Доктор Кеннеди потратила немало времени, осматривая Фалько, которого она, естественно, именовала Николасом. Мальчику приходилось напоминать себе, что это имя стало теперь его именем. Ответить, чем он болел в детстве, он, разумеется, не смог.

— Ну, что ж, — сказала врач, закончив осмотр и заполняя поданный ей Морой бланк. — В целом ты в неплохой форме. Нет признаков истощения, сердце и легкие в полном порядке. Вес фунтов на пять меньше, чем положено в твоем возрасту но роста ты небольшого, так что это, возможно, связано с тем, что ты как раз начинаешь тянуться вверх. Настоящая проблема — это, конечно же, твоя нога. По твоим словам, о несчастном случае ты помнишь только то, что он был как-то связан с лошадью. Как бы то ни было, перелом был тяжелый, и кости срослись неправильно.

— Вы можете это исправить? — спросил Фалько. Ради этого он ведь и покинул свой мир.

— Я не могу, — ответила доктор Кеннеди и улыбнулась, увидев, как помрачнело лицо мальчика. — Но думаю, что хирурги- ортопеды смогут. — Она обернулась к Море. — Я попрошу, чтобы его как можно быстрее обследовали в лечебнице. Думаю, что понадобится серьезное хирургическое вмешательство, а затем курс физиотерапии.

— Обещать ничего не могу, миссис Мулхолланд, — ответила доктор Кеннеди. — Я ведь не специалист. Посмотрим, что скажут хирурги. Я позвоню сейчас секретарше мистера Тэрнбелла и выясню, когда они смогут осмотреть мальчика. Случай необычный, так что, я думаю, ему не придется долго ждать.

— И за то слава Богу, — проворчала Мора. — Знаем мы нашу медицину. — Тут же она прикусила губу, увидев гримасу боли, появившуюся на лице Викки. Конечно же, эта глубоко переживавшая свое горе женщина знала о врачах и больницах гораздо больше, чем Мора желала бы когда-либо узнать.

Фалько обследовали в больнице святого Варфоломея уже через неделю. Медсестра как-то странно взглянула на костыли мальчика, явно принадлежавшие прежде этой же самой больнице, но промолчала. Она взвесила и обмерила Фалько, а затем вернула костыли и через пару минут проводила к мистеру Тэрнбуллу. Фалько вновь сопровождали его приемная мать и Мора как представительница службы социального обеспечения. Хотя Мора была руководительницей группы, этим делом она занималась лично. Фалько успел стать известной личностью, и его фотографии можно было увидеть во всех газетах под заголовками типа «НЕ ВАШ ЛИ ЭТО СЫН?» или «ТРАГЕДИЯ ПОКИНУТОГО МАЛЬЧИКА». Служба социального обеспечения не могла допустить, чтобы его лечение было проведено на недостаточно высоком уровне.

Джорджия повела Фалько и в магазин мистера Голдсмита. Тальянскому мальчику чрезвычайно понравился беспорядочный набор вещей, которые он там увидел — табакерки и часы, суповые миски и валики для пианолы. Старый антиквар с любопытством посмотрел сначала на костыли Фалько, а затем на Джорджию. Одной из наиболее привлекательных, сточки зрения Джорджии, черт его характера было то, что он никогда не задавал ненужных вопросов.

— Это мой друг Николас, — сказала Джорджия. — А это мистер Голдсмит.

«Тоже мой друг», подумала она. Если добавить Алису, это три друга, которые нашлись у меня в этом мире.

«Мистер Голдсмит чем-то похож на доктора Детриджа», пришло в голову Джорджии. С Фалько они прекрасно поладили и уже через пару минут увлеченно копались во внутренностях больших напольных часов.

В Реморе собиралось всё семейство ди Кимичи. Гаэтано принес свои извинения герцогине ранним утром в день прибытия к нему посланца. Арианна была слегка задета неожиданным отъездом своего спутника — тем более, что ей предстояло еще задержаться на два дня в Джилье, родном городе принца, — но смягчилась, увидев, насколько искренне Гаэтано огорчен недугом своего брата.

