Никогда не слышал такой формулировки, и я не был уверен, что она абсолютно права, однако…

— И что? — вопросил я.

— Твое сознание с тобой. Используй колдовство, чтобы сотворить воображаемую руку.

— Я не знаю такого заклинания.

— Изобрети его, — сказала она.

Что ж, прежде я уже изобретал заклинание, и весьма впечатляющее, кстати сказать. В Чертогах Правосудия я[13]… нет, лучше сосредоточусь на нынешней истории.

Зафиксировать сознание на желаемом эффекте, посеять его в голову как семя — и забыть, потому что надо сосредоточиться на следующем шаге.

Ощутить вкус могущества, оно по — прежнему здесь, даже когда нет тела, что поднимает вопросы, которые совершенно и абсолютно не к месту здесь и сейчас.

Взять, ощутить, почувствовать; это движение, где ничего не движется, текущее сквозь сознание незамеченным, пока не получается желаемое. Как песня, что крутится в голове, и почти вспоминаются слова. Работать не с целью, работать вокруг. Легкой щекоткой. Рука, значит? Отросток, продолжение, концепция — достать нечто, сделанное из чего — то, достать и коснуться. Я весь вспотел бы, будь у меня чем потеть, и дрожал бы, будь чему дрожать.

— Есть, — сказала она, как раз когда я почувствовал, как нечто холодное скользит по несуществующей руке.

— И что теперь?

— Держись.

Держаться? За что? Чем? О чем она вообще?

Я уж собирался спросить, мол, хоть намекни, и тут — как бы это сказать? Можете представить себе порыв ветра, которым вас сметает и уносит прочь, только вот вы держитесь за что — то. Рукой, которой не существует.

Меня размазало, и я какое — то время ничего не видел. Как ни странно, мне стало легче, я даже не осознавал, как меня напрягала эта непрошенная способность видеть во всех направлениях сразу.

Продолжайся это дольше, я мог бы и перепугаться, но потом я вновь стал видеть — строго туда, куда смотрел, — а это было вниз, и видел я собственные ноги.

Это хорошо.

Плохо то, что я, кроме себя самого, видел вокруг себя лишь тьму.

Полную и беспросветную черноту. И если вас удивляет, как это я видел собственное тело без малейшего проблеска света — что ж, меня это тоже удивляло, но уже потом, а в тот момент я думал лишь, почему больше ничего не вижу.

— Хорошо, Влад, — проговорила Некромантка, — все не так плохо, как кажется.

Новость сия вызвала у меня смешанные чувства.

— Ты, — продолжала она, — слился не с Черной Дланью. Ты слился с тем, другим камнем, который держишь.

Я не пытался понять, как могу слиться с тем, что держу; об этом я опять же стал думать уже потом. И еще меня тогда даже не удивило, почему ее голос звучит так обычно, как будто она просто стоит рядом со мной, чего на самом деле не было.

Слишком много странностей сразу — и вы просто берете тот кусочек, с которым можете управиться, а об остальном беспокоитесь уже потом.

Но вот насчет «слился» я уловил. Я слит с чем — то там. Это не звучало хорошо. И «все не так плохо, как кажется» тоже не очень — то успокаивало.

Меня вновь потянуло, а потом я краем глаза увидел искры. Я решил, что это Некромантка что — то делает, но спросить ее, не рискуя отвлечь, не мог, а кроме того, если бы я и спросил — мне что, будет понятен ее ответ?

А потом…

Вот даже не знаю, как сказать.

В голове моей создалось слово.

Я его не видел. Не слышал. Оно просто было там.

И слово было — нет, стоп, я не дурак, я не собираюсь повторять вам его. Но это было сочетание звуков, длинное, как мое имя, но иное, и на языке, какого я никогда прежде не слышал. При этом я знал, как оно произносится, хотя ни разу и не слышал его. Оно оказалось в моей голове, словно, не знаю, разящий луч, так вот, оказалось, и звучный не — звук его пронизал меня, наполнил меня, стал мною, и пока я пытался понять, что это значит, Некромантка произнесла нечто, я готов был покляться, на том же языке, и это слово было там, сияло посередине, произнесенное точно так, как и следовало, и потом все стало квадратным и в профиль, и стало тонким и ярким, и вот я смотрел в глаза Некромантки, и Лойош сидел у меня на плече, а потом Коти была в моих объятиях, и я обнимал ее, весь дрожа.

