Найрон немного успокоился. Раз есть дети, которые, так же как и он, опасаются не поступить, значит, он не единственный, у кого так плохо шла учеба с приходящим учителем. Почему отец никогда не говорил ему об этом? И почему Вир так его ненавидел, ведь у него наверняка были в учениках и те ребята, подобные тем, кто также боится? Найрон снова отвернулся, всматриваясь в огромную воронку, образовавшуюся далеко внизу в воде. Она медленно вращалась, производя жуткое впечатление, потому что по размерам была гораздо больше, чем обычные водовороты, да и те были скорее выпуклыми. А глядя на эту воронку, у Найрона возникло чувство, что его начинает затягивать в нее и он помотал головой, избавляясь от наваждения.
Пейзаж четко просматривался до самого горизонта, не было обычного для этого времени тумана. Проведя взглядом мысленную черту от воронки, к отвесной водной стене, скопищу растущих скал, плантации каких-то деревьев, спустившихся к участку неизменной воды, чтобы утолить жажду, он остановился на виднеющихся вдалеке сферах Ругирита, куда они и летели.
На краю зрения что-то мелькнуло. Повернув голову, Найрон с трудом разглядел несколько точек, приближающихся со стороны скал, к которым поворачивал караван. Приобретая зеленовато-серебристый оттенок, они быстро увеличивались в размерах. Уже спустя мгновение, Найрон с удивлением разглядел крылья и тела, похожие на человеческие. Что-то мелькнуло в памяти, но воспоминание прервал истошный вопль:
– МИИИКРАААДЫ!!
Найрон не успел вздохнуть, как руки отца, оттянув его от ограждения, усадили на скамью. Склонившись над ним, отец строго приказал сидеть на месте. Все взрослые, собрав детей там же, в центре платформы, обступили их со всех сторон, лицом к ограждениям. Найрон не понимал, зачем они это делают, ведь караванщик держит уплотненный воздух вокруг платформ, он может просто усилить веление… Но тут же с изумлением увидел, как седой караванщик, применив к воздуху веление, отчего тот засветился голубым, все же вынимает грез и становится возле ограждения, глядя на приближающихся существ.
Внезапно в голове ярко вспыхнула картинка из какой-то книги: животные, принимающие облик тех, на кого нападают. Способные менять цвет кожи с серого на серебристо-голубой, зеленовато-серый, лазурный… Почему-то они опасны, но он не мог вспомнить – чем. Ему не пришлось раздумывать над этим долго. Сначала уши заложило от высокого пронзительного визга. Издавали его существа, действительно во многом напоминающие людей. За исключением крыльев с острыми когтями на сгибе, когтистых рук и лиц, с вытянутыми вперед челюстями, крохотными носами и хищно зауженными желтыми глазами. От уголков губ к острым ушам тянулись через скулы ярко желтые полосы. Они раскрывали рты, демонстрируя длинные острые зубы, и мощно били крыльями, от которых во все стороны летел сизый пух. Переливаясь оттенками голубого, серого и зеленовато-сизого, они окружили платформу с людьми.
Найрону захотелось зажать уши руками, они уже начали болеть от их непрекращающегося визга, многие дети так и поступили. Кто-то перепугано закричал. Сердце начало колотиться где-то в горле, но Найрон во все глаза смотрел по сторонам. Отец встал рядом с другими взрослыми. Караванщик, с грезом в отведенной в сторону руке, медленно шел вдоль ограждения, следя за микрадами. Те, зависнув в воздухе, будто выжидали.
Внезапно одна из них резко рванулась к платформе с противоположной стороны от караванщика. Найрон дернулся. Караванщик прыгнул к ней, перескочив через две скамьи с детьми. Уплотненный воздух, окружающий караван, в месте соприкосновения с микрадой пронзительно заскрипел и начал мерцать. Она продиралась сквозь него, гневно хлопая крыльями и не прекращая визжать. Несколько клочков пуха, кружась, полетели на пол платформы.
Взмахнув длинными седыми волосами, караванщик сжал рукоятку греза, развернув лезвия. Взмах. Свист воздуха. Два лезвия, повернутые под разными углами, врезались в тело микрады, распахнувшей желтые глаза. Вошли в него, оставляя двойную рану, из которой брызнула серая кровь. От визга, раздавшегося в этот миг, у Найрона словно что-то взорвалось в висках. Несколько детей упали на пол без сознания, кто-то заорал от страха, а может, для того, чтобы заглушить визг.
