— Не кори себя. Так было нужно. Здесь каждый готов умереть за тебя. Все они верят, что ты избран спасти то, что им дорого. После твоей жизни наиболее ценной становится моя. Только мы вдвоем сможем спасти этот мир. Жизни остальных не важны, — негромко произнес подошедший имперец — без капли гордыни, просто констатируя тот долг, что им суждено исполнить.

— Сильные слова для гладиатора, выступающего на потеху рою, — холодно ответил Итан, тем не менее понимая, что консул прав.

Аурлиец смотрел, как Кара опустилась на колени перед головой скорпиона. По ее запачканной песком щеке стекала слеза. Смотрел, как в ужасе дрожит Таунсен. Оглядевшись, Кэр убедился, что младший офицер остался последним моряком из той части его команды, что отправилась в столицу империи вместе с Клетисом. Тогда все они думали, что выиграли счастливый билет. Среди выживших числился еще один гвардеец, но бедолага явно сошел с ума и не говорил ни с кем с тех пор, как они попали в город роя.

Стражники окружили победителей. Один из них подошел к неподвижно лежащему Га — либу. Оглядев тело, он обнажил меч. Аурлиец бросился в их сторону, но его остановил Клетис. Меч уже был занесен над шеей каннибала, когда из его горла вырвался поток крови и он закашлялся. Стражник замер и, посмотрев на остальных гладиаторов, кивком головы разрешил им забрать товарища.

Их уход с арены сопровождался бурными овациями толпы. Хориву приходилось поддерживать Кару, руки которой так и не перестали дрожать. Бойцы шли, не оборачиваясь, и не видели, как из головы скорпиона появилось острие меча. Исчезнув на мгновение, он появился вновь. Так повторялось до тех пор, пока хитиновый покров наконец не надорвался. Разрывая себе дорогу, на волю пробирался Эйден Мерфи. Представ перед публикой с ног до головы облитый слюнями твари, он сжимал в руке оставленный Га-либом меч. Покачиваясь, он вышел на песок. Небывалый звук ликующей толпы заставил обернуться покидающих песок арены гладиаторов.

Эйден откинул ненужный теперь меч в сторону и на подгибающихся ногах направился в сторону товарищей. В этот момент Итан понял, что толпа полюбила мистера Мерфи. Теперь их провожал грохот восхищения двойной силы, хотя, казалось, это уже было невозможно. Дуэлянт медленно добрался до опешивших товарищей.

— Не лучший день в моей жизни, — улыбнулся Эйден, стирая с лица слизь.

Он постарался отыскать в толпе друзей Кару, но взгляд категорически отказывался фокусироваться. Гестале сейчас больше всего на свете хотелось подбежать и обнять аурлийца, но ее остановил взгляд консула. Она все еще принадлежала ему и по законам империи не могла поставить его в неловкое положение. Ее жизнь была полностью в руках Клетиса. Стоило ей открыто проявить симпатию к аурлийцу, и консул имел бы полное право его убить. Мистер Мерфи тем не менее наконец нашел ее среди остальных и долго не сводил с гесталы глаз, что не могло остаться незамеченным для внимательного имперца. Кэр хотел помочь Эйдену идти, но Тхорн его остановил.

— Сейчас он любимец толпы. Человек должен дойти сам, — сказал орк.

Эйден перевел на него полный сомнения взгляд, но все же пошел самостоятельно. Подавленный отряд, пусть и слегка воодушевленный воскрешением товарища, вернулся к своим жилищам. Сегодня никто из них разговаривать не хотел. Каждый забрался в свою нору, пытаясь отогнать от себя мысль, что все они рано или поздно умрут в этой дыре и никто даже не узнает о том, как тщетно они цеплялись за жизнь.

— Теперь ты можешь сказать, что обычно происходит на третьем этапе? — спросил Хорив, когда они все вместе собрались во дворе на следующий день.

— Откуда мне знать? Думаешь, я мог подумать, что они выпустят против нас эту тварь? — ответил вопросом на вопрос Тхорн.

— В прошлый раз ты оказался прав, — сказал капитан Хольт, который, судя по интонации, вовсе не был рад тому, что предсказания орка сбываются.

— Я могу только гадать, — попытался отмахнуться Тхорн.

