– И я. Мы просто очень быстро решили.
– Зачем, Юль? Тебе же рано…
– Я хочу, Владь. Я его очень люблю.
Брат выдыхает в трубку. Я слышу, как ерошит волосы. Думаю, качает головой.
– Только не отговаривай меня. Я не передумаю. Я просто… Родители не знают.
– Они о тебе ни черта не знают, Юлька! Я раньше думал, это я мамин распиздяй. Но ты такие фортеля выписываешь!!!
Он вычитывает меня громко и со всей душой. Мне кажется, чуть ли не впервые в жизни.
Но нахожу в этом поддержку. Извращенно, да. Но я нахожу именно то, в чем нуждаюсь.
Смеюсь и плачу. Вжимаю кулак в грудь. Мне одновременно неповторимо хорошо и очень тяжко там.
– Ты им ничего не говори сегодня, хорошо? Мы приедем завтра… Послезавтра может. Я представлю… Мужа.
– Я твоему мужу в морду дам, Юль. В такое втянул…
– Это не он втянул. Он что тогда нас защитил, Владь, что теперь. Он самый хороший из всех, кого я знаю. И я его люблю… Как вас.
Я еще даже перед алтарем не побывала, а уже выплакала по ощущениям всю душу и чуть глаза.
Замолкаю, Владя недолго сопит. Вздохнув, выдает уставшей:
– Эхххх, сеструнька… Привози нам его. И скажи, когда мать начать готовить.
– Я тебя обожаю.
– И я тебя, Юль. Очень люблю.
Его спонтанное признание селится в сердце одним из ярких воспоминаний. Мы так искренне не говорим друг с другом в семье обычно. Или теперь будем?
Теперь же всё иначе будет…
Я, возможно, и сама скоро мамой стану. Мама – бабушкой… Папочка – дедушкой... Я сегодня его фамилию с себя сниму, как фату...
Скидываю и откладываю телефон на столик. Не могу сказать, что на душе совсем легко, но груз на плечах значительно легче.
Слышу, как дверь в номер открываются без стука. Шаги. Застывшее на моей спине внимание.
Это могла быть Мила или распорядитель свадьбы, но я же знаю, что это не они.
– Ты очень красивая невеста, Юля.
Оглядываюсь и цепенею.
Через час я выйду замуж за судью Вячеслава Тарнавского, а сейчас Слава замер в дверном проеме.
Я всё утро волновалась, но пика нервы достигают в эту секунду. Так у всех невест или..?
Стараясь сохранить улыбку и самообладание, разворачиваюсь, позволяя себя рассмотреть. Мне плевать, что видеть невесту до свадьбы плохая примета. Хочу впитать кожей его восторг.
– Нравится? – Спрашиваю, проводя укутанными тонкой сеткой белоснежных перчаток руками по такому же подолу первого платья.
– Очень. – Мне кажется, я по интонации слышу, что у него горло пересохло. Возможно, мне хотелось бы более яркой реакции, но и эту я впитываю. И эту запоминаю так, чтобы на всю жизнь.
Слава проезжается взглядом по подолу, корсету... И хмурится.
На это реагирует сердце.
– Все хорошо, Слав?
Сейчас бы поймать его улыбку, лучики в уголках глаз, почувствовать на покрытых блеском губах поцелуй и услышать пошло-сладкое "до первой брачной ночи не дотерплю". Но когда его взгляд фокусируется на моем лице, вместо радости я вижу пугающую серьезность.
– Нам нужно поговорить, Юля. Планы меняются.
Паника взрывает виски. Дурное предчувствие, которое все это время зудело тошнотворным писком на заднем фоне вдруг становится слишком отчетливым.
Я мотаю головой и хочу сделать шаг назад. Как будто это поможет, хотя по глазам Славы вижу: нет. Ни черта!
Он сокращает расстояние в два шага. Берет меня за руки и гладит их. Видеть невесту до церемонии нельзя. А трогать?
Что ж мы делаем, Слав? Всё неправильно…
– Поклянись, что сделаешь для меня то, что скажу. – В ответ на его требование снова мотаю головой. Он закрывает глаза. Челюсти сжимаются. Виски волнуются.
Ты… Злишься? Почему?
Когда открывает – я снова вижу абсолютное спокойствие. Анестетическое даже. Он хочет, чтобы я смотрела так же. И действовала. Четко. Снова... По плану?
– Мы должны это сделать, Юль. Сегодня.
– Что «это»? – Спросив, не узнаю свой голос. Глазами спрашиваю: а ты узнаешь?
Он не отвечает. Своими требует. Внимания. Подчинения. Я еще не знаю, что должна сделать, но мне это уже не нравится.
