Вот она жизнь, а. Я только размечтаться успел, как бы оружие приспособить, а тут всё без меня уже наладили. Надо будет подбодрить как-то изобретателей. Стимулом. Чтобы их скорее осенило правильной идеей.

Антип подвёл меня, оглушённого валом информации, к неприметной дверке в конце ангара. И сразу стушевался как-то, засуетился.

— Вот ужо и моя вотчина, Матвей Палыч. Пойдёмте, посмотрим. Только сначала давайте в арочку пройдём. Она очистит от лишнего, а то вы всё смотрели, хватали. А ну как лишняя магия осела, а нам дальше ни к чему совсем…

Запоздало возникла мысль, что Антип мне зубы заговаривает. Но остановиться я не успел, шагнув под свод плотной арки из коричневого металлического сплава, отблёскивающего переливами золота и зелени. Ослепительно вспыхнуло, кольцо на пальце раскалилось и обожгло кожу, в голове загудело, и я рухнул, как подкошенный.

Сквозь темноту и гул в висках услышал, как Антип переговаривается с неизвестными.

— Следящее на нём. Вот как чуял, а, чуял.

— Зачем притащил?

— А что делать было? ЛяльСтепанна велела…

— Ты не болтай, поднимай давай. Вот приложило, а. Слухай, может, он и взаправду без магии?

— Быть не могёт. Я сам видал мальцом его ещё… Но долбануло знатно, да. Завтрева ничего не вспомнит. Осторожнее, не задень ногами.

— Как мы без графа-то?

— Там поглядим. Не спеши, не спеши, поворачивай. Да куда ж ты!

Голова мотнулась на чьих-то не слишком аккуратных руках, и я вырубился от боли, провалившись в глухую темноту.

Очнулся, чуя, как тонкие девичьи пальцы скользят по обнажённой груди, а к бёдрам прижимается нежная кожа.

— Ох, и горяч ты, Ваше Сиятельство. Саму до беспамятства доведёшь.

— Аня… напиться дай…

— Дуняша я.

Я приоткрыл глаза и увидел лохматую светлую кудрявую гриву, скрывшую лицо. Дуняша скользила губами по моему животу, уже достигнув пупка. Боль прошила голову от виска до виска, и я со стоном откинулся обратно. Дуняша восприняла мой голос, как побуждение к действию, и добралась, наконец, до вожделенной цели.

Боль смешалась с удовольствием. В теле происходило что-то странное. Непривычное. Сила не лилась, Дуняша ощущалась провалом. Но внутри меня магию словно через центрифугу пропускали. Это было приятно и мучительно одновременно. Начало слегка мутить, я вновь страдальчески застонал, пытаясь не дёргать головой, и Дуняша усилила напор.

Тело задрожало от сладкого спазма и расслабилось. Центрифуга отключилась. Я вновь перестал чувствовать магию и машинально пощупал пальцами кольцо. Странно. На месте. А как я тогда магию чую? Какого здесь вообще происходит? Где я?!

— Дуняша…

— Да ты спи, граф, спи. Кровь-то была плохая, порченная. Теперь всяко получше станет. Спи, касатик.

И я провалился в сон как по приказу.

Утро пощекотало ресницы игривым лучом. Я со стоном открыл глаза. Отголоски боли ещё блуждали в голове, но двигаться можно было без опаски.

Антип открывал шторы, закрепляя их широкими подхватами. Я лежал в своей кровати, в детской спальне Матвейки. Мягчайшая перина, тонкое, приятное бельё, ласково льнущее к обнажённому телу… Так, а когда я раздеться-то успел? Последнее, что помню, я в ангаре, в арке… А, нет. С Дуняшей. И, похоже, в этой самой спальной. Я повернулся на бок. От подушки пахло тонким женским ароматом. Да, выходит, с Дуняшей я здесь кувыркался. Вернее, она со мной. И мне ничего не приснилось…

— Антип, что со мной было?

— Проснулись, Ваше Сиятельство? — слуга повернулся и глянул на меня укоризненно. — Что ж вы память родителей-то позорите? Только приехали, а уже упились, девку крестьянскую заловили. А она и рада пойти, дурочка ведь местная.

— Когда же я успел? Я помню, вчера не ложился ещё, ты ко мне пришёл и повёл в гараж…

— В какой гараж? — выпучив глаза, удивился Антип. — Я вчерась допоздна сидел с мужиками, в карты резался. Потом уже увидал, что вы по имению бродите. Выпимши, значит. Хотел увести в спальную, да вам Дуняшка наша подвернулась. Вы меня отослали, а сами с ней и ушли. Вот только наутро к вам решился зайти.

