Глава 1

Юля

Слава должен был приехать час назад, но его до сих пор нет.

Повода для сильного волнения тоже нет, но я волнуюсь так, что желудок делает кульбит за кульбитом.

Я соскучилась. Я чертовски соскучилась! Хочу посмотреть в глаза. Прижаться. Вдохнуть его. Попробовать губами кожу.

Его не было две бесконечных недели. Какой-то дурацкий международный форум бизнесправосудие. И если сначала я была рада, что он едет, под конец уже проклинала мероприятие.

– Юль, Тарнавский твой будет? – В приемную после формального стука заглядывает молодой заместитель главы аппарата суда – Марк. Я застываю посреди комнаты и киваю.

– Да. Через несколько минут.

Марк кривится и душнит:

– Там из-за вашей задержки очередь уже такая, что по коридору не пройти. Судьи злятся. Из-за твоего весь график двигается.

Я ничего не отвечаю, только сжимаю губы.

Пошел ты нахуй, Марк.

Не твое дело.

Самовыразившись, парень закрывает дверь, я отворачиваюсь и делаю несколько шагов в сторону судейского кабинета. Открываю его и оглядываю.

Все идеально. Кабинет ждет своего хозяина.

И я жду. Очень.

Еще в начале этого лета я была влюбленной в него, благодарной за спасение брата, студенткой. Он преподавал у меня этику, а я тихо вздыхала, ни на что не надеясь.

Дальше меня завербовали его враги, принудили устроиться на должность помощницы. Я должна была стать послушной крысой и помочь его подставить. Это была самая жуткая роль в моей жизни, но я не смогла бы его предать.

Мне было сложно, страшно, я под конец почти впала в отчаянье, но в одну ночь все перевернулось с ног на голову. Он стал моим первым. Он в меня втрескался. А я его никогда не разлюблю.

За свою преданность я была щедро вознаграждена. Мой приз – самый сладкий в этом мире. Его нежность, ласка, страсть. Его ночи и дни. Его наука. Его забота. Его руки и глаза. Его чувства.

Сейчас я все еще его помощница. Если сравнивать с той июньской, сегодняшняя Юля – окрепшая, обросшая толстой кожей и уверенностью в себе. Но рядом с ним – все такая же влюбленная.

А еще теперь мы вдвоем играем против его врагов.

Настроенный на него слух улавливает звук размашистых шагов еще в коридоре.

Я закрываю дверь и оборачиваюсь, чтобы в лицо ударил сначала поток воздуха вместе с тем, как он распахивает дверь, а потом исходящий от него жар.

Наши взгляды схлестываются. У меня под коленками дрожит из-за того, какой силы жажду вижу.

Сдавленно шепчу:

– Привет.

Таю мороженым на хриплом:

– Юлька…

Он шагает в приемную, но захлопнуть за спиной дверь не успевает. Я чувствую, ему похуй, что где-то там выстроилась очередь из дел, рассмотрения по которым поставлены на сегодня. Но за судейской спиной покашливает Марк и он оглядывается.

– Вячеслав Евгеньевич, как хорошо, что вы вернулись! Я говорю сторонам, что вы начинаете?

Силой отрываю себя от профиля Славу. То, как тухнет улыбка на самодовольном лице Марка – мелкой канцелярской шавки, мнящей себя будущим судьей, даже особого удовольствия не доставляет.

Все, чего я хочу, это оказаться с Тарнавским наедине. Но…

– Иди запускай.

Это моя работа, но Тарнавский приказывает Марку и тот, поджав губы с явной обидой, не смеет ослушаться.

Разворачивается, направляется прочь.

Слава хочет дернуть ручку и закрыть дверь, но тормозит, когда я мотаю головой.

Не надо. Нельзя. Мы так… Сорвемся.

Из последних сил держу себя в руках и подхожу к шкафу с мантиями, чувствуя на себе жадный-жадный взгляд.

Снимаю с вешалки одну. Стряхиваю ее. Разворачиваюсь и подхожу к своему мужчине.

Он, тем временем, продолжая жрать меня глазами, расстегивает и снимает с плеч пиджак. Бросает на диванчик. Я по-бытовому вздыхаю.

Вечно как разбросает…

Поворачивается ко мне спиной, приседает, чтобы мне удобней было накинуть мантию на плечи.

