вызов.

— Незначительный или серьезный?

— Незначительный, что означает две минуты на скамье штрафников.

Он просиял.

— Горжусь.

— Не могу поверить, что у тебя столько травм. Однажды я подвернула лодыжку и неделю не могла носить туфли на каблуках. О, и еще был случай, когда я готовила ужин и, нарезая морковь, порезала палец… — я подняла его, хотя порез зажил так хорошо, что я так и не смогла разглядеть, где он был. На самом деле, я уже не могла точно вспомнить, на каком пальце это было. — Какая из твоих травм болела больше всего?

Хадсон отвел взгляд, он погрузился в темное место, из которого я хотела поспешить и вытащить его. Я положила руку ему на сердце.

— Прости. Очевидно, я не знаю, когда остановиться с этими вопросами.

— Нет, все в порядке, — он накрыл мою руку своей. — Рэймонд, парень, за которого выходит замуж моя мама, — он с презрением произнес это слово, — однажды так сильно избил меня, что сломал несколько ребер и повредил правое легкое. Если бы я не начал кашлять кровью, сомневаюсь, что мама отвезла бы меня в больницу. Я получал более сильные удары, ломал кости и порезал голень коньком, но я никогда не испытывал такой боли — было больно дышать. Было больно двигаться. Болело все.

— Я до сих пор помню, как сидел там, в ожидании рентгена, а моя мама сказала: «Скажи им, что ты упал, или что это произошло на хоккее. Рэймонд не хотел этого делать. Он был пьян, а ты поссорился с ним». — Я пытался защитить ее, потому что он кричал, как делал всегда, когда был пьян в стельку…

Хадсон резко выдохнул.

— В любом случае, я подумал, что если расскажу, у него начнутся неприятности, а мама протрезвеет и снова начнет трезво мыслить. Вместо этого она выбрала его, а меня отправили жить к Уэлчам. Я не уверен, что она когда-нибудь до конца простила меня за это.

Я уставилась на него, не зная, что сказать, и слезы навернулись на глаза, мой отказ плакать был бесполезен против этой информации.

Он взял меня за подбородок и большим пальцем вытер набежавшую слезу.

— Все в порядке, детка, — сказал он более резким, чем обычно, голосом. — Это было давно, и в следующий раз, когда он попытался ударить меня, пострадал именно он.

Поскольку я не думала, что смогу вымолвить хоть слово, я обхватила его руками, прижимая к себе так крепко, как только могла. Мы лежали так несколько минут, обнявшись. Хадсон несколько раз провел пальцами по моим волосам, и этот жест был таким успокаивающим, что я чуть не заснула.

— Сейчас три часа ночи, — прошептал он. — Мне лучше вернуться к себе, иначе я точно не успею на завтрашнюю игру.

— Ты можешь поспать здесь, — предложила я.

Он оглядел меня с ног до головы, и я почувствовала, как его член напрягся у меня на бедре.

— Если я останусь здесь, то не смогу уснуть. Так что, хоть я действительно испытываю искушение…

— Я понимаю, — сказала я. — Хоккей превыше всего.

Со стоном он выбрался из постели и оделся. Он наклонился надо мной и поцеловал на прощание.

— Увидимся на игре, — сказал он. — И я буду вести себя как профессионал, когда ты придешь в раздевалку, но просто знай, что все это время мои мысли будут витать в облаках.

Он одарил меня улыбкой, и я поняла, что больше не влюбляюсь в Хадсона Деккера.

Нет, я преодолела падение и влюбилась по уши.

Уитни

Логическая часть моего мозга подсказывала, что мне следует отказаться от статьи «Анатомия игрока». Но даже после шестичасового сна мое тело все еще было приятно затуманено после потрясающего секса, а мысли об обнаженном Хадсоне доставляли мне удовольствие, поэтому я добавила еще несколько забавных фактов.

• ШРАМЫ: ИСТОРИИ, КОТОРЫЕ МОЖНО ПРОСЛЕДИТЬ ПАЛЬЦАМИ. ЕСЛИ ПОДОЙТИ К ИГРОКУ В НУЖНЫЙ МОМЕНТ, ОН МОЖЕТ ДАЖЕ РАССКАЗАТЬ ВАМ, КАКИЕ ИСТОРИИ ЗА НИМИ СТОЯТ. ЭТО ПРАВДА, ЧТО ЦЫПОЧКИ ОБОЖАЮТ ШРАМЫ, И ЭТОТ ЦЫПЛЕНОК НЕ ИСКЛЮЧЕНИЕ.

