Всё-таки дежурство под дождём не прошло просто так – Катя простудилась. Не сильно, с небольшой температурой и традиционным насморком, но достаточно, чтобы остаться дома. Особенно после того, когда старшая отдела увидела её с опухшим за ночь от насморка и слёз лицом и попросила не приходить в офис до полного выздоровления и не создавать в помещении неблагоприятную эпидемиологическую обстановку.

Люся опять позвонила ночью.

- Люсенька! – обрадовалась Катя. – Ты как?

- Плохо, - вздохнула в трубку Люся. – Виноград собрали, только мне от этого не легче. Разве что в город переехали, не надо в кустах холодной водой мыться и удобства не на улице. Живём со свекрами, язык я немного понимаю теперь и даже говорить могу. Не слишком хорошо, но всё-таки не немая. Правда, я им не признаюсь, кошу под дyрочкy.

- Зачем?

- Я убежать хочу, Катя. Дyрой-то убежать будет хоть немного полегче. Они же меня тут за мебель держат, я у свекрухи кухонная рабыня. Принеси, подай, помой – вся грязная и тяжёлая работа на мне. У неё ещё дочка есть, молоденькая, так она её бережёт. Старшую, замужнюю, тоже. Та, если в гости приходит, даже чашку за собой не сполоснёт. Зато на мне разве что не ездят.

- Люсенька, прости, но я не знаю, как тебе помочь, - призналась Катя. – Я на Пашу рассчитывала, но он меня теперь знать не хочет…

- Да ты что! – ахнула Люся. – Вот гад! Кать, ну кому, кому верить? Мой оказался подлецом, и твой туда же, - тихо всхлипнула Люся.

- Не плачь, пожалуйста, а то я сейчас тоже заплачу, - предупредила Катя.

- Мне бы домой вернуться, - тоскливо простонала Люся. – Я теперь знаю, где мой паспорт лежит, взять его и сбежать – так денег нет ни копейки.

- Ты там в магазин не ходишь? Может хоть сдачу бы собирала.

- Я денег в руках не держу вообще. Никаких. За покупками меня только в качестве рабочей силы берут – сумки таскать.

Вдруг Катю осенило!

- Люся! Помнишь картину, акварель, которую ты у меня для свёкра выпросила? Где она? Ты можешь до неё добраться?

- Чего добираться, так в моём чемодане и лежит. Когда прилетели, муж на неё посмотрел и сказал, мол, это не подарок, а позор. Кто дарит картинки? Он сам отцу чего-нибудь купит. А мазню такую не надо, лучше выброси. Я, конечно, сохранила – красивая же, и берёзки там. Посмотрю – аж слёзы наворачиваются, так домой хочу. Сначала на стене у меня висела, над кроватью. Но тут мужа племянник, гадёныш, очень пакостливый, всё порывался её фломастерами исчирикать. Ну я и спрятала в чемодан.

От радости, что в конце туннеля с Люсиными горестями появился свет, у Кати мигом высохли слёзы.

- Слушай внимательно. Картина дорогая, если продашь, на билет до дома тебе хватит. Вообще-то, если продавать не спеша, то там хорошая сумма получится, на наши деньги не меньше ста тысяч. Только ты ведь должна продать так, чтобы родственники не узнали, иначе отберут у тебя деньги и всё.

- Катя! Катенька! Спасибо тебе, родная моя, - торопливо зашептала в трубку Люся. – Я верну, честно! Прилечу домой, заработаю и куплю тебе другую, не хуже. Или деньги верну.

- Люся, ты сама вернись, - улыбнулась Катя.

Теперь всё зависит от Люси. Непросто будет ей продать картину за достойные деньги в незнакомом и чужом городе.

Всё-таки это была какая-то заколдованная акварель: стоило Кате предложить Люсе её продать, как опять позвонил Андрей и потребовал вернуть картину.

- Отстань от меня, пожалуйста, - попросила Катя. – Я всё объяснила – у меня её нет. Хочешь судись, хочешь приди и обыщи мои вещи.

- Приду и обыщу! – с угрозой предупредил Андрей.

Как она с ним пять лет прожила? Совершенно непонятно. Наверное, тогда она была совсем другой Катей, которой нравился этот скучный и жадный мужчина.

О том, что Павел улетел в Непал, она узнала случайно – на обеде коллеги обсуждали его поездку и удивлялись, что Павел не выставляет в соцсетях фотографии и видео. Оказывается, раньше всегда выставлял, а теперь почему-то не стал, и вообще закрыл свою страницу.