Я делаю это и мы снова оказываемся лицом к лицу.

– Спасибо, Юля, – я киваю, пытаясь сосредоточиться на пуговках, хотя внутри разгорается нетушимый пожар.

– Как дорога? – Светские беседы – это не наше, но я пробую хотя бы немного «остудить» атмосферу. Нам сейчас идти работать. Нужно протрезветь. А у меня губы печет. Руки печет. Все тело пульсирует.

Я всю последнюю неделю ночевала у него просто потому, что одной – слишком тоскливо.

Закончив с пуговицами, поднимаю взгляд и натыкаюсь на его. Он даже не пытается ничего с собой делать. Не пытается скрывать.

– Хочу тебя – пиздец.

Говорит прямо, выстреливая жаром в грудную клетку.

Смотрю за его плечо. В коридоре вроде бы никто не шастает. Сердечко колотится. Я привстаю на носочки. Кладу руки на его плечи и мажу губами по губам:

– Я тоже очень. Так скучала, Слав…

Его пальцы сильно сжимаются на талии. Я хочу нормально поцеловаться. Пьянею сильнее. Оба знаем, что нельзя.

Он из нас самый мудрый, сдержанный, хитрый, хладнокровный, но именно он и дергается на меня за поцелуем.

Я в последний момент опускаюсь на каблуки, скидываю руки и отхожу.

Где ваша выдержка, ваша честь?

А моя где?

– Идем, – не смотрю больше на него. Хватаю папку с материалами и первой выхожу из приемной.

Чувствую, как спину, ягодицы и икры сжигает голодный взгляд. Стараюсь даже бедрами не вилять, чтобы не провоцировать, но…

Мы заходим в зал судебных заседаний. Я включаю компьютер, Тарнавский занимает возвышенное место судьи.

Я сажусь рядом и из-под полуопущенных ресниц, стараясь незаметно, смотрю на него.

Челюсти сжаты. Желваки волнуются. Он… Злой. Хочу сесть на колени. Погладить. Прижаться. Никуда не спешить. Никому не отдавать. Но нельзя.

Мое «незаметно» разбивается об ответный быстрый взгляд.

Пугаюсь, хотя давно его не боюсь.

Судейский молоточек стучит. Судебное заседание начинается.

У нас таких сегодня пять. На каждое отведено полчаса. Мы задержали зал судебных заседаний уже на сорок минут.

Это полноценный переполох в мире одного маленького, но очень гордого хозяйственного суда столицы.

Только для нас подобный стресс – мелочи. Мы с Вячеславом Тарнавским любим играть в куда более острые игры.

Я механически веду протокол. Мне легко. А по Славе вижу, что ему – не очень. Он пытается слушать стороны, но нетерпение выдает быстро постукивающий по паркету каблук. Я вижу, как дергается нога даже под мантией.

Он ослабляет ворот. Взвешивает молоточек. Мне кажется, теряет нить невьебенно шикарной позиции одной из сторон. Представитель пытается вернуть себе внимание, продолжая громче.

В итоге получает только раздраженно сморщенный судейский нос и просьбу: «орать не надо только, по возможности».

Слава смотрит на говорящего мужчину так, что я бы стушевалась. И он тушуется. Действительно говорит тише. Получив внимание – почему-то не радуется, а начинает запинаться.

Судья же продолжает взвешивать в руке молоточек. Я, кажется, слышу, как напряжение начинает звенеть. Все отчетливей. Все опаснее. А потом лопается с ударом о деревянную подставку.

Я закрываю глаза, сердце вылетает.

Блять, нет, Слав…

А Тарнавский отодвигает свое кресло, захлопывает папку и встает.

– Переносим рассмотрение. Отдельно сообщим точную дату.

Стороны растерянно переглядываются. Мне хочется одновременно под землю провалиться и взлететь.

Он… Совсем нетерпеливый. И спорить с ним нет смысла.

Тоже встаю, выйдя за ним из зала судебных заседаний, натыкаюсь на растерянного Марка. Тарнавский на него не обращает внимания, а я пытаюсь чуть погасить пожар. Вкладываю в его руку ключ и произношу:

– Мы на сегодня все переносим.

То же объявляю ожидающим в коридоре адвокатам. Дальше – ускоряюсь и иду за Славой.

Иногда ненавижу его, честно. Но преимущественно с ума схожу от того, как сильно люблю.