Вот как вам описать следующие несколько секунд? Я могу рассказывать о боях, в которых участвовал, о раздражающих моих собеседников разговорах, я даже — ну, почти — могу говорить о волшебстве и всяких тайных странных вопросах, с какими вроде бы особых дел не имею. Но как мне описать вот эти вот пару секунд, пока я набрал в грудь воздуха, чтобы сказать «вперед, действуйте» — а вместо этого я…

Я думал, вот что я делал.

Я стоял, почти готовый закончить наконец это дело, а вместо этого я думал, и вот как описать то, что я думал — не знаю. Знаю, что пока я вот так вот стоял, один вопрос все не уходил из моей головы, и убрать его в сторону никак не получалось: теперь я демон.

Что вообще значит — быть демоном? О да, знаю, это значит «проявляться». Но на самом деле? Меняет ли это суть — там, в глубине?

Когда драгаэряне говорят о демонах, у них появляется этакая ухмылочка — примерно такая же, как когда они говорят о выходцах с Востока, и я, наверное, должен бы к ней привыкнуть. Но мы, люди, воспринимаем демонов иначе: они связаны со страхом, с идеей непостижимого нами могущества, и вообще они плохие. И еще этакое чувство того, что желает причинить нам вред, и оно может это сделать способами, для нас непостижимыми, а мы никак не можем этому помешать. И полагаю, даже для драгаэрян есть нечто такое, глубинное, что говорит «демоны — зло», ибо не будь они злом, они бы не были демонами.

Я не знаю, что есть зло для драгаэрян. Я не знаю, что есть зло для людей. Я не знаю даже, что есть зло для меня самого. Полагаю, убивать людей, а иногда избивать их или угрожать, вышибая из них деньги, тоже можно считать злом, но для меня это просто то, что я делаю, чтобы жить, чтобы хоть сколько — то управлять своей жизнью. Большинство людей этого не могут, знаете ли. А вот я — могу: я могу сам решать, что хочу, а чего не хочу. Это совершенно недоступно многим теклам или поденным рабочим в Восточном гетто, но это то, чего хочу я — быть свободным хотя бы настолько.

И вот части этой свободы я и лишился.

Существуют книги по демонологии — как призывать определенных демонов, как контролировать их. Тех, кто был изучен. Значит ли это, что сейчас и я появлюсь в чьей — то книге и пойду по рукам?

Сделает ли это меня бессмертным? Я слышал, что демоны, умерев в своем собственном мире, в некотором смысле продолжают существовать, их можно призвать, их можно контролировать. Могу спросить Некромантку, только не хочу. Не уверен, что я желаю бессмертия — не такого, по крайней мере.

И мне очень не нравится мысль, что меня можно контролировать.

Я не чувствовал себя сколько — нибудь иным. Я все тот же Влад, который любит готовить вермишель и соус из моллюсков, которому нравится целовать девушек с Востока, который любит — ладно уж, будем откровенны — ощущение власти, когда раздает приказания драгаэрянам, и когда порою знает, что именно он определит их судьбу, именно он окажется последним, кого они увидят в этой жизни. Им, тем, за чье убийство мне заплатили, я могу причинить вред, причем могу сделать это способами, для них непостижимыми, и они никак не могут этому помешать.

А значит, то, что я демон, не должно иметь значения; это ничего не должно изменить.

Коти не смотрела на меня как — то иначе, Лойош не говорил со мной как — то иначе.

Но теперь в голове у меня звучал тот звук, то слово, то имя, которое было моим именем на более глубоком уровне, чем простое «Влад», оно значило куда больше, и из — за этого меня можно заставить что — то сделать.

Меня можно заставить сотворить много зла, пусть даже я и так творю много зла и не очень понимаю, что это значит.

И этот вот кусочек бумаги у меня в руке вдруг оказался еще одним способом контролировать меня. А их и так через край.

Я смял расписку и швырнул на пол.

— Нет, — выдохнул я. — Простите, сделки не будет.

Она нахмурилась.

— Я не…

— Мне плевать, — сказал я. — Мне плевать на эти Виррой проклятые восемь сотен, мне плевать, что именно я взял тот камень. Но вы что — то сотворили со мной, вы забрали у меня то, чего никто ни у кого забирать никогда не должен. Подумайте об этом.

