Но в следующем разделе статьи было указано на это. Там упоминались долгие часы тренировок и время, проведенное в разъездах, а также то, насколько сложно было попасть в спортивную команду колледжа. Уитни даже рассказала о высоком риске получения травм и о том, что травма может привести к потере стипендии, а также о медицинских счетах, которые ни колледж, ни личная медицинская страховка не покрывают, если только это не был известный игрок, получивший публичную травму. Она процитировала несколько комментариев спортсменов, на один из которых я поймал себя на том, что киваю, а другой заставил меня съежиться от того, насколько самодовольными, злыми и идиотскими они показались.

Я дошел до последних абзацев, гадая, не приберегла ли она самый подлый из них напоследок, поскольку до сих пор все было довольно сбалансировано. Вероятно, здесь было бы изложено ее окончательное решение и добавлено упоминание об измене.

Поэтому — я знаю, что это не всегда может показаться справедливым — я думаю, нам придется записать это в категорию высказываний, которые вы ненавидите слышать от своих родителей и учителей: «Жизнь несправедлива». Большинство спортсменов, с которыми я встречалась, — хорошие парни, которые усердно работают, чтобы не отставать от учебы в колледже, играя в спорт, который они любят. Точно так же, как многие из нас упорно трудятся, чтобы не отстать от учебы, работая полный рабочий день, часто на низкоуровневой и паршивой работе, и пытаются найти свое хобби на стороне, пока не найдут способ превратить это хобби во что-то, что приносит нам деньги.

Как и ожидалось, были и самонадеянные игроки, нуждающиеся в серьезной проверке своего эго, которые думают, что могут ходить по воде, замерзшей или нет.

У меня внутри все сжалось. Я знал, что она думает так обо мне, и с некоторыми аспектами я не мог не согласиться.

Игрокам, относящимся к обеим этим категориям, часто сходит с рук то, что не может сойти с рук другим студентам. Дело в том, что колледжи, как и 99 % других учебных заведений и предприятий в мире, стремятся зарабатывать деньги. В то время как часть студенческих средств поступает на факультет легкой атлетики, эти средства также поступают обратно в колледж, так что, в конечном счете, у нас сложились симбиотические отношения.

Итак, хоть мы не всегда можем прийти к согласию, я надеюсь, что мы сможем наладить наш симбиоз и попытаемся закрыть пропасть, которая образовалась между двумя группами. Во что бы то ни стало, пусть ваш голос будет услышан. Просто помните, что грамотно составленные медовые буклеты привлекут больше мух, чем наполненные ненавистью буклеты с уксусом. Поскольку именно эти мухи решают, на что пойдут средства нашего колледжа, это тот случай, когда вам действительно захочется их поймать. Что касается меня, то я буду продолжать болеть за нашу чемпионскую хоккейную команду, продолжая писать статьи и выкраивать несколько минут для учебы в перерывах между уроками.

Я опустил газету и вздрогнул, заметив, что Дэйн снова стоит у кофейного столика, собираясь поднести ко рту второй буррито, даже не успев расправиться с первым.

— Она написала, что будет продолжать болеть за нас, — сказал Дэйн, поглощая еду.

— Да. Это неожиданно, — на самом деле, даже больше, чем неожиданно. Я был готов к резким словам и оскорблениям в свой адрес и к тому, что буду злиться от имени своих товарищей по команде. Я думал, что буду чувствовать себя оправданным, что это только лишний раз докажет, что у нас с ней все равно ничего бы не получилось.

Я перечитал последнюю строчку еще раз.

Я хотел, чтобы эти слова означали, что она простила меня… Я даже хотел прочитать что-то в том, что она использует периоды вместо четвертей, но это означало, что она просто выучила терминологию.

— Итак, что ты собираешься делать? — спросил Дэйн.

— Послушай, это не значит, что она простила меня, и это определенно не значит, что она хочет, чтобы я вернулся. Она просто пыталась действовать честно и взвешенно, потому что именно так поступают хорошие журналисты, — мне нужно было сказать себе это перед уходом и позволить надежде, что я погасил, зажечься вновь на достаточно долгое время, чтобы мое сердце снова забилось.

Дэйн присел на другой конец дивана и слизнул жирный сырный соус с пальцев.