— Скажи им. Они заслуживают знать. Возможно, они захотят провести эту неделю как-то иначе, — неожиданно перебил его Клетис, которому орк о своих соображениях уже, разумеется, доложил.

Дункан даже присвистнул в ожидании того, что же такого ужасного боится сообщить им ветеран множества гладиаторских боев.

— Толпа узнала нас. Увидела, кто на что способен. Я уже говорил, что она похожа на живой организм. Как и любое другое существо она испытывает особое чувство скрытого восхищения перед ужасом и болью. Болью не только физической, но и внутренней. Для толпы нет лучшего зрелища, как наблюдать за тем, как скрещивают мечи те гладиаторы, чья история им известна и чье прошлое переплетено не одной совместно одержанной победой, — орк старался говорит медлено, чтобы остальные самостоятельно поняли ту мысль, что он хотел донести, но не решался сказать им открыто.

Повисла тишина. Чтобы ее нарушить, мистер Грин заставил себя снова присвистнуть. Его рука уже была в порядке. Ингрид вновь приоткрыла в себе дар Гаетейн и все утро провела, заботясь о раненых. Га-либ тоже пришел в себя и, услышав предсказание орка, оскалился в ожидании грядущего. Местная пища творила настоящие чудеса, обладая потрясающими лечебными свойствами. Уверенно ходить он тем не менее еще не мог, отчего при передвижении ему приходилось опираться о стены.

Итан увидел, как побледнел Хорив. Юноша совершенно точно пожалел о заданном им вопросе. У многих в глазах появился тот самый блеск, который Кэр заметил на лицах противников во время их первого сражения на арене.

— Нам придется договориться. Если Тхорн прав, отныне каждый сам за себя. Никто не должен осуждать другого за попытку сохранить свою жизнь. Как и прежде, условие лишь одно. Тот, кто окажется напротив него, должен принести свою жизнь в жертву, — палец консула указывал на Итана.

— Я против. У всех должны быть равные шансы, — возмутился аурлиец, понимая, что переубедить друзей ему уже не удастся.

— Нет. Имперец прав. Тот, кому не повезет выступить против Кэра, обязан уступить свое право на жизнь, — поддержал Клетиса капитан Хольт.

Его примеру последовали мистер Норрингтон и Дункан. Остальные восприняли эту идею с меньшим энтузиазмом, но спорить не стали. Каждый из них имел в этом мире имел нечто, за что стоит бороться, и никто, кроме Кэра, не мог предоставить такого шанса на успех.

Следующая неделя стала настоящим кошмаром. Тхорну верили и одновременно не любили за его прозорливость. Пока он еще ни разу не ошибся. Между собой пленники стали общаться только по особой необходимости. Они молча изучали друг друга, пытаясь представить, как повернется судьба, если придется столкнуться именно с ним.

Это напоминало Итану время, когда лишенные воды и еды путники сходили с ума под жарким солнцем пустыни. Тогда всем тоже казалось, что друзей среди них больше не осталось. Он пересчитал тех, кому все еще удавалось числиться в списках живых. Шестнадцать представителей разных народов, доказавших, что они способны существовать между собой в мире и понимании, ждали, когда их заставят повернуть оружие против своего товарища. Кэр старался не думать о том, что в лучшем из исходов он в скором времени потеряет восьмерых из тех, за кого с радостью отдал бы собственную жизнь.

Когда за ними пришли в следующий раз, все уже были готовы. Стражники выстроили их в один ряд и какое-то время молча наблюдали за пленниками, дожидаясь своего офицера. Спустя тянувшуюся несколько минут вечность на тренировочное поле вошел воин в белом халате. Он неторопливо прошелся вдоль ряда, заглядывая гладиаторам в лица, и далеко не каждый оказался способен выдержать взгляд его желтых глаз.

Покончив с осмотром, он отошел на несколько шагов назад. Его палец взмыл вверх и указал на Ореста. Двое стражников тут же подбежали к зворгу и вывели его вперед. Итан прикрыл глаза. Орк снова оказался прав. Не опуская пальца, офицер повел рукой влево и остановился на Га-либе. Быстро осознав, как работает принцип, каннибал сделал несколько шагов вперед и встал рядом с Орестом.