«Морролан, забери меня отсюда.»

Он так и сделал, но телепортация заняла слишком много времени.

Она решила, что я на нее нападаю? Вряд ли, поводов не было. Она подумала, что я намерен исчезнуть, что — то придумать, вернуться и убить ее?

Для столь сложной мысли времени не было, слишком быстро все случилось.

Я по — прежнему не уверен, однако скорее всего она даже и не думала ни о чем. Просто почувствовала импульс волшебства и отреагировала. Не то чтобы сам я так никогда не поступал.

Телепортация продолжалась секунды две, у меня хватило времени, чтобы увидеть, как дернулось ее лицо, заметить, как она указала на меня пальцем, почувствовать, как нечто врезалось мне в левый бок чуть ниже ребер.

Вокруг меня возникла библиотека Черного замка, и Алиера сказала:

— У тебя кровь. Позволь…

— Нет, — выдохнул я. Прижал руку к боку, зажал, не обращая внимания на влажное. — Нет.

— Влад… — проговорила Коти.

— Нет. Она только что на меня напала. С меня довольно. Нет. Я хочу закончить это. Сейчас, пока она еще не успела поставить блок, который не сумеет взломать Морролан. Отошлите меня обратно туда.

Коти поднялась, лицо ее было высечено из камня, и встала рядом со мной. Лойош приземлился мне на плечо.

«Босс, ты не в той форме…»

«Заткнись.»

— Действуй, Алиера, — сказал я.

— Ты погибнешь.

— Плевать. Я устал, что меня режут, рубят и призывают. Достало.

Алиера, пожалуйста. Сейчас же.

Я был настолько выжат после первой телепортации, не говоря уже о ранившем меня заклинании, что вторую телепортацию едва заметил, только что мы вновь оказались в пещере, а потом все стало тонким и узким, наверное, я на миг отключился, потому как иначе неясно, почему я вдруг лежал на земле, и непонятно, как снова сумел встать, причем по — прежнему зажимая ладонью бок.

Они могли прикончить нас прямо там, на месте. Нас было всего двое, ладно, трое, считая Лойоша, но Коти и меня еще пошатывало, мы едва на ногах держались. Но они, сколько я понял, просто смотрели на нас, не веря, что мы представляем для них угрозу, и ожидали, чтобы узнать, зачем мы здесь. Тависса напала на меня, даже не думая, когда я ничем ей не угрожал — а сейчас, когда угроза была реальной, она подумала и нападать не стала.

Когда я поднялся на ноги, Коти стояла уже вполне уверенно и обнажила кинжалы. Я убрал руку с раны, надеясь, что не истеку кровью слишком быстро, перехватил окровавленной ладонью Чаролом, а второй рукой обнажил шпагу.

Тависса смотрела на меня как на идиота, что было правдой. Затем пожала плечами и кивнула своим людям.

Мы остались на месте, ожидая их хода. Плечо Коти касалось моего плеча, расслабленное, готовое. Голова у меня слегка кружилась, но я не собирался этого выказывать. А еще меня мутило — но это где — то там, далеко, и ничего не значило, потому как рана кровоточила, и за полшага до гибели мне было совсем не до того, чтобы чувствовать дурноту после телепортации.

Так, в принципе, я предпочел бы дурноту.

Но жаловаться не стану: сам влез.

Время замерло, ожидая, что мы нападем на них, или что они нападут на нас. Однако случилось нечто иное.

Я почувствовал хлопок воздуха: перемещение. Можно было посмотреть, кто это, однако этого не требовалось: на сцене возникла Черная Длань, и еще Искательница Тропы, и разъедающая грубая мощь двух этих обнаженных клинков отвечала на все мои вопросы.

Тависса попятилась. Она испугалась, как и все остальные. Расклад стал более чем равным.

— Влад, — проговорил Морролан.

— Что?

— Оставь их.

— Она…

— Знаю.

— Я не могу…

— Можешь. Это убийство, Влад. И она его не заслужила.

— Она сделала меня демоном.

— Не специально.

— Влад, — сказала Алиера, — он прав. Ты не можешь так поступить.