Больше всего это походило на тяжелую стадию известного всем вируса с температурой под сорок и настолько сильной ломотой, что суставы словно выворачивали на дыбе, а мышцы раздирали крючьями изнутри.

Но я держался из последних сил, потому что видел — мучения не проходят зря, и бойцы косят наступающих чертей десятками. Главное, вытерпеть еще хотя бы несколько минут, и тогда… нет, победу одержать все равно не удастся — врагов слишком много для нас двоих. Но я заберу с собой достаточно, чтобы твари не смогли устроить снаружи кровавое побоище.

— Савва! — Яра метнула в наступающие ряды последнюю золотую косу, села напротив и обхватила мои щеки теплыми ладонями. Приподняла голову, с подлинной тревогой заглянула в залитые алым очи и прошептала. — Хватит. Ты сделал все, что мог.

— Еще нет, — устало улыбнулся. — Дай мне силу.

— Вот так? — она с легким смущением огладила свои груди и поднесла их едва ли не к самому лицу.

— Нет. Поверь, мне хватает Тьмы и злобы. Теперь хотелось бы чего-то более… светлого.

— Ты обезумел… Зачем тебе все это? Ради чего?

— Я уже устал объяснять. Неужели ты до сих пор в это не веришь? Что слабый чужак из иного мира способен постоять за то, что ему дорого?

— Я…

Полудница осеклась на полуслове и смежила веки. Ее сердце засветилось так, что я отчетливо увидел его сквозь плоть и кости. Сердце пустило по венам чистый неон вместо крови, и золотые потоки стремительно разлились по телу, пока не окутали его целиком.

Засияли даже волосы, и подруга будто стала целиком сотканной из золотистого тумана. После этого она вновь коснулась моих скул и прильнула к губам в столь сладком и жарком поцелуе, подобный которому я еще не пробовал.

И свет хлынул в меня тонкими побегами, насыщая силой и залечивая несметные внутренние раны. Он так же разлился по щупальцам и наполнил золотым маревом стрелков, а их снаряды окутало точно такое же свечение. Пули с оболочкой из Света и сердечниками из чистой Тьмы пронзали гнилые туши, и те вспыхивали изнутри.

Яркие лучи вырывались из пастей и глазниц, и вурдалаки падали, объятые очищающим пламенем. Но даже такая мера увеличила отстрел всего-то раза в полтора, чего явно не хватало для нанесения уверенного поражения. Тем не менее, Яра не пыталась отстраниться и убедить меня бежать.

Я же окреп настолько, что выпрямился и обнял обнаженную фигурку двумя руками. Но несмотря на столь соблазнительную близость, я ощутил не набухающее хозяйство, а окрыляющий подъем в груди, что распирает душу и обычно появляется на пике восторженного счастья.

Чудища меж тем подступали все ближе, несмотря на серьезные потери, и даже совместные усилия не могли их остановить.

«Вот и все? — спросила спутница».

«Не самая стыдная смерть, — ответил я. — Моя первая была куда хуже».

«Знаешь, я часто сомневалась, того ли человека выбрала. Сейчас же уверена на все сто».

«А я никогда в тебе не сомневался. Ты — лучшее, что со мной случалось в обеих жизнях».

Рев и вопли стремительно нарастали. Вурдалаки накинулись на оперов, и те под напором когтей вновь стали фиолетовой жижей. До нас оставались считанные метры, и в этот самый миг позади раздался громкий всплеск, а от оглушающего рева задрожал свод.

На упырей хлынул такой вал огня, что в подземелье стало светло, как солнечным днем. Горыныч в змеином облике приземлился перед нами, прикрыл крылами от наступающей волны и принялся жечь ее испепеляющим напалмом.

Над ним пролетела Яга в ступе, разя выродков молниями и градом темных осколков. Сухо затрещали револьверы — то высадился десант в лице Лады и Весты, за которыми с грозным видом парил Колоб на ковре. За ними бодро выпрыгивала Айка, вооруженная виноградной лозой, как кнутом. И несмотря на кажущуюся хлипкость, побег играючи рассекал чудищ надвое. Последним на брег ступил Водяной с могучим трезубцем в руках, и только тогда я заметил у воды всплывшую подлодку.

— Вы как, друзья? — спросил батон.

— В порядке, — ответил я, хотя не мог стоять без поддержки полудницы. — Как вы тут оказались?

— Ну так Яра попросила помочь. Вот и прибыли, как только смогли.

— Как раз вовремя, — широко улыбнулся, чувствуя, как немеют ноги. — Надо обрушить туннель — и домой.

