По традиции победивший на Звездных Скачках округ устраивал новое массовое празднество, пируя под открытым небом всю ночь напролет. Остальные же одиннадцать округов были в эту ночь погружены во тьму, погасив, словно в знак глубокого траура, все факелы и свечи.

Столы, заранее расставленные на площади перед собором и накрытые в предвкушении победы и грядущего ночного пиршества розово-белыми скатертями, были теперь пусты.

Папа, однако, не собирался отказываться от пира. Пусть даже судьба лишила округ Близнецов желанного праздника, не было никаких причин отменять банкет, назначенный внутри папского дворца. Фердинандо ди Кимичи должен был неожиданно принять на себя ответственность второго по старшинству члена семейства. Герцога можно было считать по существу отсутствующим. И хотя Фердинандо не мог заменить старшего брата в качестве государственного деятеля и стратега, он хорошо понимал, что должен достойно принять высоких гостей и спасти лицо всего семейства ди Кимичи, устроив великолепный праздник — пусть даже праздновать было нечего.

Герцог вернулся в лечебницу сразу же после завершения Скачек. Казалось, он почти не сознает, что победу в них одержала Беллеция. Тем не менее, когда Гаэтано пришел, чтобы повидать отца, выяснилось, что город-лагуна по-прежнему владеет мыслями Никколо.

— Отец, — мягко проговорил Гаэтано. — Может быть, во вернетесь во дворец, чтобы поприсутствовать на банкете? Вам необходимо развеяться, а я могу побыть с Фалько.

— Нет, — ответил Никколо. — Ты должен быть там. Ты нравишься герцогине, я в этом не сомневаюсь. И ты должен воспользоваться ее хорошим настроением, чтобы сегодня же сделать ей предложение.

Гаэтано на мгновенье онемел. Он был рад тому, что его сватовство отошло на второй план из-за тяжкой болезни Фалько. Теперь же похоже было, что его заставят действовать даже вопреки воле.

— Разве можно, отец, говорить о женитьбе, — сказал он, сейчас, когда Фалько в таком состоянии?

— Осталось уже недолго, — ответил Никколо. — Врачи говорят, что эту ночь он не переживет.

Чувство нового горя охватило Гаэтано. Ему придется оплакивать брата, не смея хоть с кем-либо из семьи поделиться тем, что будет утешать его самого — знанием того, что Фалько живет и здравствует в другом мире. Врачи же, судя по всему, были правы — здесь от мальчика осталась только тень прежнего Фалько.

По всему округу Овна пылали факелы и грохотали барабаны. Всем детям позволено было допоздна не ложиться спать, хотя близнецов своих Тереза нашла мирно уснувшими под одним из столов. Уложив их в колыбель, Тереза сидела, покачивая ее ногой, а девочки бегали между столами, размахивая флажками и приветствуя криками «Победа! Радость!» каждого, кто только готов был их слушать.

Джорджия с триумфом возвращалась в Овен на плечах двух мускулистых мужчин, а рядом с нею несли Паоло. Архангела сопровождала целая толпа болельщиков, рвавшихся погладить героя дня или похлопать его по холке. Чезаре вел Мерлу, послушно следовавшую за ним и счастливую вернуться в родную конюшню к матери. Вокруг нее было небольшое свободное пространство, поскольку горожане, хотя и толпились рядом, но преисполненные благоговения, слишком приближаться все-таки не решались. Уильям Детридж сопровождал Сильвию, а старший знаменосец передал свой стяг товарищу, чтобы нести теперь знамя Звездных Скачек.

Оставив лошадей снаружи, горожане внесли знамя и принесших победу наездников в церковь. Наземь Джорджии и Чезаре пришлось ступить только в самом конце лестницы перед вратами храма.

Какой бы округ ни победил в скачках, первым побуждением его жителей было возблагодарить Пресвятую Деву — сначала в главном соборе, а затем в своей собственной церкви.

Церковь Святой Троицы была полна развевающихся флагов и торжествующих Овнов. Тот же священник, который всего несколько часов назад подал Джорджии шлем и благословил Архангела, теперь щедро окропил святой водой и ее саму, и всех, оказавшихся в пределах досягаемости. В церкви, обычно такой тихой и торжественно спокойной, царила сейчас атмосфера карнавала. Для округа, выигравшего Звездные Скачки после двадцатипятилетнего перерыва, все запреты были временно сняты.