А воздух на вкус был невероятно хорош.

В Фенарио, по словам деда, когда люди женятся, им полагается вручить друг другу некие предметы, которые должны символизировать, в общем, нечто.

Любовь? Согласие оставаться вместе? Не суть. В общем, Нойш — па сказал, что это должно быть то, что я сделаю сам. Я спросил, подойдет ли бифштекс с тройным луком, он сказал, нет. Наверное, во многих Домах драгаэрян тоже есть нечто такое. Мой знакомец Деймар рассказал, что в Доме Ястреба проводят ритуал, когда они мысленно передают друг другу некий личный секрет. Наверное, это считается то же самое. Или нет? Не знаю.

В итоге я отказался от варианта «сделай сам» и подарил ей заколку — синяя такая бабочка из серебра и бирюзы, а внутри небольшой тайничок, скажем, для яда или еще чего — нибудь. Она же вручила мне сковороду как раз с таким изгибом стенок, чтобы палачинта получалась идеальной. Ее дар тоже не был делом ее рук, так что, наверное, все в порядке. Я испек ей палачинток[14] а она не отравила меня, и как говорят, все, что ты пережил — так или иначе дает тебе преимущество в игре.

— Кто — нибудь, — спросил я, чуть приподняв лицо над плечом Коти, — мне скажет, что тут только что произошло?

— Уверена, что мы все ждем, когда ты нам это расскажешь, — сказала Алиера.

Я издел некий звук и сосредоточился на Коти в моих объятиях. Лойош чуть плотнее сжал когтями мое плечо, тем самым то ли подбадривая меня, то ли проверяя, что я по — прежнему нахожусь тут. Находиться тут было хорошо.

— Не думаю, что я смогу это описать, — наконец произнес я.

— Попробуй, — молвила Алиера. — Если ты попробуешь это описать, это может помочь тебе понять это, а возможно, даже поможет нам понять это.

— Ладно, — ответил я. У меня несколько минут ушло только на то, чтобы собраться с мыслями и начать, а потом я выдал им «это», куда более продолжительную версию, чем ту, которую только что рассказал вам, с куда большей нерешитльностью и «ну, не знаю» и «вроде как» и «почти казалось», и прочими междометиями. Алиера оказалась права, рассказывать во второй раз было проще, и даже кое — какой смысл местами обнаружился. А в четвертый — это как раз сейчас, о втором и третьем расскажу позже, — так и почти связно получилось. Вы получаете самое лучшее, возрадуйтесь.

Наверное, и с тобой тоже так, Сетра. В смысле, теперь — то все это более связно. Так может быть, ты сумеешь придумать что — нибудь…

Ладно, ладно. Но надеяться — то можно?

Так о чем бишь я? А, да. Пока я говорил, Коти вновь стиснула меня в объятиях, затем придвинула свой стул вплотную и села, сжимая мою руку.

Когда я закончил, Морролану было неуютно. Не знаю точно, о чем он думал, но наверное, ему же лучше. Мне так точно. И я сказал:

— Кто — нибудь знает, что это был за звук? Ну, который не совсем звук, то слово? Которое я описал…

— Твое имя, — ответила Некромантка.

— Э, — сказал умный я, — свое имя я знаю. Довольно — таки давно знаю.

Это не оно.

— А я хочу знать, — проговорила Алиера, — как это случилось.

— Если это чтобы такого не случилось снова — полностью согласен, — отозвался я.

— Где ты нашел камень? — пожелала знать Алиера.

— В доме у одного парня.

Она посмотрела на меня. Морролан кашлянул.

— Важно, — проговорил он, — попытаться понять, что случилось.

— Важно, — пробормотал я, — вернуть мои восемьсот золотых.

«Восемьсот двенадцать, — уточнил Лойош. — С половиной.»

— Что? — спросил Морролан.