В 17:50 появился адвокат, Андрей Михайлович Симоронов, пожилой мужчина лет семидесяти на вид, почти лысый и очень морщинистый, но бойкий, одетый аккуратно и по старой колдовской моде – не часто теперь можно встретить на улице человека в мантии и в остроконечной шляпе. Симоронов поздоровался, выразил собравшимся соболезнования по поводу утраты, а так же поздравил Светлану и Андрея с недавним браком, пожелав им всех благ и долгого счастья в жизни. Игорь на этом моменте демонстративно и с шумом зевнул.
Ровно в 18:00 адвокат вскрыл конверт с завещанием и начал зачитывать текст собравшимся, которые в тот момент ещё не подозревали, как сильно всколыхнёт их содержимое письма.
«Спиртное – зло, мне все это говорили. Да только заглушает оно всё, что нам в нас не нравится. Страх, обиды и нерешительность. И, особенно, чувство вины. Мне казалось, что если я утоплю вину в бокале, то жить мне станет проще и легче, и радостнее, но вот мне шестьдесят шесть, тело моё всё реже меня слушается, и спиртное затопило меня окончательно. Да только вот голова моя ясна, как никогда ранее, и только сейчас я могу оглянуться назад и осознать, наконец, всё то, что натворил в своей жизни.
Я не могу винить Свету в своих бедах – я сделал её такой. Я вынудил прекрасную юную девушку покинуть семью и оставить ту жизнь, о которой она мечтала. Именно я не оставил ей выбора. Я знаю, что она никогда меня не любила, что у неё вот уже много лет есть другой мужчина. Это странно, но я даже рад за неё...»
На этом месте фыркнула, не удержавшись, уже Светлана. Адвокат же невозмутимо продолжал:
«…она заслуживала этого, и мне уже давно стоило её отпустить.
Больше всего в своей жизни я жалею о том, что причинил боль своим детям. Очень много боли, очень много горестей и разочарований. Я всегда хотел что-то поменять для них, сделать так, как было бы лучше. Попытки мои были катастрофой, именно такая попытка и привела в дом Свету и лишила Артура детства. Артур, Арти, мальчик мой, мой старший сын. Прости меня! Я был так глуп, понадеявшись на то, что смогу купить любовь женщины, которая меня презирала! Я был глуп, когда надеялся, что она сможет полюбить тебя, как своего, и заменить тебе почившую мать. Но я был так слеп от любви к этой женщине, что забыл о существовании собственного ребёнка. Прости меня, если сможешь.
Игорь. Ты всегда был смелым и отчаянным, и я так боялся, что ты будешь повторять мои ошибки! В твоих поступках, в твоём бунтарстве я видел себя, и чем старше ты становился, тем больше сходства появлялось. Я испугался, испугался того, что ты можешь от меня перенять, испугался взять на себя ответственность, поговорить с тобой и хоть как-то образумить. Прости меня за это безразличие! Прости за то, что не был тебе хорошим отцом! Прости, что жизни тебя учил не я, а сама жизнь, когда била тебя лицом о булыжники мостовой.
Андромеда, Дромеда, Дрю, моя любимая, единственная доченька. Мой светлый лучик радости, моя добрая и ласковая девочка. Какой пример мужчины я подавал тебе своими пьянками, мне просто тошно от самого себя, когда я вспоминаю, как ты вела меня до кровати едва живого от выпитого, как не ложилась спать, пока не находила меня, где бы я ни валялся в синем угаре. Я не знаю, чем заслужил эту любовь, но я так счастлив, что у меня есть такая прекрасная дочь! Если сможешь, прости своего непутёвого папку за его загулы. Если сможешь, прости.
Что бы ни было в моей жизни, что бы я ни натворил за прожитые мной годы, этого не вернуть. Остаётся только с мужеством, сняв, наконец, с глаз сивушную пелену, повернуться и встретить всё лицом к лицу. Осознать и не исправить, но, хотя бы, попытаться сгладить последствия.
Света, моя супруга. Когда я её встретил, она шла по набережной Авена в компании двух своих подруг. Такая юная, такая радостная – я поверил, что эту радость она сможет передать и мне. Но вместо этого лишь я передал ей своих демонов. Я озлобил эту чудесную женщину, я напитал её сердце жестокостью и жадностью. Больше я не хочу её терзать. Когда-то я вынудил её продаться мне за то, чтобы её родители смогли рассчитаться с долгами. Теперь я хочу освободить её. Именно поэтому я решил переписать завещание.
