Кладу руки на плечи. Снова глажу. Ловлю взгляд.

– Я тебя люблю.

– Ты пошла в обход, Юля.

– Я тебя очень-очень люблю.

– Ты вообще не понимаешь, что вокруг тебя разворачивается. Это тебе шуточки, что ли? Ты думаешь я просто ссыкло перестраховочное?

Мотаю головой. Нет. Я так не думаю. Ты просто тоже меня любишь и излишне бережешь.

Подныриваю и касаюсь его сжатых губ своими. Отрываюсь. Еще раз.

Он дергает голову назад. Не хочет.

Я понимаю. Принимаю. Мне обидно до боли, но он имеет право.

Снова взгляд ловлю.

– Ты делаешь для меня столько, Слав… Я хочу отвечать хотя бы чем-то значимым. – Объясняю свои мотивы максимально просто и доходчиво. Искренне. Я делаю это ради него, да. Но не потому, что считаю себя исключительной в своем деле. Это не самоуверенность. Мы будем очень-очень осторожными.

– Я говорил, что мне недостаточно?

Он груб. И тон и слова. Он все так же хочет меня размазать за самоуправство. Думаю, вполне рассматривал вариант оставить меня на Родосе.

– Не говорил. Я так чувствую.

Я изо всех сил пытаюсь сгладить, но в нем слишком много эмоций. Мужской подбородок опускается. Он смотрит вниз – на мрамор, а не на меня.

Мне страшно. Боюсь облажаться еще сильнее. Но и уняться не могу. Хочу, чтобы оттаял. Очень хочу, чтобы понял меня. Принял.

Глажу плечи. Глажу и глажу. Дышу по возможности спокойно. Жду, когда готов будет снова посмотреть.

Когда делает это – дыхание тут же сбивается. Злой еще.

Щурится.

– Я тебя им представил, чтобы если со мной что-то случится, тебя было, кому защитить. Мы с Власовым об этом договорились. Но я не думал, что ты решишь меня через Салманова взъебать, Юля.

– Это не так, Слав. Я знаю, что ты обо мне заботишься. Я тоже хочу позаботиться о тебе. О нас.

Он хмурится сильнее. Такими темпами залом между бровей станет постоянным. Я несдержано подаюсь ближе к его лицу. Ладони прижимаются к его щекам. Кожу раздражает дневная щетина. Я глажу их. Касаюсь кончиком носа его кончик. Он снова дергается назад. Его как током бьет от моей ласки. Я бью.

– Я слышала, что тебе говорил Салманов. И что ты ему говорил тоже слышала. Я правда очень сильно тебя люблю. И детей тебе рожать я тоже хочу.

Взгляд поднимается от моих губ к глазам. Я предельно серьезна. Он тоже такой.

Возможно, это неуместно, но я несмело улыбаюсь. Быстро тухну. Он серьезный. Я такая же.

– Я тебе рожу, обещаю. Если не передумаешь. Но давай сначала здесь закончим.

– Здесь закончим. Дальше что будет, по-твоему, Юль?

– Я дальше не влезу. Ты меня уволишь. Я сделаю вид, что ни черта не знаю о твоей специфике. Но здесь я обещала.

– Я тебя освободил от обещания. Прекрати.

Прямой приказ ломает волю. Он даже не представляет, как сложно с ним спорить.

– Я себя не освободила. – Произношу, возможно, даже жалостливо.

Он не сдается, но выдает усталость. Тяжело вздыхает. Смыкает веки. Качает головой.

Дальше – упирается лбом в мое плечо. Я голову наоборот запрокидываю. Стискиваю губы. Смотрю в потолок и моргаю.

Ладонь ложится на его влажный затылок. Ноша на моем плече – тяжелая-тяжелая. Но я так ее люблю... Я ее не сброшу.

Глажу. Глажу. Глажу.

Замираю. Опускаю взгляд и прижимаюсь губами над его виском.

В голове крутится целая куча слишком сладких, но абсолютно честных слов. Я пытаюсь подобрать те, которые он воспримет.

– Я у тебя дура, но упрямая, Слав.

Он не спорит. Мне даже обидно, если честно. Но…

– Не хочу, чтобы эта змея думала, что я слабачка…

На непрямое упоминание Кристины реагирует бурно. Как будто воздушным шариком сдувается. Отрывается от моего плеча и колко смотрит в лицо:

– Знаешь, что бесит больше всего, Юля? Ты же все равно по-своему сделаешь. Я могу как-угодно запрещать. Ограждать. Но вчера ты была уверена, что не вывозишь, а сегодня радостно бросаешься под поезд...