Гаэтано отправил гонца в Беллецию, так что Франческа должна была прибыть в течение ближайших нескольких дней Другие гонцы, посланные в Джилью самим герцогом, созвали остальных членов семейства. Фабрицио и Карло, старшие братья Гаэтано, и его сестра Беатриче, оставив все свои дела, отбыли в Ремору.

Бесчувственное тело мальчика перевезли из Санта Финн в городскую лечебницу, расположенную по другую сторону площади, как раз напротив собора и папского дворца. Папа ежедневно правил мессу за здоровье Фалько, а жители Реморы упоминали мальчика в своих молитвах.

Было официально, объявлено, что Фалько страдает от Morte Vivenda и что осталось крайне мало шансов на то, что он сможет прийти в себя. Происхождение бутылочки с ядом было прослежено, и садовник был сурово наказан плетьми. Люди собирались у стен лечебницы, принося с собой жертвенные дары богине, на развалинах храма которой выстроено было здание.

Герцог почти всё время проводил у постели сына, и только Беатриче, его дочери, удавалось хоть изредка уговорить отца поесть и немного отдохнуть. Герцог велел слугам отыскать мануша и узнать, не согласится ли слепой арфист прийти и сыграть под окном Фалько.

Аурелио пришел и сыграл самую трогательную и берущую за душу мелодию, которую когда-либо приходилось слыхать в Реморе. Собравшиеся вокруг люди не могли удержаться от слез, но собирать пожертвования Рафаэлла не стала.

Для Лючиано и Джорджии это было трудное время. Над ними дамокловым мечом висела угроза герцога, и, вдобавок к этому, они беспокоились о Фалько. Джорджия способна была убедить Лючиано, что в другом мире у мальчика всё в порядке, но никто из них не думал прежде, что его тело будет столько времени сохранять жизнь в Талии.

Гаэтано прибыл в Ремору после того, как его брата нашли потерявшим сознание, и немедленно направился в лечебницу. Только через несколько томительных часов он появился в Овне. Лючиано, Джорджию и Чезаре он нашел на конюшенном дворе. Поначалу они просто молча обнялись.

— Не думал я, что он так быстро решится на это, — прошептал Гаэтано. — Честно говоря, хоть он и попрощался со мной, я не верил, что он вообще пойдет на это. Вы все были с ним? Легко всё прошло?

— Я не был, — сказал Чезаре. — Я ведь не страваганте. Но я искренне сочувствую тебе.

— Мы были там, — проговорил Лючиано. — Джорджия позаботилась обо всем на той стороне.

— Он в хороших руках, — сказала Джорджия.

— В самых лучших, — кивнул Лючиано. — Он живет у моих родителей.

Гаэтано вздрогнул, а затем крепко обнял Лючиано.

— Значит, теперь мы братья с тобой.

— Как поживает герцогиня? — глубоко вздохнув, спросил Лючиано.

— Великолепно! — ответил Гаэтано. — Это и впрямь изумительная девушка. Через несколько дней она будет здесь.

Джорджия не знала, чье сердце забилось быстрее при этих словах — ее или Лючиано.

Глава 19

Мусор убран

Был уже поздний вечер, когда парадная карета герцогини Беллеции миновала Ворота Солнца. Порядочная толпа реморанцев, по большей части из округа Овна, приветствовала ее, размахивая штандартами своих округов, черно-белыми знаменами Реморы и несколькими украшенными масками беллецианскими флагами. Гаэтано стоял у ворот вместе со своими старшими братьями и дядей, представляя семейство ди Кимичи. Убедить герцога Никколо покинуть больницу не удалось даже ради такой важной гостьи.

Прозвучали приветственные фанфары, на фоне которых можно было расслышать барабанный бой, доносившийся из округов, продолжавших ни на минуту не прекращающуюся подготовку к параду. Родольфо вышел из кареты и подал руку Арианне, чтобы она могла сойти на землю и выслушать официальное приветствие Папы Лениента VI.

Толпа дружно вздохнула. Слухи о красоте герцогини были ничуть не преувеличены, жаль только, что нельзя было как следует разглядеть лицо, скрытое под маской по обычаю ее города. Видно было, что она высока и стройна. Густые каштановые волосы герцогини были лишь слегка стянуты на макушке, а ее платье было сшито из черного и белого атласа в честь традиционных цветов Реморы — деталь, которую горожане по достоинству оценили.