– Ты спустишься, тебя встретит Илья.
– Зачем?
– Нужно напоследок еще раз сыграть, Юля. Свадьбу. Не со мной. Сегодня все должны увидеть, как ты выходишь замуж за Илью Крапивина.
Описать мой шок вряд у кого-то получилось бы.
Гул в ушах мешает продолжать слушать. Соображать тоже.
Я увожу взгляд в сторону, просто потому что не могу попросить Славу остановиться и переждать.
Пытаюсь вытащить свои похолодевшие пальцы из его рук, он придерживает.
Я хочу продышаться. Получается не сразу.
Возвращаюсь к его лицу с оставшимся актуальным:
– Зачем?
И вместо внятного ответа получаю закономерное:
– Так надо, Юля. Доверься. Я тебя люблю.
Я не могу сказать, что чувствую, будто приняла решение. Но Слава и не ждет однозначного согласия. В мой лоб впечатываются губы. Они прижаты долго. До момента, когда мое дыхание начинает частить.
Оторвавшись, Слава мажет взглядом по моему лицу и больше не смотрит.
Мы выходим из номера за руку. Я чувствую себя куклой. Я ни черта не понимаю.
Спускаюсь за ним.
Илья Крапивин ждет меня под лестницей. В смокинге и с бутоньеркой, которую вставить должны были в петельку Славы.
Это всё дурацкий розыгрыш? Новая проверка? Что?
Позволяю передать себя другому. Они обмениваются взглядами. Кивают друг другу. У Крапивина оказывается сильный хват. Уверенный шаг.
Он улыбается мне и дальше тянет уже за собой.
Зал встречает нас взрывом аплодисментов от людей, которых я не знаю. Никого не узнаю. Перед глазами мелькают слишком широкие, слишком белые, слишком яркие улыбки.
Уши режет громкий и неправдоподобно радостный голос свадебного распорядителя.
Я борюсь с туманом в голове и желанием защипать себя до кровавых ран. Это же сон? А как проснуться?
Слава же не мог… Меня… Отдать…
Я кручу головой. Смотрю вокруг. Узнаю подошедшего к нам Аркадия Власова с женой. Вижу Кристину. Эдуарда.
Не вижу только Славы.
Где… Слава?
Мне в руку вставляют букет, который я забыла в номере. Но мне не он нужен, а телефон. Мне надо Славе позвонить...
– Позволь, девочка моя, я сегодня выступлю в роли твоего отца? – Все мое рассеянное напрочь внимание заключается на какое-то время в одном человеке.
Аркадий спрашивает и ждет ответа с мягкой улыбкой.
Выставляет локоть, за который я должна бы ухватиться. Рукой указывает на арку.
Илья успел к ней подойти.
Смотрит на меня и снова улыбается. А я не могу в ответ. А я должна была идти к ней одна. И не к нему.
– Малыш, давай. Так сейчас надо. – Эти слова постороннего мне человека ломают здравую мысль сопротивляться.
Я веду взглядом по залу. Замираю на выгравированных на фото-зоне инициалах. Не ВЮ. Не СЮ. А ИЮ. Закрываю глаза. Я планировала не нашу свадьбу.
– Юленька, время.
Я действую на автопилоте. Оплетаю предложенный мне локоть. Мы вдвоем с Аркадием разворачиваемся.
Вздрагиваю от бесконечных вспышек фотоаппарата. Почти не чувствую, как Аркадий поглаживает мою кожу через ткань перчатки.
Смотрю на него. Он улыбается.
А в моих глазах снова мутнеет. Спрашиваю глухо:
– У него не получилось?
В ответ слышу:
– У него всё будет хорошо, Юля. А мы сейчас сделать так, чтобы хорошо было у тебя. Будь умницей.
Я опускаю взгляд и смотрю под ноги. Слезы синхронно скатываются из внутренних уголков глаз и по переносице – на пол. Следы моей слабости тут же впитывает шлейф платья.
Под венцом Аркадий Власов передает меня в руки своего племянника. В ухо вкладывает почти ласковое:
– Без глупостей, Юлечка. Это сейчас крайне важно.
Церемония начинается.
А заголовки новостных изданий тем временем начинают пестрить сенсационным: «Высший совет правосудия дал согласие на задержание одиозного судьи хозяйственного суда Вячеслава Тарнавского. Ему вменяют злоупотребления служебным положением, эпизоды получения неправомерной выгоды в обмен на постановление "нужных" судебных решений. Если обвинение будет подтверждено, судье-взяточнику светит от восьми до двенадцати лет лишения свободы».