— Давай, ты должен попробовать.

— Я пробовал, — сказал я, складывая бумагу вдвое. Я знал, что смотреть на это будет мучительно, но все равно собирался это сделать. Я смотрел на ее фотографию и перечитывал ее слова снова и снова и, возможно, даже искал скрытый смысл, которого там не было. Я доводил себя до этого, и мне было все равно.

— Правда? — Дэйн поставил пустую тарелку на кофейный столик и повернулся ко мне. — Что ты сделал?

Я, честно говоря, планировал унести это с собой в могилу, но парень пришел домой и произнес нужную мне речь, так что я сдался.

— Я сказал ей, что люблю ее. Она дала мне пощечину.

— Черт, это жестоко! Она еще более дерзкая, чем я думал.

Я впился в него взглядом.

— Хорошо, ты сказал ей, что любишь ее, но что еще ты сделал?

Я застонал и закатил глаза к потолку.

— Я правда не могу поверить, что мы говорим об этом.

— Смирись с этим. Когда ты ей сказал? Сразу после того, как она узнала о пари?

— Да. Ну после того, как сказала мне, что знает о пари — она слышала, как ты все время об этом говорил.

Дэйну, по крайней мере, хватило порядочности принять виноватый вид.

— Прости за это, братан. Между прочим, я бы никогда не взял твою майку — я знаю, как много она для тебя значит. Как я уже сказал, я просто хотел, чтобы ты выбрался из своей скорлупы. Я знал, про историю с твоей мамой и…

— Давай сосредоточимся на одной проблеме за раз, — сказал я, поднимая руку.

Дэйн резко кивнул.

— Верно. Значит, Уитни сказала тебе, что знает, что мы все — кучка придурков, которые заключили глупое пари, а потом ты просто выпалил, что любишь ее?

— Сначала я сказал ей, что сожалею и что хочу все исправить.

— Но ты ничего не сделал, чтобы это исправить, — сказал Дэйн. Или, может быть, это был вопрос. Я не мог точно сказать.

Я нахмурился.

— Я снова хочу тебя ударить.

— Ты должен сделать что-то серьезное, братан! Помнишь, как Бек выставил себя дураком на той вечеринке? Классика. И, очевидно, сработало.

О, я вспомнил вечеринку и худший рэп, который я когда-либо слышал в своей жизни. Мы часто вспоминали об этом в дороге, дразня Бека, просили, чтобы он спел нам серенаду.

— Я не пою.

Черт, я бы сделал все, что угодно. Честно говоря, я бы спел, если бы она этого хотела.

— Ты думаешь…? — слова застряли у меня в горле на секунду, настолько я потерял голову из-за этой девушки. — Ты действительно думаешь, что у меня есть шанс вернуть ее?

— Я думаю, было бы глупо с твоей стороны не попытаться.

Надежда, которую я изо всех сил старался подавить, вспыхнула. Она закашлялась и зашипела от всего, что я на нее бросил, но снова загорелась и испустила слабое свечение. Этого было достаточно? Достаточно ли, выставить себя полным дураком, сделав широкий жест и умоляя простить?

Но у меня в голове возник другой вопрос, который задала мне Бек. Смогу ли я жить без нее?

Я пытался это сделать в течение шести самых долгих и ужасных дней в моей жизни. Казалось, что часть меня умерла, и даже хоккей больше не приносил мне счастья. Я увидел свою жизнь без нее, и пустота, которую я себе представлял, отозвалась эхом в моей груди.

К черту. Я нуждался в ней. Она была всем, чего я хотел, и я знал, что если не попытаюсь вернуть ее, то буду сожалеть об этом всю жизнь.

— Хорошо, я в деле. Я сделаю все, что потребуется.

Уитни

— Что все это значит? — спросила я, когда Линдси и Уилл встретили меня шампанским в отделе новостей в пятницу днем.

— Это поздравления по поводу одной статьи на первой полосе, плюс двойные поздравления по поводу другой, запланированной на понедельник, — Линдси вложила мне в руку наполовину наполненный красный пластиковый стаканчик. — Если кто-нибудь из преподавателей войдет, спрячьте все следы выпивки, потому что это категорически запрещено.