Эвакуация прошла строго по плану — еще бы, с таким-то подкреплением. Наверху уже наступило утро — правда, едва отличимое от сумерек. Черная туча опустилась так близко, что казалось еще немного — и сядет на шпиль академии. А студеный ветер гнал такую волну, что едва не опрокинул нашу посудину.

В парке мы перегрузились на автомобили и покатили в усадьбу Яги — лечиться и восстанавливать силы. Колоб и Змей взяли все наши документы и поспешили в кадастровую палату — регистрировать собственность и прописываться на земельном участке. Я ничуть не волновался об успехе — еще бы, после всего, что мы пережили и по сути спасли Китеж от неминуемой беды — и наслаждался ведьминой стряпней, несмотря на явный переизбыток яблок в рецептах.

К полудню я почти полностью оправился, и когда пред глазами возник украшенный печатями и вензелями листок, я без намека на волнение и страх посмотрел на последнюю строку в списке. И увидел там оценку за все свои старания, невзгоды и ужасы:

5/10

— ЧТО⁈ — вскочил из-за стола, поймал парящий пергамент и поднес к глазам. — Это, млять, какой-то прикол⁈

— Что случилось? — Горыныч перевел взгляд на вытаращившуюся и полностью потухшую полудницу. — Что все это значит?

— Это значит, — я сжал бумагу так, что едва не выжал из нее сок, — что меня не допустили к экзаменам. И все, ради чего мы столько раз рисковали шкурами, пошло коту под хвост.

Друзья, «Князь» потихоньку выходит на финишную прямую. В связи с этим хотелось бы узнать, какая из арок вам понравилась больше всего: Колоба, Горыныча, Яги, Фриды или Гаты, и почему. Можно выделить какую-то одну, можно оценить все — это очень важно для меня, как для автора. Спасибо за внимание.

— Какого беса? — я в неистовой ярости перевернул лист, сверился со списком абитуриентов и нашел себя аж на седьмом месте, что полностью исключало участие в экзаменах. — Надо поговорить с Буяном. Может, получится пересдать или что-то типа того…

— Ты так ничего и не понял? — Яра скрестила руки на груди.

— Ты о чем?

— Посмотри еще раз на список. Дубравин поднялся с третьей строчки на вторую. То есть, его не только не арестовали после всего случившегося, но и даже не отстранили от допуска.

Я на это даже внимания не обратил — так трясло от злобы и несправедливости. Похоже, папаша все же отмазал выродка — причем по самому козырному разряду.

Значит, и все остальные баллы и места могли быть заслужены примерно таким же образом. Скоты. Но ничего, я не ради них собирался подохнуть там, внизу. Эту шушеру мы обязательно вычистим, а вот Китеж — останется. Главное, не дать мразям осуществить затеянное.

— Тебя засудили нарочно, чтобы не помешал провести обряд. Вся эта кодла — заодно. И ректорат, и Культ, и Светочи, и магистры. Не удивлюсь, если и половина студентов — из этой швали. Похоже, все сложнее, чем я думала. И Культ пустил корни так глубоко, что вот-вот достанет до старого Китежа.

— На что ты намекаешь? — нахмурился Колоб.

— В городе собрались все те, кому по душе продолжение сечи. Слетелись на шабаш аккурат в самую страшную ночь столетия. Думаешь, так легко свезти со всей страны куски Кощея? Чтобы никто ничего не заметил, не поднял тревогу и не пустил по следу Дружину? Воскрешение темного воеводы — это заговор, в котором принимают участие самые высшие чины.

— Но зачем им это нужно? — Яга приложила ладонь к груди, явно вспомнив пасынка, который вполне мог пострадать на новой бойне.

— Потому что мир — это скучно, — девушка с презрением хмыкнула. — А мир с нечистью — еще и позорно. Одни мечтают о былой удали, когда рубились насмерть, хвастались силушкой богатырской и жили одним днем. Других привлекает возможность прославиться, разбогатеть и подняться из грязи в князи. Третьи жалеют об упущенных выгодах, потому что на войне можно заработать во сто крат больше. Четвертые просто ненавидят нас и хотят безнаказанно уничтожать, что сейчас запрещено. Думаешь, сторонников новой Великой Войны мало? Поверь, их даже больше, чем я думала. И если они сделают то, что затеяли, нас ждет такая резня, каких мир еще не видывал. И в этой резне могут сгинуть оба народа, да только мало кто думает о будущем, когда свербит от жажды крови и быстрой поживы… — Ярослава устало оперлась ладонями в стол, и я никогда еще не видел полудницу такой встревоженной и печальной.