Ноги Джорджии в прямом смысле слова не касались земли с того момента, когда час назад она села верхом на Архангела во дворе папского дворца. После окончания скачки она тут же попала в объятия восторженных болельщиков, и ей пришлось отбиваться, чтобы не дать в клочья изорвать камзол на сувениры. Лишь у входа в церковь поклонники опустили Джорджию на ступени лестницы, где ее сразу же обнял Чезаре.

— Что за ночь! — воскликнул он. — Что за победа!

— Только благодаря тебе, — ответила Джорджия. — Без тебя и Мерлы я не победила бы. Жаль, что не ты был на Архангеле.

— Ты и впрямь жалеешь об этом?

— Нет, конечно, — расплылась в улыбке Джорджия.

На площади появилась еще одна лошадь, и Мерла радостно заржала, приветствуя ее. Лючиано подъехал на Звездочке к подножию лестницы, спрыгнул с лошади и бросил поводья готовому услужить горожанину. Слух о том, что именно эта серая кобыла родила чудесную крылатую лошадь, успел уже разойтись по всей Реморе.

— Лючиано! — ахнула Джорджия. — Ты научился ездить верхом!

— Он теперь стал настоящим наездником, — засмеялся Чезаре. — Доскакал до Санта Фины на одной лошади и вернулся обратно на другой. И даже пару раз полетал на Мерле!

— Счастливчик! — воскликнула Джорджия, с завистью поглядев на крылатую лошадь.

Но тут Лючиано, пробившись наконец к ним, крепко обнял Джорджию, так что та забыла и думать о полетах.

— Молодец, Джорджия! — сказал Лючиано и поцеловал ее прямо в губы.

Джорджию бросило одновременно и в жар, и в холод. Ее до сегодняшнего вечера и вообще-то никогда так не обнимали и не относились к ней с таким вниманием, но это было нечто совсем иное. Это был Лючиано. Она ответила на его поцелуй и почувствовала, что он, кажется, удивлен. Оторвавшись от его губ, Джорджия поцеловала и Чезаре, чтобы Лючиано не воображал себя как-то выделенным. Уголком глаза она заметила, что Лючиано словно бы немного успокоился, хотя ответный поцелуй Чезаре был достаточно теплым.

Зеркальца Родольфо были настроены на различные места: одно на герцогский дворец в Беллеции, одно на лечебницу, в которой лежал неподвижный и безмолвный Фалько, и еще одно на округ Овна, где, как он знал, находилась сейчас Сильвия. Он способен был различить ее в окружившей церковь толпе несмотря на то, что изображение было совсем крохотным. А затем он увидел, как Лючиано целует наездника Овна — на какую-то долю секунды дольше, чем это принято делать, поздравляя с победой.

Родольфо вздохнул. Новое осложнение.

Джорджия понимала, что в эту ночь покинуть Овен ей не удастся. Даже в большей степени, чем накануне, она была звездой праздника. К ней непрерывно подходили, чтобы поздравить и расцеловать. Похоже было, что несколько юных и весьма миловидных притом представительниц Овна не прочь были бы задержаться и поближе познакомиться с победителем Скачек. Паоло и Чезаре удавалось, правда, удерживать красоток на расстоянии.

Господи, что подумают Мора и Ральф, если она не вернется этой ночью? В записке, оставленной Джорджией, было сказано, что она собирается провести весь день с Фалько и переночует у Мулхолландов. Это обеспечивало возможность провести прошлую ночь и весь сегодняшний день в Реморе. Сейчас, однако, небо уже потемнело и, следовательно, в том мире наступил день. А поскольку это суббота, все будут дома, теряясь в догадках, куда подевалась Джорджия.

Остается лишь вопросом времени, когда Мора позвонит Викки и обнаружит, что Мулхолланды понятия не имеют о том, где находится Джорджия. Тот факт, что она и впрямь находится в их доме, абсолютно ничего не дает. Обнаружив Джорджию в комнате Фалько, да еще погруженную в кому, ее немедленно отправят в больницу так же, как это было год назад с Лючиано. Джорджии даже страшно было подумать, какое впечатление это произведет на Викки и Дэвида.