Катя попыталась узнать, как надолго уехал Павел, но коллеги только развели руками – кто его, начальство, знает.

Дни потянулись медленно и печально. Катя сдавала анализы, следила за питанием, ходила на приём к специалистам и с тоской наблюдала за другими беременными. Кто-то приходил с мужем и, ожидая своей очереди, увлечённо обсуждал, какую коляску лучше купить и в каком роддоме рожать. Встречались молодые женщины, которые приходили на приём с мамами и, конечно, тоже горячо обсуждали насущные, такие приятные, проблемы. Только Кате не с кем было поговорить о своих будущих детях, выбрать для них конверты на выписку и малюсенькие шапочки.

Она всё-таки попробовала позвонить и рассказать о своём положении маме, но с первых слов поняла, что погорячилась.

- Катя? Ты? – удивилась мама так, будто её дочь пропала без вести сто лет назад и никто её не искал. – Что ты хотела? Говори, я тебя слушаю.

- Мам, мы с тобой почти месяц не разговаривали. Разве я не могу позвонить просто так?

- Можешь, но крайне редко это делаешь. Я тебя не осуждаю – у тебя своя другая и интересная жизнь.

- Нет, неинтересная, - вздохнула Катя.

Кажется, мама что-то заподозрила. В телефоне зависла тяжёлая угрюмая пауза.

- Надеюсь, ты понимаешь, что я не готова тебя развлекать или решать твои проблемы? – осторожно спросила мама. – С тех пор, как ты рассталась с Андреем, я тебя не узнаю, дочь. Где твоя самостоятельность? То работу ищешь, то жилье, как будто ты не дипломированный специалист, а вчерашняя школьница.

- Это не я с ним, это он со мной расстался, мама. По уважительной причине – другую нашёл, - сказала Катя.

- Лучше надо было смотреть за мужчиной, - запоздало посоветовала мать.

О чём они говорят? Зачем вообще Катя позвонила? Она же хорошо знает свою маму и понимает, что Катя ей давно неинтересна. Сейчас будет рассказывать про успехи брата, про то, какие козни строят конкуренты в спортклубе и как выкладывается папа на тренерской работе.

- Ты внуков хочешь? – спросила Катя.

- Не запугивай мать, - сухо ответила мама. – Я ещё слишком молода, чтобы об этом думать. А ты, на минуточку, ещё не замужем и без собственного жилья. Ещё вопросы есть? Я спешу.

- Никаких.

Прошла неделя, вторая, третья, а Павел всё не возвращался. Долго он там кататься будет? Скоро дети в животе вырастут, а мама с папой до сих пор не помирились!

Одно радовало – Олег Широков не надоедал ей своим вниманием. Несколько раз он приходил, спрашивал, не поняла ли она, что ведёт себя глупо и уходил, не настаивая на дальнейшем разговоре.

Нервозную обстановку в офисе Катя заметила, как только вошла. В чём, интересно, дело? Или просто понедельник – день тяжёлый? В воздухе словно витали электрические разряды и было совершено непонятно, почему сотрудники, с утра всегда шумные и говорливые, сегодня тихо здоровались и уходили, пряча глаза.

Вообще-то Катя и раньше никому не навязывала своё общество, но то с одним перекинешься парой фраз, то с другим. Сегодня всё было не так. Не звенел радостно и призывно, выдавая бесконечные порции кофе, кофейный автомат в конце коридора. Не шумел чайник в кабинете старшей по отделу. Не сбивались в кучки курильщики, чтобы вместе, компанией, спуститься вниз и выйти на улицу, в специально отведённое место.

В распахнутую дверь старшая по отделу увидела Катю, приветливо, но как-то нерадостно улыбнулась и сделала жест, приглашая зайти к ней.

- Ты только не думай о плохом, Катя, - посоветовала она. – Ещё же ничего не известно, да?

- Что – не известно?

- Про Павла Владимировича.

Катя почувствовала, как по спине, вдоль позвоночника, прошла холодная волна. Стало трудно дышать и в груди, где-то под рёбрами, протяжно заныло.

- Что с ним?

- Ты не знала? – ахнула старшая и прикрыла себе ладонью рот. – Катя, прости!

Она развернула своё кресло – единственное в кабинете, попыталась усадить в него Катю.