В это словах не меньше правды, чем в моих. Так и есть. Но я бросаюсь и не жалею.

– Поверь в меня, Слав... Пожалуйста. Доверься. Я тебе доверяю.

Прошу о максимально сокровенном. Он скрывает эмоции за сомкнутыми веками. Я уверена, что решиться ему сложно. Сглатывает. Снова смотрит – прямо и твердо.

– Еще один выбрык и я сдам тебе матери на хранение, Юля. – Угроза звучит очень убедительно, атмосфера в ванной не стала менее напряженной, но я почему-то улыбаюсь.

А он не кривится в ответ.

– Моей маме?

– Хуже, моей. – Улыбаюсь шире. Обнимаю за шею и касаюсь губами губ. Его – твердые, но назад уже не дергается.

Ты не пожалеешь, Слав. Обещаю.

Отрываюсь и смотрю загоревшимися глазами.

– Тогда не страшно. Майя говорила: ты из Тарнавских самый строгий.

Уголок судейских губ приподнимается в кривоватой ухмылке.

Глава 33

Юля

— Поможешь с молнией? — Задав вопрос, осторожно смотрю на Славу в отражении зеркала.

Он параллельно со мной перед другим поправляет идеально завязанный галстук.

Поворачивает голову. Я легонько улыбаюсь и показываю голый бок. Он кивает. Подходит.

Сжимает собачку и уверенным движением пальцев ведет ее вверх.

Слежу за его действиями, а потом поднимаю взгляд к своему лицу. В отражении на меня смотрит красивая девушка в платье глубокого винного цвета.

В том же платье.

— Спасибо.

На мою благодарность Слава снова отвечает сдержанным кивком. Он сегодня немногословен. Не зол, но и весельчаком я его не назову.

Его настроение я отлично чувствую и вполне понимаю. Он хотел бы продолжать держать контроль надо мной в своих руках, но ебаная малолетка с его честью на заднице рушит планы.

Неделю назад мне позвонила ассистентка Аркадия Власова, чтобы передать личное приглашение мужчины прийти к нему на ужин в честь Дня рождения.

Там будут самые близкие.

При чем тут я? Догадаться не очень сложно. Мне делают предложение зайти уже в другую комнату точно на равных. И я его принимаю.

Жизнь залетает на новый вираж. Меня теперь олигархи приглашают лично. Вот так.

Слава знает. Слава не одобряет, не согласен, не хотел бы, но и на хранении я пока всё еще у него.

— Тебе правда нравится? — Спрашиваю тихо, наблюдая за ним украдкой.

Застегнув молнию, он не отошел. Стоит сзади, горяча своим телом мою голую спину. Его рука лежит у меня на бедре залогом уверенности и нашей общности.

Он думает о чем-то, изучая меня в отражении, поэтому отвечает не сходу. Смаргивает. Прокручивает в голове вопрос.

Кивает.

— Да, правда. Тебе очень идет.

В знак благодарности я глажу его руку своей.

Я могла бы поехать по магазинам самостоятельно, найти в Инстаграме другого визажиста, чтобы максимально по-детски продемонстрировать свои «взрослость» и «состоятельность», но вместо этого попросила Славу вернуть мне то самое платье. Сделала такую же прическу и макияж. С благоданостью приняла те же украшения.

Вопрос ни тогда, ни сейчас не был в одежде. Он в самоощущении. Сейчас я ощущаю себя куда уверенней, пусть и волнуюсь.

— Передашь, пожалуйста, Миле, что я была неправа. Мне стыдно, что я так ответила на ваши с ней старания.

Взгляд Тарнавского опускается. Он хмыкает в пол. Потом смотрит мне в глаза в отражении и предлагает:

— Скажешь при случае. Ей будет приятно.

Сжимаю аккуратно очерченные красным карандашом губы из-за вспышки совсем другого волнения, но быстро расслабляю.

Даю им растянуться в улыбке. Не спрашиваю: когда? Фраза «всему свое время» обретает куда более положительное значение.

Чтобы разбушевавшаяся тут же фантазия не унесла меня слишком далеко, спрашиваю у Тарнавского намного более приземленное:

— А кто будет сегодня?

Слава снимает руку, вздохнув. Неопределенно ведет плечами и снова отходит. Я бросаю взгляд на часы. Пора бы выезжать.

— Ты у Аркаши не спрашивала разве? Я так понял, вы на короткой ноге. — Тарнавский подкалывает, делая серьезный вид. Я выстреливаю в него обиженным взглядом.