– Повторим, да?

– Никогда, – обещаю и знаю, что вру.

На самом деле, обязательно.

С помощью Славы кое-как встаю на слабые ноги. Одеваюсь на диванчике, отложив все еще влажный сатисфаер на его стол.

Слежу, как судья поправляет одежду. Берет в руки нашего нового маленького друга. Жмет кнопку на нем. Он еле слышно все же жужжит. Усмехнувшись, отключает и прячет в карман.

Застегивает мантию.

Желание вроде бы утолено, но мне кажется, что игра продолжается. Она теперь надолго с нами.

И самое ужасное, что если он придумает что-то еще – я тоже соглашусь.

– А если я предложу тебе пойти в заседание с какой-нибудь вибропулей в заднице? – Эмоций во мне скопилось столько, что одним сексом их не выплеснуть. Поэтому я несу чушь, зная, что ничего мне за это не будет.

Тарнавский усмехается. Подходит. Приседает на корточки у моих ног и как-то по-особенному трогательно целует в коленку. Благодарит. За удовольствие. За доверие.

Я отвечаю тем же — накрываю его кисть и глажу.

Я уверена: его тоже переполняют эмоции. Но настрой в очередной раз признаться в безграничной любви сбивает его наглое:

– Моя задница неприкосновенна в силу закона, Юлия Александровна. А для вашей я что-нибудь обязательно найду. Ты отошла чуть-чуть?

Киваю.

– Тогда пошли. У нас еще три заседания.

Прим. автора:

ВСП — Высший совет правосудия (орган государственной власти, в компетенцию которого в частности входит рассмотрение дел о привлечении к дисциплинарной ответственности судей за нарушение судейской этики).

Глава 39

Юля

Наш длинный-длинный день все никак не закончится. Спать хочется ужасно, но сон-то как раз и не идет.

Мы со Славой давно дома. У него. Но по ощущениям давно уже как будто у нас.

Я лежу, свернувшись клубком, у него под боком, пока бесконечно занятой судья настукивает, не глядя, по клавиатуре ноутбука.

Не знаю, как у него до сих пор работает мозг. У меня вообще ноль сил, а он упёрто делает драфт будущего судебного решения.

На часах всего одиннадцать. По меркам последних дней мы оказались дома даже рано, но меня конкретно сморило.

Стук по клавиатуре прекращается. Я смотрю вверх украдкой. Он хмурится и скользит взглядом по строчкам. Перечитывает.

Освободившаяся рука ложится на мои волосы. Слава гладит меня несколько раз. Я мурчу довольной кошкой, о которой вспомнил хозяин.

Даже поверить сложно, что сегодня мы с ним играли в интимные игры публично. Кажется, что с того судебного заседания прошло полжизни.

Я перестаю чувствовать тяжесть руки. Снова закрываю глаза. А он возвращается к клавиатуре и опять по ней стучит.

Трудяга. Не то, что его помощница.

Меня время от времени уносит в полусон. Но язык не ворочается, тело тоже ленивое-ленивое. Нет ни сил, ни желания предлагать Славе расстелить кровать. Даже спросить, сколько еще он будет работать, не могу.

Все, на что меня хватает, это заторможенные фантазии.

Возвращаюсь в пережитый день… Улыбаюсь невзначай. Вдруг думаю… А я ведь даже на секунду не предположила, что это может быть кольцо. И не расстроилась, что не оно.

А если все же представить…

Почему-то для меня вид Тарнавского, опустившегося на одно колено – это что-то за гранью фантастики. Я не хотела бы. Даже смешно как-то.

Представив его излишне (на мой вкус) романтичным, не могу сдержаться – хихикаю.

Стук клавиатуры снова прекращается.

Открываю один глаз. Тарнавский смотрит вниз – на меня.

– Я думал спишь.

– Представляю тебя на коленях.

Усмехается. Касается подушечками пальцев щеки. Съезжает по скуле к уголку губ. Обводит их.

– Извращенка.

Заставляет улыбнуться в ответ. От него "извращенка" звучит как топовый комплимент.

Но я все равно делаю вид, что обижаюсь. Отбрасываю его руку. Фыркаю. Отворачиваюсь. Упираюсь локтями о покрывало и отползаю.

Слышу, как захлопывается крышка ноутбука и он становится на пол. Оглядываюсь.

Тарнавский тянется за мной и сжимает талию.