Дальнейшие мои слова являются не плодом алкогольных галлюцинаций и не внезапным порывом, а взвешенным и осознанным решением, заверенным в присутствии адвоката и нотариуса».
Игорь тогда впервые подумал, что дальнейшие события пойдут не так, как этого ждут все. Он даже понимал, к чему всё идёт, по тому, как напряглась мать. Пока отказывался верить, но в глубине души уже практически знал – ждать нового скандала осталось недолго.
Текст завещания же продолжал звучать из уст пожилого адвоката, монотонно и неумолимо:
«Я, Виктор Германович Воронцов, в здравом уме и трезвой памяти, в случае моей кончины завещаю моё имущество, а это: особняк «Тёмная пропасть» и прилежащий к нему участок девять гектаров с находящимися на нём постройками, десять скоростных английских мётел модели «Firebolt classic», пять племенных лошадей, а также восемь миллионов золотом трём моим детям: Воронцову Артуру Викторовичу, Воронцову Игорю Викторовичу и Воронцовой Андромеде Викторовне. Моей жене, Воронцовой Светлане Арсеньевне, я завещаю восемьсот тысяч червонцев и шесть тысяч гривен.
Света, именно такую сумму я тогда оплатил за долги твоих родителей. Сейчас тебе кажется, что это ничтожно мало, но тогда это была цена твоего несчастья. Я хочу вернуть тебе эти деньги и отпустить тебя – они твои. Это большая сумма, ты и твой мужчина сможете начать всё с чистого листа, в вашем новом доме. В вашей новой жизни. Смягчись, родная, помирись с Игорем, дай ему шанс полюбить тебя. Попроси прощения у Артура – перед ним ты очень виновата. Не бросай Андромеду – она такая хрупкая и наивная, сейчас она как никогда нуждается в твоей поддержке.
Мои дети, я буду надеяться, что неожиданное богатство не рассорит вас, буду надеяться и верить, что вы всё так же будете близки и привязаны друг к другу. Напутствовать не вижу смысла – на кой бес вам напутствия старого алкаша, когда вы и без него всего добились сами?
Артур идёт на красный диплом – я горжусь тобой, мальчик! Такого блестящего учёного, как ты, мир встретит с распростёртыми объятьями. Я верю, я знаю, что ты станешь великим человеком.
Дрю, моя любимица. Последнее дело иметь любимчиков среди детей, но, дорогая, со мной это случилось. И я думаю, что парни мне это простят, потому что твоё великое сердце несёт в мир добро. А этого добра миру так порой не хватает!
Игорь. Сынок, я не знаю о тебе ничего, да простят меня все боги мира, я плевал на тебя столько лет, сколько ты живёшь на этом свете, и никогда себя за это не прощу. Но я вижу смелость в твоих глазах, вижу ум. А ещё я вижу доброту и верность. Не теряй этих качеств, парень, они дороже всего на свете. И я безумно горд тем, что, несмотря на все удары, ты вырос именно таким.
Живите счастливо, устройте свою жизнь. Найдите свой путь, и пусть вам повезёт повстречать человека, с которым захочется рука об руку пройти этот самый путь до конца. И помните: счастье в детях. Родите детей, и дети, пусть это прозвучит так банально, всё-таки и правда цветы жизни.
Одно напутствие всё же дам – никогда не соглашайтесь на брак по расчёту. Никогда, сколь бы ни было затруднительно ваше положение. Иначе закончите, как я.
Прощайте, надеюсь, что будете поминать добрым словом.
Виктор Германович Воронцов
6 января 212 года».
Последним, что лежало в конверте, был ключ от банковского сейфа.
Что после этого началось, не передать словами! Светлана Воронцова, ещё и так не вполне отошедшая со свадьбы, практически дышала огнём и наставляла на бедного адвоката кольцо, выкрикивая проклятья, пока муж пытался её хоть как-то удержать. Андромеда была шокирована. Она сидела с открытым ртом, не в силах сказать ни слова, её мелко трясло, и девушка балансировала на грани сознания и обморока. Артур, как мог, пытался привести сестру в чувство и даже легонько ударил её по щеке – помогло. Андромеда вернулась в реальность, но тут же уткнулась в грудь брату, расплакавшись, как маленькая девочка. Игорь же наблюдал за всем чуть поодаль, со стороны. За буйствующей матерью и её немногословным глупым мужем, за Арти и Дро, которые не понимали, как на всё реагировать, за адвокатом, который пытался взывать к общему благоразумию. И Игорю вдруг сделалось так смешно, что пришлось выскочить на улицу, чтобы не выдать своей истерики.