• ЧТО КАСАЕТСЯ ОСТАЛЬНОЙ ЧАСТИ ЕГО АНАТОМИИ… ЛЕДИ НИКОГДА НЕ РАССКАЗЫВАЮТ. НО ДАВАЙТЕ ПРОСТО СКАЖЕМ, ЧТО ОН ЗНАЕТ, КАК ЭТИМ ПОЛЬЗОВАТЬСЯ.

Конечно, я бы не поместила это в профессиональную статью, которую готовила, но было забавно поработать над этим. Хотя я всегда получала удовольствие от секса, никто никогда не заботился обо мне так старательно. Мои бывшие парни, казалось, всегда спешили перейти к сексуальной части, и бывали моменты, когда мне приходилось помогать, но с Хадсоном не было никакой спешки, и конечно, у меня даже в мыслях не было помочь.

Честно говоря, единственное, о чем я могла думать, так это о том, когда мы сможем сделать все это снова.

Мой телефон зазвонил, и когда я подняла его, то увидела, что Уилл прислал еще одно сообщение. Вчера вечером он написал мне, что кое-что нашел. Теперь он писал, чтобы я тащила свою задницу в офис, чтобы он мог показать мне, что он раскопал.

Уф, думаю, мне стоит взглянуть на свою статью и решить, что я собираюсь с этим делать. Линдси бы всерьез захотела убить меня, если бы я сказала ей, что не писала ее, и мне очень не хотелось ее разочаровывать, но я все равно подумывала о том, чтобы отказаться. Как я могу написать такой язвительный комментарий о хоккеистах, когда по уши влюблена в одного из них?

Помимо Хадсона, у него были товарищи по команде, о которых стоило подумать. Бек, который заботился о Лайле, не говоря уже о своих сестрах, и был великолепен по отношению ко мне, пока я была третьим колесом между ним и Лайлой.

Дэйн тоже был добр ко мне, и они с Хадсоном были практически братьями. На самом деле, Хадсон называл всю команду своей семьей. Он заслуживал хорошего отношения после того, как семья, в которой он родился, была такой ужасной.

Я подумала о том, как его порезало осколками стекла, и ему пришлось самому заботиться о себе. Я уверена, что он даже не подумал позвонить своей маме, что говорило о том, насколько ненадежной она была. Даже моя бы заметила, если бы у меня было кровотечение.

Потом случилась неприятность с ее женихом — я не могла винить Хадсона за то, что он не хотел, чтобы свадьба состоялась. Я не понимала, как его мама могла так с ним поступить. Как она могла пойти еще дальше и попросить его отдать ее этому придурку.

Прошлой ночью я пыталась убедить себя, что все еще могу довести статью до конца, и что Хадсон не будет возражать, потому что он сказал, что мы сможем преодолеть разногласия.

Но это было другое, это разоблачение его семьи. Это будет похоже на то, как если бы кто-то написал статью, в которой раскритиковал моего папу и раскрыл все его худшие качества, не упомянув ни о каких хороших. Простила бы я их?

Скорее всего, нет.

Я написала Уиллу, что буду примерно через час, затем приняла душ и принялась обдумывать варианты одежды, выбирая от обычных брюк до моих любимых джинсов. Я схватила джинсы и натянула их, решив, что на сегодняшнюю хоккейную игру я оденусь так, как мне больше подходит. Ничто не говорит о том, что спортивный репортер не может надеть что-нибудь розовое с блестками или распустить волосы.

Было приятно чувствовать, что я могу быть самой собой и по-прежнему выполнять свою работу, даже если у меня не будет должности в «Heights» после того, как я скажу Линдси, что не смогу написать статью, которую она хотела.

Тревога сменилась решимостью, когда я поднималась по лестнице в редакцию. Дверь внезапно стала весить около ста фунтов, и мне пришлось приложить максимум усилий, чтобы ее открыть. Мои ноги словно приросли к полу. Я переставляла одну за другой, чувствуя себя так, словно меня вели на расстрел. Наверное, это было чересчур драматично, потому что тут не было очереди из людей с оружием. Но стрельба бы точно была, я знаю это.