Чудовище отвалилось от воздушного купола, рука и часть плоти остались лежать, подергиваясь, на полу платформы. Стая отстала от каравана, глядя, как их сородич падает вниз, кружась и тщетно пытаясь взмахнуть крыльями. Караван набирал скорость. Найрон, покачиваясь от легкого головокружения, обводил взглядом людей. Многие возвращали кинжалы и мечи в ножны, кто-то прятал в складки одежды костяные резаки разных форм. Глянув на отца, Найрон успел заметить, как тот достает руку из-под плаща. Ему подумалось, что теперь-то понятно – у него там не только кошелек. Вспомнив о незнакомце, который его так напугал, когда они возвращались из Хайрита, Найрон поднял брови. Отец держал тогда руку не на кошельке, а на оружии! Мальчик задумался: значит, изменчивые мыследеи – опасны? Почему же ни мама, ни он сам никогда об этом не рассказывали? А ведь Корвин знает больше! Найрон рассердился на себя за то, что не расспросил его тогда об этом. Отец-то наверняка ничего не скажет!
Поморщившись от плача и криков детей, которые не прекращались, несмотря на успокаивающие уговоры родителей, Найрон отошел в сторону. Заметил, что отец ищет его глазами, и махнул рукой. Голова раскалывалась, и ему хотелось отойти куда-нибудь подальше, но мельтешащие вокруг люди мешали. Кто-то взялся за плечо, развернул. Отец сел рядом на корточки, всматриваясь в его лицо. Найрон отвел взгляд. Рука отца провела по виску и щеке. Найрон сжал зубы, заставляя себя не отстраниться.
– Как ты?
– Голова болит.
– Они своим визгом могут и взрослого из строя вывести, – отец провел рукой по жестким, торчащим вверх, волосам сына.
Дернувшись, Найрон отклонился от него. Попятился. Отец смотрел на него с тем же непонятным выражением лица, которое было у него, когда он вернулся после поисков мамы.
– Ну что ты…? – его голос почему-то дрогнул.
Мотнув головой, Найрон решительно прошагал к перилам, и принялся рассматривать проносящийся мимо пейзаж так внимательно, будто хотел найти пуговицу.
Вновь бросив взгляд в сторону стаи микрад, оставшейся далеко позади, он обнаружил, что они уже ничем не напоминают людей: продолговатые, меняющие форму тела, быстро отращивающие многочисленные лапки, которые по-прежнему держатся в воздухе благодаря мощным крыльям. Правда, теперь их покрывает не пух, а блестящая на солнце чешуя. "Самые изменчивые животные средних размеров" – вспомнил он строчку из книги, в которой мельком читал о них. Жаль, что он, видимо, не дошел до того абзаца, где говорилось об их способности преодолевать воздушные купола караванщиков. Теперь Найрону известна, по крайней мере, одна из причин, по которой им необходимы грезы. И по которой он иногда слышал от взрослых выражения, вроде: "да она страшнее микрады!". По спине пробежал холодок, мальчик невольно передернулся. Ему подумалось: а что было бы, если бы караванщик не успел? Если бы никто не успел? На что способны эти чудовища?
Ему хотелось спросить у отца, почему микрады напали на них, но нежелание говорить с ним о чем-либо было сильнее. Вот уже больше полугода. К моменту, когда караван подлетел к окраине Ругирита, большинство детей успокоилось. Платформа школы низшей ступени с трудом вместила больше ста человек, поскольку большинство детей были с обоими родителями, да и во многих семьях поступало сразу несколько одногодок.
После того, как к ним вышел демарго школы, седеющий худощавый мужчина со скучающим лицом, и объявил порядок, по которому они будут заходить на приемную встречу, все выстроились в очередь и затихли. Изредка были слышны перешептывания и родительские напутствия, испуганные заявления одних детей о том, что они никуда не пойдут и раздраженные реплики других, которым надоело слушать советы. Найрон молча стоял рядом с отцом. Тот сделал одну попытку наклониться и что-то сказать, но он упрямо отвел взгляд, всем своим видом показывая, что это – бесполезно. Отец не стал настаивать и теперь возвышался над Найроном, который разрывался между двумя противоречивыми желаниями: увидеть выражение его лица немедленно и не видеть его больше никогда.