Я озадаченно смотрел на Антипа. Обычно я не пил. Дело моё требовало высокого сосредоточения, и к хмельному я притрагивался лишь тогда, когда в безопасности себя чувствовал. Не мог я вчера напиться. И чтоб всю память отшибло.

Мне доводилось пару раз надираться до ведьминых портков, но я ни разу не терял память о произошедшем. Всё помнил, до мельчайших подробностей. Хотя, иной раз и забыть был не прочь. А тут, выходит, не только забыл, но и сон за явь принял.

Что же, мне это всё приснилось? И ангар, и работники, и чудесные изобретения?

— Умывайтесь, Матвей Палыч. Я скажу Прасковье, что вы проснуться изволили. Пусть накрывает. Или вам сюда принести? Головушка-то болит?

— Побаливает, — неуверенно согласился я.

— Ну так вы умывайтесь, а я вам пока рассолу приготовлю.

Антип, ворча под нос, вышел из спальни. Я поднялся, побродил по комнате, как медведь-шатун. Принадлежностей для умывания не обнаружилось. Выйдя в коридор, я открыл на пробу пару дверей и нашел ванную комнату. Не такую шикарную, как в штабе у АнМихалны, но тоже с горячей водой, бегущей из крана по первому требованию. По соседству обнаружилось отхожее место, с дивным, словно из камня выточенным, креслом с чашей. Всё, что попадало внутрь, хитрым образом отводилось куда-то по трубам. У Аннушки в гостях мне уже приходилось подобным пользоваться, поэтому я справил нужды, вернулся в ванную, умылся и рассмотрел своё лицо.

Вернее, не очень своё. Скулы похожи, да. Подбородок похож. Волосы светлые, как у меня. Глаза голубые, бледные, как чистый лёд. Но сами черты вроде как тоньше, изящнее. Кожа тонкая, молодая. Не огрубевшая в Гнили, не исчерканная шрамами. Фу, одним словом. Немудрено, что бабам нравится. Мне же больше по сердцу прежние черты мои были. Грубее, зато сразу видно, что жизнь не в развлечениях проходит. Мужик мужиком был. А тут пацан изнеженный. Побрившись и обнаружив на крюке у двери мягкий халат, я завернулся в него не без удовольствия.

И только шагнул в коридор, как едва не был сбит с ног горничной, Акулиной.

— Ваше Сиятельство, покорнейше прошу прощения! Вас Её Светлость Анна Михайловна Потапова по скорофону вызывает.

Спустившись вслед за Акулиной на первый этаж, я вошёл в небольшую комнату, которую вчера осмотреть не успел. Из примечательного отметил, что в ней не было окон. Совсем. Но света оказалось вдосталь от странной лапы, сиявшей под потолком без единой свечи. Вся меблировка представлена была резным деревянным столиком и креслом. На столике разместилась стопка бумаги, металлическая палочка вроде пера, объёмный деревянный куб и шлем, тоже из дерева, на половину головы.

Акулина поклонилась и вышла, а я застыл, не понимая, что делать. Потом с любопытством повертел шлем в руках и натянул на голову. Напротив ушей и рта расположились полые трубки, похожие на стволы, что мы с Аннушкой приспособили под сосуды для снадобий.

— И что это за штуковина? — озадаченно пробормотал я.

— Матвей? — раздался в ушах голос Аннушки. — С тобой всё в порядке? У меня сигнал сработал!

— Матвей? — раздался в ушах голос Аннушки. — С тобой всё в порядке? У меня сигнал сработал!

— АнМихална?

— Я, кто ж ещё. А… так ты, поди, скорофоном ещё не пользовался. Полезная штуковина, можно на расстоянии говорить. Так что с тобой?

— Странные тут дела творятся, Аннушка, — я краем глаза заметил, что дверь приоткрылась на узкую щель, и замялся, перестраиваясь на ходу. — Имение в упадке, конечно. Разбито совсем. За что браться, не знаю. Да вот вчера, говорят, упился я совсем. А я и не помню. Крепкое, должно быть, вино у родителей. А я ж не пьющий.

Последнее я произнёс громче, мстительно повернувшись к двери.

— Слушают тебя, говорить не можешь?