Сил нет, да, Юль? Чтобы трахаться всегда находятся.

Я брыкаюсь. Устраиваю маленькую схватку.

Требую:

– Пусти… Да отстань ты… Ну Сла-а-а-ав!!!

Но это не работает.

Он переворачивает меня обратно на спину. Тянет вниз пижамные шорты вместе с бельем. Сжимает коленные чашечки и разводит мои ноги в стороны.

Сам стоит на кровати на коленях. Смотрит сначала туда. Потом мне в глаза.

– Ты работал, – напоминаю, зная, что бессмысленно. У самой уже кровь вскипает. Глаза говорят: да. Я хочу. Он больше доверяет глазам чем языку.

– На коленях, значит?

Прикусываю язык и закрываю глаза, чувствуя, как дорожка поцелуев спускается от колена вниз по бедру.

Сначала Слава просто целует меня между ног. Играется. Дразнит. Щекочет. Потом я чувствую уже язык.

Мужские пальцы давят на колени, я развожу их шире.

Тянусь к его волосам. Зарываюсь. Выдыхаю сладкий стон, эгоистично наслаждаясь игрой в одни ворота. В мои. Первые несколько минут мне просто хорошо. Но чем дальше – тем ощутимей от накатывающего волнами удовольствия мышцы натягиваются канатами. Носочки на ногах вытягиваются. Икры сводит. Спина изгибается дугой.

Мужской язык движется настойчивее и быстрее. Я получаю оргазм неожиданно скоро – даже без проникновений.

Выгибаюсь и со свистом цежу воздух. Дальше чувствую, как влажные губы снова ползут по бедру к коленке. Слава сводит мои ноги и позволяет подтянуть их к груди. Я снова сворачиваюсь клубком на боку, словно охраняя ото всех сокровенные сокращения.

Слава целует в татуировку. Командует:

– Спи. Я в гостиной поработаю.

Встает с кровати. Берет с пола ноутбук. Пока идет к двери – я неотрывно смотрю на ясно очерченный стояк под домашними штанами. Хочу назад позвать. Сделать ему так же приятно, но сил снова нет.

Выходя, Слава гасит свет. Вокруг становится темнота и тихо.

Я надеваю белье, забираюсь под одеяло. Кожу на бедрах немного стягивает сочетание смазки и слюны, но мне даже нравится.

Он не брал с собой сигареты. Это хорошо. Я этому рада. Мне кажется, мы смогли поймать баланс между нашими отношениями, работой, интригами, который не нужно поддерживать ни табаком, ни глицином.

Я потихоньку начинаю уплывать, но из дремы вырывает яркий свет и вибрация. Вздрагиваю. Хватаю свой телефон и смотрю на экран.

Чувство такое, что в вену вкололи чистый кофеин. Я почти не соображаю, но сердце сходит с ума.

А на экране горит совсем неожиданное: «Лиза».

Стыдом и страхом на голову обрушивается дневная переписка с Матвеем. Я о ней совсем забыла. О подруге. Обо всем. Не написала. Не узнала. Не волновалась даже. А когда вспомнила бы?

Мне страшно. Я не готова к разговору, но знаю, что просто так почти ночью Лиза бы меня не набирала.

Поэтому принимаю звонок. Подношу к уху.

– Алло, – сама знаю, что голос звучит глухо. Но тревожит не это, а пауза. Ты позвонила, чтобы молчать, Лиз? Скажи мне, что с тобой? – Я слушаю, Лиза.

– Это не Лиза, Юля. Это ее отец. Лиза в больницу попала.

***

Моя отстраненность в отношениях с Лизой разбивается вдребезги о реальность, в которой мне не всё равно.

Нашей дружбы даже случиться не должно было. Я уверена: это понимаю и я, и она. Так же я уверена, что мы обе в какой-то мере жалеем, что зачем-то пересеклись взглядами, улыбнулись и дали друг другу шанс.

Но это уже случилось. Дружба уже случилась. И если ее разрушить у нас получилось, то близость – нет.

Там, где мне казалось, что я строю для себя надежные стены, ограждаясь, в реальности я рыла глубокую яму.

Теперь лечу в нее кубарем.

После звонка Смолина я даже толком объяснить Славе, что происходит, не могу. Меня душат и вырываются всхлипами слезы. Я захлебываюсь в вине, стыде и боли. Пытаюсь попасть ногой в штанину джинс и не могу с первого раза.